Соломон Косукхин, модель бис

Итак, вот в чем величайшее искусство: добиться, чтобы в фанфарах успеха зазвучала нота катастрофы, чтобы те, кто пользуется его плодами, в то же время трепетали перед ним; пробудить страх перед свершившимся событием, увеличить кривую перехода до степени замедления прогресса, обесцветить эту зарю, обличить и отбросить крайности энтузиазма, срезать острые углы и когти, обложить торжество победы ватой, плотно закутать право, завернуть народ-гигант во фланель и немедленно уложить его в постель, посадить на диету этот избыток здоровья, прописать Геркулесу режим выздоравливающего, растворить важное событие в мелких повседневных делах, предложить этот разбавленный лекарственной настойкой нектар умам, жаждущим идеала, принять предосторожности против слишком большого успеха, надеть на революцию абажур.

В своем ответе троцкистскому догматику Марку Васильеву я написал, что остальные отклики на «Мировую революцию-2» — «беспартийные»[1]. Это касается, разумеется, и отклика Анны Очкиной. Но в данном случае необходимо сделать важное уточнение. Отклик Очкиной — не просто беспартийный, а беспартийный в том, худшем, смысле этого слова, в каком его употреблял Ленин: то есть обывательский, мелкобуржуазно-трусливый, катедер-социалистический. Называя вещи своими именами, это вражеский отклик, отклик человека с той стороны баррикад, человека, которому наплевать на миллионы смертей при капитализме, развернутые империализмом войны, трагедию собственной страны — поскольку ее лично, Очкину, это напрямую не коснулось: она не голодает, ее дети не убиты, не проданы в бордели и т.п.

Честно говоря, такого я от Очкиной не ожидал. А должен был.

Наша цель — коммунизм. А ваша?

Начну с того, что Очкиной не нравится «сам принцип целеполагания, положенный (так у Очкиной: «полагания, положенный». — А.Т.) в основу концепции А. Тарасова»[2]. Вообще-то с целеполаганием у меня всё ясно. Цель для меня — это, естественно, коммунизм (социализм), но поскольку эту цель невозможно воплотить в жизнь, не уничтожив капитализм, первой (ближайшей) стратегической целью является уничтожение капитализма. Судя по панегирикам «развитому капитализму» ниже в статье[3], Очкину это не устраивает. Но она не может сказать об этом открыто в левой аудитории и рассчитывать, что после такого ее по-прежнему будут считать «своей».

Поэтому она делает вид, что не понимает, что у меня написано. Или сама убеждает себя (известный психологический механизм), что у меня написано не то, что там действительно написано, а нечто, что она может — примитивизировав и извратив — оспорить. С якобы левых позиций. Наконец, есть еще одна вероятность (унизительная для умственных способностей кандидата и в ближайшем будущем доктора наук Очкиной): она действительно просто не понимает написанное. Очкина утверждает, что я противопоставляю «буржуазные и антибуржуазные социальные отношения так, как будто они существуют действительно в чистом виде и в чистом виде механистически противостоят друг другу»[4]. И далее: «Александр Тарасов очерчивает географические границы буржуазного и антибуржуазного мира или, точнее, их культурно-национально-географические границы»[5]. Ничего подобного. Это всё — буржуазный мир. В моей статье это сказано предельно четко. Там нет ни малейших намеков на существование какого-то иного, социалистического, мира. И вся разница в том, где в этом буржуазном мире могут найтись массовые отряды для борьбы, а где — нет. Поэтому всё, что далее пишет Очкина, — не о моем тексте, а о чем-то своем.

По этой причине нелеп и вывод из данного абзаца: «Тарасов говорит об антибуржуазных революциях как необходимых прелюдиях революций социалистических, но процессы, которые, по его мнению, необходимо для свершения таких революций инициировать, никоим образом не формируют и объективно не могут сформировать базу социалистических революций — экономическую, социальную, культурную»[6]. Во-первых, я не полагаю, что эти процессы «надо инициировать». Я полагаю, что они либо будут протекать (в том или ином виде), либо нет. В первом случае у левых есть определенные перспективы, во втором — нет. К левым нашей страны (даже и к настоящим левым, а не таким, как Очкина) это, кстати, вообще не имеет никакого отношения. Почему — об этом в статье четко сказано. Во-вторых, суперэтатистские революции — это вовсе не прелюдии. Это самостоятельный исторический этап. Если Очкина считает это «прелюдиями», она возвращается к иллюзиям начала прошлого века. Мне с этим даже спорить скучно. Видимо, никаких выводов из опыта XX века Очкиной не сделано. В-третьих, этот этап и не должен формировать «базу социалистических революций». По тем самым причинам, которые указаны в статье. Кстати, социалистическая революция может быть только одна — всемирная. То есть Очкина опять пишет о чем-то своем, что к моему тексту отношения не имеет.

Читаем у Очкиной далее: «Свободного, развитого, социально активного субъекта мы тоже получить не сможем, учитывая процесс формирования этих обществ. Небуржуазность созданных обществ будет обеспечиваться, вероятно, государственной собственностью и… чем еще? Особым мобилизационным строем? Идеологией? Ограничением потребления? Прямым отрицанием в повседневной жизни всего, что связано с буржуазным Западом? Каковы будут реальные социальные механизмы формирования и отбора этих новых форм в экономике, культуре, новых типов общественного сознания, социальных практик?»[7] Начнем вот с чего: откуда Очкина знает, что «мы получить не сможем»? (Кстати, не «мы» — к России, как уже говорилось, это отношения не имеет; кроме того, я решительно возражаю против попытки Очкиной объединить меня с ней в одну компанию!) Почему она сразу наклеивает ярлыки? Является ли, кстати, она сама «свободным, развитым, социально активным субъектом»? А ведь только такой субъект, находящийся именно на такой стадии развития, может решать, являются ли остальные таковыми. По моему скромному мнению (сложившемуся, в частности, в результате наблюдения за полемикой на сайте Рабкор.ру, в которой Очкина принимала самое активное участие), она таким субъектом не является. Являлись ли люди, прямо вовлеченные в революционный процесс в 10–20-е годы XX века в России, 50–60-е на Кубе, 60–80-е в Никарагуа, «свободными, развитыми, социально активными субъектами»? На этот счет могут быть разные точки зрения. Полагаю, они у нас с Очкиной не совпадут, так как мы, судя по всему, по-разному понимаем, что такое «свободный», что такое «развитый» и что такое «социально активный». И то, что понимает под «свободным субъектом» Очкина, — лично мне глубоко противно.

Выступать с указаниями в адрес будущих антибуржуазных революционных режимов, как именно они должны обеспечивать свою антибуржуазность, можно, только страдая манией величия. Мы по сравнению с этими будущими режимами — пустое место. Они сами, без нас, если захотят выжить, найдут такие механизмы. Возможно, путем проб и ошибок. Вероятно, используя всё, о чем написала Очкина. И не только это. Но сейчас «возражения» Очкиной выглядят точь-в-точь как возражения против возможности человека летать, высказывавшиеся до начала эпохи воздухоплавания.

В чем Очкина права — так это в том, что речь у меня не идет о замене «буржуазного строя строем более прогрессивным». Устал уже повторять: суперэтатизм (этатизм-III) — строй, парный капитализму, альтернатива в прямом смысле слова. То есть он не лучше. Просто он может — в силу отсутствия частной собственности и порождаемых ею общественных феноменов (включая социально- и индивидуально-психологические) — дать возможность заложить основы для развития будущих небуржуазных, неиндивидуалистических, нехищнических, неэгоистических социальных отношений и соответствующей социальной (и индивидуальной) психологии. При капитализме это невозможно. Там господствующие капиталистические, частнособственнические отношения ежесекундно порождают и поддерживают буржуазные социальные отношения и соответствующие им социальную и индивидуальную психологии. Вот и всё.

Чтобы убедиться в последнем, достаточно оглянуться вокруг себя.

При этом — подчеркиваю — именно может дать возможность. А может и не дать. Это зависит от субъективного фактора. То есть от того, какие именно силы стоят во главе суперэтатистского государства и на какие общественные силы они опираются. А также от того, насколько твердо и последовательно они проводят свою политику (если эти силы — революционные) и насколько успешно они изолируют и подавляют враждебные силы внутри страны. В течение всего XX века роль субъективного фактора в революционной борьбе постоянно возрастала. В случае с революционным суперэтатистским режимом этот рост достигает максимума.

И именно поэтому для этих будущих режимов будет безумно ценен опыт предыдущих суперэтатистских революций — именно как опыт негативный. Разумеется, тому, кто захочет обязательно наступить на грабли, как только он их увидит, запретить это невозможно. Но Очкина почему-то полагает, что это желание присутствует у всех. Простите, Анна, это ваше внутреннее убеждение требует научного доказательства.

Далее Очкина пишет: «Истинно антибуржуазные элементы возникали внутри капитализма и продолжают внутри него существовать в противоборстве с элементами буржуазными. Именно капитализм развитием производительных сил и созданием необходимого для этого массового интеллектуального и духовного производства создает почву для создания подлинно антибуржуазных социальных отношений и, что много важнее, для формирования антибуржуазного социального субъекта»[8]. Обратите внимание: здесь Очкина совершенно верно употребляет прилагательное «антибуржуазный», а не прилагательное «социалистический». Антибуржуазность бывает разная. Добуржуазная, в частности, стремящаяся к восстановлению докапиталистических отношений. Внеполитическая (и по большому счету внесоциальная), ориентированная на эскапизм, на бегство из буржуазного общества, например, в экзотические религии или наркотический «параллельный мир». Мелкобуржуазно-бунтарская (анархическая). А нам нужна именно социалистическая. Для этого нужны благоприятные условия. Их невозможно обеспечить путем частных улучшений буржуазного общества именно потому, что эти улучшения частные. Для этого нужно тотальное изменение. Нового человека — человека, который сможет совершить социалистическую революцию и затем жить в социалистическом обществе, — нужно старательно и целенаправленно выращивать.

Анна, вы же сами затем в следующих двух абзацах это подтверждаете. И употребляете верное выражение: «искажение личности». Именно. Буржуазная личность есть личность — с социалистической точки зрения — искаженная. Она не может совершить социалистическую революцию и даже просто жить при социализме.

То есть ваше отрицание антибуржуазных (вынужденно — вопреки всем нашим желаниям — суперэтатистских) революций превращается в апологию капитализма. А капитализм (это вы и сами, судя по написанному, понимаете) не дает возможности сформироваться социалистической психологии и социалистической личности. Следовательно, перед нами — тупик: для того, чтобы совершить успешную (то есть такую, которая приведет к социализму) социалистическую революцию, нужны социалистические личности, а для того, чтобы такие личности (не в виде редких исключений) сформировались, нужно, чтобы уже произошла успешная социалистическая революция и возникло социалистическое общество.

Если всё так, мой вам совет: пойдите и повесьтесь.

Да здравствуют советские интеллектуалы — самые проституированные интеллектуалы в мире!

Но вместо того, чтобы занять принципиальную с точки зрения морали позицию и повеситься, Очкина переходит к схоластическим, пустопорожним рассуждениям: «То, что на макроуровне … выступает как противоречие между производительными силами и производственными отношениями, на микроуровне выступает неразрешимым внутренним противоречием индивидуальной жизни. Это противоречие может сломить личность, сделав ее безнадежно буржуазной, навсегда удержав ее в узких пределах частной жизни и частных интересов, сделав производителем ложных духовных “благ” и потребителем ложной культуры. Но, выстояв и устояв, вырвавшись индивидуально за пределы, положенные капиталистическим производством, через производство подлинных духовных продуктов или через подлинно общественное, а не ограниченное частное существование, личность может стать подлинным антибуржуазным субъектом»[9]. Пустопорожними я назвал эти рассуждения вот почему: то, что Очкина называет «неразрешимыми внутренними противоречиями индивидуальной жизни», вовсе не является отражением на индивидуальном уровне «противоречия между производительными силами и производственными отношениями».

Начнем с того, что такого противоречия вообще нет в природе. Бывает противоречие между уровнем развития производительных сил и производственных отношений.

Да-да, я знаю, что в Советском Союзе именно таким глупостям, которые вы, Анна, повторяете, и учили. Но я, честно говоря, надеялся, что Бузгалин на экономическом факультете МГУ такому не учил. Очередной раз убеждаюсь, что думал о Бузгалине лучше, чем следовало бы. Неужели Бузгалин не говорил вам, что производительные силы и производственные отношения можно разделить лишь в абстракции, что производственные отношения являются по сути не более чем социальной формой производительных сил и потому не могут выступать в качестве самостоятельной стороны действительного противоречия? Что когда мы говорим о противоречии между уровнем развития производительных сил и производственных отношений, мы имеем в виду лишь то, что производственные отношения, как прямо связанные с надстройкой, именно в этой связке отстают (как обычно) от уровня развития производительных сил? То есть что именно надстройка (неизбежно намертво привязанная к производственным отношениям) не успевает отобразить реальные изменения, изменения в уровне развития производительных сил, которые де-факто произошли, но де-юре еще не отражены в производственных отношениях? Похоже, ни черта наши советские профессора политэкономии не понимали и не понимают в марксизме. И это непонимание искусно маскировали и маскируют копанием в деталях. Деталями всегда легче заниматься.

Давно уже понимаю, что советскую систему образования, без особых изменений унаследованную от дореволюционной России — то есть буржуазную, нацеленную на решение задач буржуазной революции (индустриализацию, в первую очередь), — необходимо не оплакивать и не «восстанавливать» после антибуржуазной революции, а выкинуть на «свалку истории». Вместе с ее преподавателями. Спасибо, что вы укрепили меня в этом понимании.

Анна, если бы в реальности существовал тот самый постоянный конфликт между производительными силами и производственными отношениями при капитализме, о котором вы написали, то капитализм не просто жил бы в условиях хронической, непреходящей, каждодневной открытой социальной революции, но и просто функционировать бы не смог!

А если бы такое противоречие реально существовало — в преобразованном виде — «на микроуровне» и было действительно «неразрешимым внутренним противоречием индивидуальной жизни», у нас в обществе не было бы никого, кроме тяжелейших шизофреников! И сам персонал психбольниц тоже состоял бы из тяжелейших шизофреников.

Такие красивые, но совершенно бессмысленные слова, Анна, годны для современных диссертаций (там какая угодно галиматья приветствуется). Но будьте добры, в серьезной полемике по серьезным вопросам давайте без диссертационного бреда.

Все эти словеса («выстояв и устояв, вырвавшись индивидуально за пределы» и т.п.) хороши для выступления с трибуны на конференциях с последующим фуршетом, но не имеют к реальности ни малейшего отношения. Поскольку требуют, чтобы индивидуумы массово находились на уровне умственного и волевого развития Маркса, Энгельса, Ленина, Троцкого и Дзержинского. Это — нонсенс.

«Белый человек» Очкина против дикарей из «недоразвитых стран»

Очкина спрашивает меня: а как это «такая анти- или постбуржуазная культура и соответствующая ей личность (ох, ох, Анна, опять вы за свое: не личность, а личности — несомненно, там будут и совсем другие личности, заслуживающие прямого физического уничтожения. — А.Т.) могут сформироваться вне развитого капитализма»?[10] Так в том-то и дело, Анна, что именно в развитом капитализме они сформироваться и не могут. По многим причинам: начиная с более изощренного контроля (в джунглях нет видеокамер на каждой пальме) и кончая — что важнее — куда более низким уровнем социального расслоения и социального гнета. Говоря проще, от добра добра не ищут. Поэтому столь милые вам такие культурные и вежливые получатели благ (жители «первого мира») не будут сами себя лишать благ. Кроме разве что отдельных крайне немногочисленных фанатиков. А если вы думаете по-другому, то это, Анна, идеализм. И тогда нам и спорить не о чем. Ибо мы в основах не сходимся.

Подобно троцкистскому догматику Васильеву, которому я уже отвечал[11], Очкина тяжело ушиблена советским опытом и свято убеждена, что мы все — дебилы и из опыта СССР выводы сделать не можем. Поэтому она пишет: «Суперэтатизм Советского Союза сформировал относительно высокий уровень социальных потребностей, но социально активного субъекта сформировать не смог»[12]. Анна, да перестаньте вы оглядываться на знакомый вам советский опыт! СССР со времени термидорианского переворота 1927—1937 годов — это враг, контрреволюционное государство. С какого это перепуга революционные силы должны копировать опыт контрреволюционного государства?

Из нашего отечественного опыта может пригодиться — а может и не пригодиться (в силу давности и тому подобного, не надо обольщаться) — лишь то, что относится к стадии дотермидорианской, очень короткой и ранней и, возможно, исключительно то, что надо будет изучать для предотвращения Термидора. Это — политически. Опыт «военного коммунизма» и нэпа — с целью изучения предела возможностей «кавалерийской атаки» на капиталистические экономические механизмы и предела возможных уступок капиталистическим экономическим механизмам. Это — экономически. И, наконец, опыт культурной революции и дотермидорианский опыт создания и насаждения новой культуры. Это — культурно-идеологически.

Анна, поймите, ваша пустопорожняя болтовня о невозможности «возникновения внутри таких движений (новых антибуржуазных движений в странах периферии. — А.Т.) активного социального субъекта, способного к решению не только масштабных, но и многоплановых социальных задач. Не только задач завоевания власти и упрочения определенного социально-экономического порядка, но и задач социального творчества»[13] вызывает у меня приступ рвоты. Это — язык благополучных советских профессоров «марксизма-ленинизма», продажных болтунов и политических содержанок. Я этими словесами обкормлен в советский период. Избавьте меня от необходимости слушать этот демагогический бред в постсоветский! Что такое «социальное творчество» в отрыве от политической борьбы и социально-экономических преобразований? Не бывает такого творчества! Именно политическая борьба («завоевание власти») и социально-экономические преобразования («упрочение определенного социально-экономического порядка») и есть такое социальное творчество! Всё остальное — профессорская классово-сословная демагогия, презрительно третирующая тех, кто в буржуазном обществе стоит на более низких ступенях социальной лестницы и оттого-де, в отличие от вас, профессоров, якобы не способен к «социальному творчеству». Простите, к социальному творчеству как раз профессора-то и не способны. Это наглядно и неопровержимо показал опыт 1917 года в России, опыт 1958—1959 годов на Кубе и опыт всех аналогичных революций. Вы еще про «философский пароход» поплачьте!

Я поражен (как и в случае с Васильевым) расистским, европеоцентристским, презрительно-культуртрегерским отношением Очкной к народам «третьего мира» и к тому, что она назвала «очагами сопротивления». Их, говорит она, надо бы поддерживать и использовать (а! каково! Анна, а если бы вас кто-то захотел именно использовать — то есть отнесся бы к вам как к вещи, — как бы вы на это отреагировали?), но главное, с ее точки зрения — это «социальные движения вообще и “антиглобализм” в частности» в «первом мире»[14]. Анна, какие, к черту, «социальные движения»? О чем вы? Какие «локальные сопротивления»? Пример хоть один приведите! Нельзя же до такой степени отрываться от реальности!

Вот в странах «третьего мира» — действительно, социальные движения. В Боливии, Эквадоре, Венесуэле, Бразилии они привели к власти новые режимы (при этом старые левые партии оказались либо в хвосте событий, либо напрямую противодействовали этим новым социальным движениям). Вы — в вашем расистском и классово-сословном презрении — просто игнорируете реальность. Вы, наверное, думаете, что новые социальные движения — это такое приложение к буржуазной представительной демократии. А что вы знаете о том, как эти движения сменили власть в Боливии? В Эквадоре? Что вы знаете про февральскую резню 2003 года, устроенную по приказу президента Лосады? Про расстрел 30-тысячного марша на Ла-Пас 19 сентября того же года? Про бойню в Эль-Альто? Про ответный поход шахтеров на столицу и уличные бои с десятками убитых и сотнями раненых? И т.д. Впрочем, вам, конечно, и не хочется ничего об этом знать. Зачем? Это же какие-то «неразвитые», «дикие» коколерос и шахтеры. Говорящие на «недоразвитых» индейских языках. Они же не кандидаты философских наук. А кандидаты философских наук (собственно, доктора философии, а также экономики и юриспруденции) заседали в парламенте — и вместе с ним бегали от «грязных» коколерос и шахтеров из одного города в другой, спасаясь от народного гнева. Многие, кстати, в конце концов добежали до Майами. Точь-в-точь, как их кубинские коллеги за 40 лет до того.

Вот это — социальное творчество. А вы, похоже, думаете, что социальное творчество — это профессорские посиделки в душных залах с обязательным фуршетом в конце. А между тем это и не социальное, и не творчество. Это — давно устаревшая форма общения членов профсоюза проституток умственного труда.

Конечно, латиноамериканские социальные движения действуют в основном методом проб и ошибок. Конечно, это не лучший метод, конечно, лучше бы иметь «на руках» детально разработанную и хорошо работающую революционную теорию. Но только у шахтеров, крестьян, бездомных и безработных нет возможности спокойно заниматься разработкой такой теории: им приходится каждый день думать (и что-то делать) для того, чтобы буквально завтра не умереть с голоду. И у них нет соответствующего (а часто — вообще никакого) образования. А вот те, у кого есть такое образование и есть возможность разрабатывать теорию — ваши, Анна, коллеги-профессора — этого не делают. Не делают в силу классовой ненависти к трудящимся, в силу сословной продажности, в силу трусости (за это ведь могут наказать, отлучить от кормушки и от фуршетов!), в силу бездарности, наконец.

Социальные движения в странах «третьего мира» вполне могут потерпеть поражение. Практика без теории слепа. Они до сих пор действуют и развиваются в рамках капиталистической экономики (что ограничивает их возможности) и капиталистической правовой системы (что тоже ограничивает их возможности). До тех пор, пока экономика носит частнопредпринимательский характер, никто не мешает буржуазии организовать такой экономический саботаж, какой был в Чили, — и подорвать таким образом позиции правительств, приведенных к власти новыми социальными движениями. А дальше в дело вступит капиталистическая правовая система, с помощью которой эти правительства можно будет отстранить от власти (неважно как — через выборы, демагогически пообещав избирателям золотые горы, или с помощью каких-то хитроумных судебных процедур).

Но именно это, повторю — подлинное, стопроцентное социальное творчество. А ваши, Анна, шастанья с Бузгалиным и прочими профессорами с одной конференции на другую, с одного фуршета на другой — это подлинный, стопроцентный социальный паразитизм.

Мне троцкистский догматик Васильев уже пытался объяснить, что «антиглобализм» хорош потому, что лично ему, Васильеву, понравилось ездить на разные «антиглобалистские» мероприятия. Вот и у Очкиной точно тот же удивительный подход. По Очкиной, это — «уже найденная исторически форма вовлечения людей в активное социальное действие, механизм преобразования общесоциальных целей в индивидуальные, способ идентификации целей личности и общества»[15]. Во-первых, еще раз прошу избавить меня от птичьего языка буржуазной профессуры. Что такое «идентификация целей личности и общества»? Кто именно идентифицирует? Какого общества? Какой личности? Откуда у вас, Анна, конкретные данные — с какими именно целями участвуют в «антиглобалистских» мероприятиях все эти люди? Нет таких данных? Тогда, пожалуйста, не придумывайте за них.

«Антиглобализм» «первого мира» — тупик. Ошибка, бесперспективная форма напрасной траты социальной энергии тех, кто сам себя считает врагом капитализма (как вы понимаете, «сам себя считает» еще не значит, что он таковым в действительности является). Карнавал — не активная социальная позиция. Карнавал — это потребительская позиция.

А вот «антиглобализм» «третьего мира» — говорим ли мы о движениях безземельных, или о боевых профсоюзах (активистов которых убивают — следовательно, они действительно опасны, в отличие от болтунов из «первого мира», надеющихся на «антиглобализме» сделать себе рекламу и пролезть в буржуазный парламент), или прямо о партизанах САНО и т.п., — карнавалом не занимается. «Антиглобалисты» «третьего мира» непосредственно вовлечены в открытую и опасную для жизни политическую борьбу: борьбу за землю, за жилье, за жизнь, за национальную независимость, за социальную свободу. Вам этого не понять: жилье у вас никто не отнимает, на вашу жизнь никто не покушается, а свободу вы понимаете в сугубо буржуазном смысле. Сытый, как известно, голодного не разумеет, что нам ярко продемонстрировала в своем известном высказывании Мария-Антуанетта…

Более того, что такое «преобразование общесоциальных целей в индивидуальные», я, простите, понимать отказываюсь. Что такое классовые, групповые, сословные, профессиональные, коллективные и т.п. цели — это понятно. Что такое национальные цели — в условиях межнациональных конфликтов — тоже понятно. Но про общесоциальные, извините, рассказывайте на своих занудных профессорских посиделках представителям продажной современной российской буржуазной науки (и не пытайтесь меня убедить, что нельзя ее так именовать: для этого вам придется указать источники финансирования такой науки, не имеющие отношения ни к буржуазным государствам, ни к созданным крупным капиталом фондам; нет таких источников, во всяком случае, источников, способных финансировать именно науку). Единственная общесоциальная цель, которая мне известна, — выживание Homo sapiens как вида. Все остальные цели — не общесоциальные. Вы еще про «общечеловеческие ценности» напишите!

Как и Васильев, Очкина, конечно, прицепилась к вопросу о языке. Причем, задетая за живое (за расистские предубеждения), ничего не поняла.

Языки врага (в первую очередь «чудовищно буржуазный английский»[16]), конечно, надо знать — чтобы получать информацию о планах врага. Но зачем же облегчать врагу работу по получению аналогичной информации о себе?

То, что Очкина этого не понимает, свидетельствует, что она мыслит не в категориях борьбы, а в категориях партнерства или игры. Ну-ну.

Зато, как и Васильев, Очкина продемонстрировала тщательно скрываемый доселе расизм. «Но каковы возможности самих этих языков («кечуа, майя и т.д.» — А.Т.), их пластичность, их вместимость для новых понятий, способность к развитию?… Если нужно переводить с хинди на майя и обратно то, что было раньше написано на английском и русском?»[17], — написала она. Спасибо за саморазоблачение. За демонстрацию презрения к хинди, кечуа и майя, то есть к их носителям. Не о чем больше нам разговаривать, Анна. Расистов надо уничтожать. Расисты — не люди.

Те, кто говорит на хинди и майя, уж как-нибудь без вас, джингоистов и великодержавных шовинистов, разберутся, что им переводить и переводить ли. Но уж Очкину точно переводить не будут.

«Никакой войны, кроме классовой»? Очкина не согласна

Мне, Анна, глубоко противны ваше неприятие цели сокрушения капитализма и призыв к «созиданию»[18]. Созидание внутри капитализма — это созидание капитализма, действие, которое делает его более сильным, более устойчивым, дает ему возможность ежегодно более успешно убивать миллионы людей — войнами, голодом, нищетой, болезнями, эксплуатацией. Разумеется, вы об этом не думаете, так как вы, как представитель привилегированного слоя — интеллектуалов — не оказываетесь и не можете оказаться в числе этих истребляемых.

Я вижу это классовое отторжение от социальных низов и в ваших выступлениях на Рабкор.ру в защиту мещанства, потребительства, посредственности и конформизма в полемике с молодыми читателями. И не только там. Вспомните, мы оба были на ЕСФ в Афинах. Вы там жили в гостинице на площади Омония. Так вы даже не удосужились узнать, что Омония — это место сосредоточения афинских проституток. Вы их просто не заметили. Вас трагедия этих женщин (в основном беженок из стран «третьего мира» и бывших стран Восточного блока) совершенно не интересовала. Вам было интереснее с «антиглобалистами» тусоваться. А знаете ли вы, что практически во всех афинских гостиницах значительная часть персонала — это женщины из бывшего СССР (в основном из Молдавии и Украины)? Что они там не только живут и работают на птичьих правах, за гроши, но и практически поголовно подвергаются сексуальному насилию, принуждению со стороны хозяев? Что стандартный подарок хозяина гостиницы своим друзьям и знакомым выглядит так. Хозяин говорит: «Хотите бесплатно потрахаться? Пошли наверх, у меня там работают русские. Можете выбирать». Мне это греческие товарищи рассказали. Вы себя с этими несчастными женщинами — жертвами систематического сексуального насилия не идентифицировали, вы их просто не заметили. Вам-то не приходится работать горничной или уборщицей в других странах. Вас-то начальники не принуждают бесплатно удовлетворять сексуальные прихоти их друзей и знакомых. Так вот: уже по одному этому вы — привилегированная часть населения при капитализме. Поэтому вам и не хочется его сокрушать, а хочется «созидать». Чтобы побольше, побольше наших женщин — у кого папа не профессор и кто не учился на экономическом факультете МГУ — вынуждены были искать пропитание за границей и становиться жертвами сексуального насилия. Потому что пока это происходит с ними — этого не будет происходить с вами или вашими детьми.

Так вот, я себя идентифицирую именно с жертвами, с «низами», с теми, кто производит и кого эксплуатируют, кого угнетают и оскорбляют. И кто понимает это и готов с этим бороться. Кто не смирился и не ищет оправданий своему рабскому положению (про тех, кто смирился и ищет, Ленин когда-то верно сказал: «холоп и хам»), а намерен уничтожить своих угнетателей. И вместе с ними я нацелен именно на уничтожение вашего проклятого капитализма. Если это нельзя сделать без уничтожения вас лично — что ж, значит, надо уничтожить и вас лично. Чтобы некому было выполнять заказы местной администрации и готовить в местных вузах кадры для преступной капиталистической машины. Поскольку готовить кадры для капитализма в России — это не бороться с капитализмом, а совсем наоборот. Сегодня «система образования» — преступная система. Давайте не обольщаться — вы часть этой преступной системы.

Я знаю: вы сейчас взовьетесь и закричите: «Я всего лишь выполняю свою работу — ту, что умею! Как и все остальные!» А вот и нет. Если бы вы работали, допустим, на заводе, выпускающем, для примера, турбины (неважно кем — рабочим, инженером, бухгалтером — главное, что не в охране и не в администрации), — претензий к вам действительно не было бы. Объективная ценность турбин для народного хозяйства несомненна. Турбины вне идеологии. Они нужны при любом строе, при любом режиме — не строю и режиму, а людям. Турбины приносят материальную, конкретную пользу. А вот системы образования вне идеологии не бывает. Система образования всегда есть инструмент индоктринирования подрастающего поколения официальной идеологией, идеологией правящих классов и слоев. А то, что это индоктринирование сцеплено с передачей знаний (или ложных знаний, то есть не знаний вовсе, чем, собственно, и занимаются кандидаты и доктора философских наук), — это естественно: знание ценно само по себе и опасно само по себе, оставлять процесс получения знания без идеологического контроля и без навязывания интерпретаций в классовом обществе может кончиться для правящих классов и слоев очень плохо.

И не пытайтесь меня уверить, что вы в этой преступной системе навязывания буржуазной идеологии не участвуете, что вы, напротив, каждодневно ведете революционную, антибуржуазную пропаганду. Если бы это было так, мы бы видели результаты. Если Маркузе вел себя так — мы видели, что его ученики становились лидерами и активистам бунтующего студенчества, революционной молодежи. Как, например, Эбби Хоффман и Анджела Дэвис. Если Абимаэль Гусман вел себя так — мы видели, что его ученики стали партизанами. Где воспитанные вами хоффманы и дэвис, где партизаны?

Вы — часть машины «промывки мозгов», часть машины официальной буржуазной пропаганды. Официальная буржуазная пропаганда (включая рыночную, то есть рекламу) ежеминутно неустанно агрессивно насаждает буржуазные ценности: конформизм, карьеризм, потребительство, эгоизм, конкуренцию. Вы, вместо того, чтобы агрессивно противостоять этому, оправдываете (в частности, на Рабкоре) жертв этой пропаганды — под видом «защиты интересов простых людей». То есть если «простые люди» жрут водку и в пьяном виде бьют своих жен и детей — мы якобы должны проникнуться их интересами и поддерживать эти привычки. Если «простые люди» смотрят «мыльные оперы» и читают «женские журналы» — мы должны этому радоваться и их поддерживать. Знаете, что я за этим вижу? Не только трусливое оправдывание патологической социальной действительности, но и барское презрение к тем самым «простым людям», которых вы якобы защищаете — поскольку вы вместо того, чтобы показывать этим людям весь ужас и все убожество их жизни, презрительно констатируете, что их удел — «вино, кино и домино», и ханжески умиляетесь самой себе: вы, дескать, тем «хороши», что «полюбили их грязненькими».

И плевать мне на все ваши стоны о «внутренней свободе». Свобода — в том смысле, в каком вы о ней говорите, в философском, а не юридическом — и может быть только внутренней. Потому что всякая свобода — это познанная необходимость. Если ты эту необходимость познал — никто и никогда не может тебя лишить этой свободы. Я был свободен и в тюрьме. А то, что получается у вас, — это «выдавливание из себя по капле раба». Восставшему не надо выдавливать из себя по капле. Это может быть нужно только трусам, тем, кто боится восстать, кто не свободен и не будет свободен. Поскольку «по капле» свободы не бывает. Она либо есть, либо ее нет, быть свободным на 17,25 % невозможно.

У нас получается разговор радикала с либералом. И я знаю почему. Именно потому что мы — представители разных социальных классов с разным социальным опытом (в том числе опытом этих классов в целом).

Из ваших текстов на сайте Рабкор.ру (включая полемику) я вижу, что вы гордитесь тем, что ваш отец был преподавателем философии (кажется, «марксистско-ленинской»?) в советское время, а сами вы окончили экономический факультет МГУ. Так вот: гордиться здесь абсолютно нечем. Этого можно только стыдиться. Гордиться можно своим папой, в том числе и профессором, если он преподавал что-то неидеологическое: химию, физику, биологию (если, конечно, не славил Лысенко), математику. То есть такой предмет, польза от которого народному хозяйству (то есть, в конечном счете, рядовым гражданам советского общества) несопоставимо превышала возможный наносимый им идеологический вред. Но к идеологическим дисциплинам (в первую очередь к философии) это заведомо не относится. Наши советские философы — это самые примерные шлюхи Системы, самый яркий образчик интеллектуала, то есть умственной проститутки, обслуживающей интересы того, кто у власти и у денег. Для этого их контрреволюционный советский режим и содержал, чтобы они (так же, как журналисты, пропагандисты, преподаватели других общественных дисциплин и тому подобная шваль) занимались «промывкой мозгов», отравляли людей духовной сивухой, подводили «теоретическую» базу под существовавший режим.

Я знаю, вы сейчас закричите: «А как же Ильенков и Лифшиц?!» Во-первых, ваш отец — не Ильенков и не Лифшиц. Во-вторых, и Ильенков, и Лифшиц вели себя постыдно трусливо и занимались постоянно всякой маргинальной (с точки зрения задач, стоявших перед ними) ерундой — именно из страха вступить в открытый политический конфликт с властью. И тот, и другой, если сравнить их с зарубежными марксистами, чудовищно ограничены и до неприличного нацелены на бегство от реальности. Да, конечно, рамки им ставила «внешняя сила», но они и не пытались выйти за эти рамки! А если оказывались в ситуации частного (по тем или иным вопросам) противостояния с начальством, то отнюдь не потому, что сами, сознательно, исходя из своих марксистских воззрений, провоцировали начальство на это. Нет, это начальство вдруг решало «закрутить гайки». Для марксиста это — постыдное трусливое поведение. Почему ни Лифшиц, ни Ильенков не создали своих школ? Именно из-за трусости. Потому что в специфических советских условиях создать такие школы можно было, только создав подпольные или полуподпольные группы — дисциплинированные, с формально закрепленным членством, такие, где разработки учителя точно и глубоко усваивались бы учениками. Я не говорю о том, что участники таких групп очень быстро потребовали бы от учителей не ходить вокруг да около и не заниматься исключительно проблемой «идеального» или абстракционизмом в современном искусстве, а обратиться — если они действительно марксисты — к актуальным политическим темам. А это уже — подпольная политическая организация, статья УК, арест и посадка. Но еще и до этой стадии именно так воспринял бы эти группы КГБ. Это прекрасно понимали и Лифшиц, и Ильенков. А поскольку они не хотели зарабатывать на жизнь ничем иным, кроме профессиональной деятельности интеллектуала (то есть умственной проституции), то и праздновали труса.

Вы говорите, ваш отец — марксист? Так вот, будь он действительно марксистом, он должен был вступить в политическую борьбу с советским режимом. Поскольку он этого не сделал, следовательно, речь идет о «советском марксисте». А «советский марксизм» — это не марксизм вовсе. И, следовательно, ваш отец — не марксист, а обычный трусливый советский интеллектуал-конформист. То есть обыватель.

Только не возражайте: папа — хороший. Для вас он, конечно, хороший. Я говорю не о личной семейной жизни. У нас уже были мемуары сына Маленкова и сына Берии. И в обоих случаях авторы писали: папа — хороший. Я знаю, вы возразите: ваш отец — не Берия. Правильно. Потому и не расстрелян. Это я к тому, что уж заведомо не вам решать вопрос о роли и месте вашего отца в истории.

Экономический факультет МГУ — это тот факультет, который окончили Егор Гайдар, Евгений Ясин, Петр Авен, Гавриил Попов, Александр Шохин, Сергей Алексашенко, Андрей Нечаев, Алексей Улюкаев, Владимир Евтушенков, Сергей Дубинин, Аркадий Дворкович, Александр Жуков, Игорь Юргенс, Сергей Караганов, Сергей Игнатьев. И т.д., и т.п. У нормального врага капитализма при виде такого списка рука инстинктивно начинает искать автомат. А если запустить поиск в интернете — вы получите еще сотни имен наших бюрократ-буржуа — выпускников экономического факультета — сидящих на должностях главных паразитов и главных угнетателей в банках и корпорациях либо возглавляющих такие одиозные учреждения, как ГУ–ВШЭ: И. Родионов из AIG Brunswick Capital, Р. Капелюшников из фонда «Либеральная миссия», А. Яковлев из ВШЭ, А. Милюков из «Альфа-Капитала», И. Комаров из «АвтоВАЗа», Д. Миронов из «Норникеля»… Расстрельный список! Одна фашиствующая Ксения Мяло чего стоит!

По результатам их деятельности — умерщвлению десятков миллионов наших сограждан в последние 20 лет — можно смело сказать: гордиться тем, что ты окончил экономический факультет МГУ, — это то же самое, что гордиться тем, что ты окончил курсы повышения квалификации гестапо.

Я родился в рабочей семье. Я знаю, какие продукты (товары) производили мои родители. Я знаю, что это были реальные, действительно нужные для моих сограждан продукты. Впрочем, если бы мои родители были бы, например, медиками и лечили людей, или школьными учителями, или воспитателями в детском саду, или железнодорожниками, или моряками, или микробиологами, или исследователями космоса (океана), или даже (возьмем предельный случай) математиками-теоретиками, и т.д., и т.п. — было бы то же самое: они приносили бы реальную пользу нашей стране, нашему народу. В отличие от вонючих духовных проституток — советских профессоров философии, которых режим содержал за счет моих родителей, за счет произведенного ими прибавочного (а иногда и необходимого) продукта. В этом разница между нами, Анна. Это — классовая разница. Мои родители производили, ваш папа — паразитировал. Спеть вам куплет про паразитов из «Интернационала»?

Вы закричите в ответ: это всё — аргументы ad hominem! Во-первых, не только, а во-вторых, вся политика есть огромный аргумент ad hominem. Поскольку политика — это не изучение ядра атома или глубин космоса, это воплощение в социальной практике, на общественно-исторической сцене конкретных экономических (имущественных, в частности) противоречий между живыми людьми. Или, если хотите еще конкретнее: те привилегии (пусть небольшие), которые получаете вы — в частности, в ответ на выполнение заказов местной власти (преступной, как везде у нас), — получены вами за счет бедняков, тех, у кого нет папы-профессора и кто не учился на экономическом факультете МГУ.

Но именно эти люди производят продукты, которые вы едите, они построили дома, в которых живете вы и ваш папа, они сделали мебель, которой вы пользуетесь, они вырабатывают электроэнергию, необходимую для вашего компьютера, и т.д., и т.п. Сами вы ничего этого делать не умеете и не хотите уметь. Хотя вообще-то эти люди вовсе не обязаны кормить вас, одевать-обувать, строить для вас дома и вообще что-либо для вас делать. И прямой задачей революционных сил является убедить этих людей, что они не обязаны на таких, как вы, горбатиться. Что они имеют право не делать этого. Что они имеют право на восстание против паразитов.

Вы с осуждением пишете о «жестокости» борьбы с капитализмом, о «миллионах перемолотых жизней»[19]. То есть бороться с капитализмом — «жестоко». А сам капитализм — нет? Разве он не перемалывает миллионы, десятки миллионов жизней ежегодно? Разве он не делает это уже который век подряд? Разве не выжимает как лимон и не выбрасывает на помойку миллионы людей? Вы слишком хорошо живете. Вы поэтому не думаете о том, как живут другие. Хотя наверняка вы читали всё то, что читал я: о тех миллионах, кто умирает от голода, от отсутствия медицинской помощи и дешевых медикаментов, о миллионах бездомных и безработных, о превращении в огромную отрасль бизнеса торговли «живым товаром» — о рабах и о жертвах секс-индустрии (включая детей — это тоже уже миллионы). Это для вас — не люди, а цифры. Это — не у вас дома, а где-то далеко. Вам уже говорили, кажется, в комментариях на Рабкоре, что вы потому защищаете капитализм, что знаете, что именно вашего ребенка у вас не отнимут за долги, не продадут в бордель (где он очень скоро умрет). Так вот, Анна: эта позиция — подлая.

Именно потому, что не вы умираете от голода, что не вы вынуждены продавать ребенка в бордель, не вы — бездомная, вы и ужасаетесь «жестокости» социальной революции. А вы пойдите с вашей проповедью нежестокости даже не к умирающим от голода детям в Африке (я понимаю, они для вас «дикие», то есть, видимо, не люди), а к члену РКСМ(б) из Дзержинска Пчелинцеву! Ему это скажите! К Лапиным, к профлидеру «Джи-Эм Авто» Иванову, которого угрозой отнять ребенка вынудили уйти с работы.

Знаете, почему у этих людей отбирают детей, а вам такое не грозит? Потому что они — «работяги», у них нет папы-профессора, они не учились на экономическом факультете МГУ, они не продавались местной администрации, у них нет возможности устроить своего сына по блату в московский вуз.

Между вами и ними — классовая пропасть. Между прочим, мы о делах Пчелинцева, Лапиных, Иванова знаем только потому, что они — левые активисты. Будь они просто «работяги» — даже и не узнали бы. Говорят же специалисты, что практика отъема детей у бедных давно стала бизнесом: этих детей можно потом продать богатым и бездетным семьям.

Следующей стадией — по мере развития медицинских технологий — будет разбор детей бедняков на запчасти. И опять-таки: вам это не грозит.

И давайте без демагогии насчет «поколений» и «свалки истории». Вы прекрасно понимаете, о чем я написал. В каждом поколении, разумеется, есть разные — в том числе диаметрально противоположные по основным характеристикам — люди. Но есть какая-то группа — не обязательно самая большая — которая определяет лицо поколения. В пресловутом «поколении 1968 года» бунтари были абсолютным меньшинством. Но именно они определили лицо поколения. Я принадлежу к одному поколению с Егором Гайдаром. Но именно Гайдар и такие же упыри, как он (Чубайс и прочие), определили лицо моего поколения. Позорное, преступное лицо. Впрочем, ваше, Анна, поколение не лучше. И именно поэтому и мое, и ваше поколения — как поколения — оказались уже выброшены (не мной, заметьте!) на «свалку истории».

Чем они могут похвастаться? Тем, что не смогли, не захотели противостоять насаждению в бывшем СССР периферийного капитализма, предотвратить гибель десятков миллионов людей в последние 20 лет, предотвратить массовое насаждение нищеты, преступности, коррупции, проституции, наркомании, интеллектуально-культурной деградации, детского алкоголизма, детской порноиндустрии и т.п.?

Раз не смогли этому противостоять, значит — уже на «свалке истории».

Я отвергаю как демагогические ваши истерические завывания типа «Разве мы имеем право отказывать целым поколениям … целым обществам хотя бы в надежде на перемены и в праве сражаться за них?»[20] Право у них есть. У них желания нет. Не хотят они сражаться против капитализма. Как справедливо пел о них Непомнящий:

Они в детстве мечтали стать людьми
И в школе учили, мол, «рабы не мы».
Но оказалось, что свободней в стадах скотов,
В свинофермах расписных рыночных ларьков.
Были люди — стали свиньи.

Вот и вы, Анна, подруга Кагарлицкого и прочих известных людей, участница Европейских социальных форумов и т.п. мероприятий, не хотите бороться с капитализмом. А хотите строить академическую карьеру внутри буржуазной российской науки и защищать «ценности» мещанства на сайте Рабкор.ру от молодых радикалов.

Я — не демиург, чтобы на что-то обрекать целые поколения и общества. Это они сами себя обрекли. Как и вы.

Именно потому, что вы поняли, что лично вы оказываетесь на «свалке истории», вы так и занервничали. Да, только тот, кто действительно борется, сопротивляется, тот не оказывается на «свалке истории» — лично, вне зависимости от того, что случилось с его поколением. Но это — индивидуальная судьба. Не более того. Это — судьба тех, кто сам выбрал социальное освобождение и свободен уже потому, что борется. Однако подлинное социальное освобождение индивидуальным не бывает. Поэтому я понимаю, что мой общественный (да и просто человеческий) долг — бороться с такими, как вы. До полного уничтожения.

И поколение моих родителей, и поколение ваших, и оба наши поколения оказались выкинуты на «свалку истории». Мы можем об этом уверенно говорить, так как советская история закончена. Можно смело подводить итоги, делать выводы.

Итоги катастрофические. Выводы неутешительные.

Но разница между нами, Анна, в том, что я — как бы мне ни было горько и стыдно — не боюсь смотреть правде в глаза и называть вещи своими именами. А вы — боитесь. И вместо аргументов предъявляете мне «гуманистический пафос». Но при этом выдаете свои страхи.

Вы пишете: «…как будут формироваться “перспективные” с точки зрения мировой революции поколения? За счет каких общественных явлений, в каких условиях? Опять простым отрицанием всего сделанного старшими поколениями? Когда начнется это формирование? Что станет импульсом? Отторжение всей предыдущей истории? Разрыв с традициями?»[21] Отвечаю на ваши панические вопросы. Я не знаю, как именно будут формироваться «перспективные» поколения. И будут ли они у нас в стране вообще. И будет ли вообще существовать такая страна — Российская Федерация. И я не знаю (поскольку это, вероятно, будет уже после моей смерти — и, кстати, вашей, Анна), за счет каких явлений это произойдет и в каких условиях. Я не знаю, что станет импульсом и будет ли такой импульс вообще. Но я знаю, что если это произойдет, то важнейшим фактором станет не только отрицание любимой вами западной буржуазной культуры — культуры индивидуалистической, эгоистической, потребительской, основанной на «экономической свободе», то есть на свободе эксплуатации и угнетения человека человеком, — но и максимально возможное отрицание советского термидорианского прошлого, его традиций. Вероятно, и «заботы о покойниках». Потому что самим покойникам глубоко плевать, «заботятся» о них или нет. Традиция заботы о могилах предков — безусловно, магический религиозный обряд, недостойный материалистов и свободно мыслящих личностей. Если кто-то заслуживает доброй памяти — помнить его будут и так. Где могила Сократа? Где могила Спартака? Пугачева? Энгельса?

Не надо мне навязывать ваши мещанские установки поведения и ваши мещанские традиции — в святой уверенности, что их все (в том числе и я) разделяют.

Вы, Анна, хотите «мирком да ладком». Мирком да ладком такие, как ваш папа, уже погубили огромную страну — возможно, навсегда. «Мирком да ладком» — это подлая маскировка социального геноцида.

Впредь мы змею на груди не пригреем

Повторяю: именно изучение раннего революционного опыта суперэтатистских революций окажется важнейшим источником спасения от повторения их ошибок.

Здесь не место писать об этом подробно, но могу для примера назвать некоторые крупные ошибки, скажем, большевиков (все, впрочем, вынужденные, связанные с крайней отсталостью страны, но от этого не переставшие быть ошибками), кровью отозвавшиеся им затем в термидорианском периоде:

1) ошибочная — буржуазно-демократическая — позиция по отношению к религии и церкви;

2) ошибочная — буржуазно-демократическая — псевдоэгалитарстская позиция по отношению к воспитанию и образованию;

3) некритическое воспроизведение буржуазной — идущей от Яна Амоса Коменского — организации школы, в частности, классно-урочной системы;

4) сохранение корпоративного (то есть даже не буржуазного, а добуржуазного) университета (высшей школы) — с его специфическими приемами образования;

5) сохранение корпоративной Академии наук, вообще корпоративной иерархизированной академической системы;

6) воспроизведение традиционной поло-ролевой структуры;

7) воспроизведение традиционного — буржуазного — быта и традиционных — связанных с частной собственностью — семейно-брачных отношений;

8) сохранение феодально-буржуазной системы организации литературы и искусства;

9) воспроизведение либерально-буржуазной пенитенциарной системы;

Да, конечно, в период революционной диктатуры большевики пытались (в большей или меньшей степени) оспорить, атаковать, сокрушить, изменить всё это. Но (да, конечно, вынужденно) слишком робко. Но именно недостаточное стремление «переломить старый мир через колено» (вызванное объективной потребностью решить задачи буржуазной революции: аграрный вопрос, индустриализацию, урбанизацию, культурную революцию) заложили социально-экономические предпосылки Термидора.

Наконец, самая большая «частная» ошибка большевиков заключалась в том, что они сами стали бюрократическим аппаратом — вместо того, чтобы стать надсмотрщиком, контролером и палачом такого аппарата. То есть вместо того, чтобы на все области распространить — как в армии — институт комиссаров, они сами себя превратили в «буржуазных спецов» — с неизбежной перспективой перерождения. Бюрократия как социальный слой имеет и собственную логику существования, и собственную логику развития. Неотъемлемые качества бюрократии как социального слоя сильнее любой привнесенной идеологии. Даже и социалистической. Если представители социализма — будущего бесклассового строя — вливаются в состав какого-либо класса (в данном случае — класса служащих), объективные интересы этого класса, разумеется, победят субъективные стремления этих представителей. Думать иначе — впадать в идеализм.

Но чтобы понять это на основе практики, необходим был печальный советский опыт.

Это к вопросу о том, почему будущая суперэтатистская революция в России (будем надеяться, что она состоится) не окажется, как полагает Очкина, копией предыдущей: все основные вопросы, стоявшие перед предыдущей, давно решены. Может быть, конечно, что в периферийной России всё вернется назад: население станет вновь тотально неграмотным, разбредется из городов в села (как призывает бывший миллионер Стерлигов), промышленность разрушится и деградирует, на селе воссоздадутся полуфеодальные отношения. Это малоправдоподобно, но не невозможно (тенденции такие есть). Но это значит лишь то, что России неизбежно придется в точности повторить 1917 год. И, следовательно, весь советский период со всеми его жертвами и достижениями будет полностью потерян. И тогда уж никто не сможет возразить, что все советские поколения усилиями термидорианского и постсоветского директориального и брюмерианского дерьма отправлены на «свалку истории». Папе вашему, «марксисту», привет передайте. Он несет личную ответственность за такое развитие событий. И вы — тоже.

Очкина до такой степени не хочет понять, что у меня написано (ей куда приятнее предаваться ни к чему не обязывающей схоластической профессорской катедер-социалистической маниловщине), что все время сбивается на обсуждение темы социалистической революции и социализма — и очень расстраивается, что я про не социалистические, а про какие-то антибуржуазные революции пишу, не про социализм, а про суперэтатизм. Так вот: «Мировая революция-2» — это не изолированный текст, чтобы понять, что там сказано, надо сначала прочитать «Суперэтатизм и социализм», «Национальный революционный процесс: внутренние закономерности и этапы», «1968 год в свете нашего опыта» и «О “священных коровах”, “всероссийских иконах” и вечно пьяных “гарантах демократии”»[22]. Это как минимум.

Поскольку Очкина этого делать не будет, скажу кратко: суперэтатизм — не социализм, это вынужденно предшествующий этап исторического развития. Социализм будет радикально отрицать суперэтатизм; социалистическая революция — следующая, направленная против суперэтатизма. Как (по каким правилам) она будет протекать, не знаю (полагаю, что будет отличаться от известных нам схем), но это будет именно революция. Революция, которая покончит и с государственной собственностью на средства производства, и с самим государством, и с тем, что принято называть экономикой, и вообще со всем, что так мило Очкиной, за что она так держится в своей статье: с «социальным статусом»; с семьей в том виде, к которому Очкина привыкла; с буржуазной «внутренней свободой» — и, кстати сказать, с «военизированным и агрессивным (по отношению к капитализму. — А.Т.) обществом и соответствующими ему социальными типами».

Но чтобы социалистическая революция уничтожила суперэтатизм (этатизм-III), нужно, чтобы сначала суперэтатистская революция уничтожила капитализм. Это дело жестокое, кровавое и тяжелое. И Очкиной очень неприятное. В частности, Очкиной не нравятся «мобилизация, дисциплина, ограничения личной свободы, связанные с требованиями конспирации и военной эффективности, иными словами… особый военизированный тип общества, а значит, и личности»[23]. Она спрашивает: а почему они анти- и пост-буржуазные? Отвечаю. «Пост» — потому что после капитализма, не являясь при этом возвращением к до. А «анти» — потому что направлены против капитализма. И не надо словесного поноса и псевдофилософии!

Очкина считает, что способность к дисциплине и мобилизации, конспирации и «военной эффективности» — это «ограничения личной свободы» и потому-де — это что-то плохое, не антибуржуазное. Такая точка зрения — именно буржуазная (мелкобуржуазная), индивидуалистическая, эгоистическая, частнособственническая, контрреволюционная. Это — классическая психология обывателя: желание «жить обычной жизнью», избегая мобилизации, избегая «военной эффективности» и революционной самодисциплины. Эта небольшая фраза Очкиной — прямо-таки квинтэссенция контрреволюционной буржуазной пропаганды!

Что такое ваша хваленая «личная свобода»? Свобода жрать, гадить и трахаться? Свобода не замечать трагедий других людей, преступлений империализма? Свобода продаваться местной администрации (чем Очкина все время занимается)? Неспособность ограничить свои животные желания и усмирить свой обывательский страх? Свобода от обязанности «положить живот свой за други своя»?

Если так — а это так, — то тем более несомненно, что просто необходим «военизированный тип общества, а значит, и личности», основанный на революционной самодисциплине антибуржуазных сил и на революционном подавлении буржуазных, на принудительной дисциплине для очкиных — до тех пор, пока очкины не будут уничтожены совсем. Пока есть очкины — невозможен социализм. Если очкиных много — большинство (как было в начале XX века в России), любая попытка социалистической революции обречена на неудачу.

Образ жизни и тип личности Дзержинского и образ жизни и тип личности Очкиной находятся в антагонистическом противоречии. Кто-то один должен уничтожить кого-то другого. Лично я предпочитаю уничтожение Очкиной.

Повторю: свобода для Очкиной — это буржуазная свобода, свобода от. А для социалиста свобода — это свобода для. Причем не для себя, а для человечества, для его социального освобождения и развития (а собственное развитие для социалиста — лишь инструмент для достижения этой цели). Очкина как буржуазка этого не понимает и не принимает. И никогда не примет. Потому что для этого надо перестать быть Очкиной.

Идеал Очкиной — это конвергенция советского общества (с его социальными гарантиями и привилегированным статусом слоя продажных интеллектуалов, к которому она наследственно принадлежит) с западным (причем только с «развитым капитализмом», таким, который есть лишь в метрополиях) — с его «свободой»: «свободой» товарного выбора и «свободой» интеллектуальной деятельности и культурного потребления. То есть ее идеал — это идеал «советских либералов». Поэтому у меня все время déjà vu: впечатление такое, словно я вновь вынужден разговаривать с Косукхиным[24]. Ничего удивительного. У представителей одного и того же социального слоя одни и те же интересы и, вследствие этого, одни и те же идеалы.

И последнее. Очкина постоянно обвиняет меня в механистическом подходе. Анна, это не у меня механистический подход. Это у вас — механистическая трактовка всего, что я написал. Вы это так видите и понимаете. А затем публично так интерпретируете. Вы не представляете, как я этим поражен. Хотя не должен был бы. Я должен был догадаться, что ваш папа-философ, о котором вы столько рассказывали, как и следовало ожидать от «советского марксиста» (то есть псевдомарксиста), не смог привить вам диалектический взгляд. Диалектическое мышление, Анна, проявляется не в том, что вы пользуетесь какими-то особыми словами, а в том, что вы диалектически воспринимаете и понимаете ту же реальность (в том числе и те же тексты), что и не диалектики. Не обладая диалектическим мышлением, вы, естественно, и диалектические тексты трактуете механистически.

Мне от ваших трактовок становится плохо (в том числе и потому, что я с грустью начинаю думать о ваших студентах; теперь я понимаю, почему вы в Пензе ни кружка левого не создали, ни организации, ни массу студентов на левые мероприятия в Москву не привозили).

Я вижу, что вы не понимаете, что содержание объектов, субъектов, явлений и среды формируется в немалой степени и самим процессом их взаимодействия, а сам этот процесс выступает как континуально-изменчивая перманентная связь между ними. Во всяком случае, в социальной жизни это так.

Импульс извне

Как вы понимаете, Анна, с этим ответом вам я прерываю всякие отношения между нами. У меня были иллюзии, что вы эволюционируете от трусости и конформизма в сторону освобождения и борьбы. Очень горько расставаться с иллюзиями, но полезно. Карьера и мещанские «ценности» оказались для вас важнее дела социального освобождения. Поскольку вы свою позицию публично — в интернете, в частности — пропагандируете, я считаю ваши действия политически вредными и опасными. Вычеркните меня из числа своих друзей. Мы — враги.

Вы назвали свой отклик «Как нам штурмовать небо». Удивительная наглость! Кому нам? Во-первых, не надо, Анна, ставить себя в один ряд с парижскими коммунарами. Они не на бузгалинских говорильнях с фуршетами — сегодняшней замене светских салонов — штаны и юбки просиживали, а гибли на баррикадах и у расстрельных стен. Вы по сравнению с ними — червяк, gusano. А во-вторых, не надо этим словом «нам» пытаться объединить меня с вами в одну группу. Я, в отличие от вас, своего ребенка по блату с помощью Кагарлицкого в московский вуз не пристраивал. Блат, Анна — это форма коррупции. Ленин говорил, что там, где начинается коррупция, кончается политика.

Вы не можете «штурмовать небо», то есть свергать капитализм, потому что вы сами, как мы видим, такая же, как правящий класс капитализма. У вас с этим классом одинаковая мораль. Если уйдут они и придут такие, как вы, — ничего не изменится. Только имена, фамилии и лица благоприобретателей будут другие. Вот потому и нужны, говоря вашими, Анна, словами, «мобилизация», «дисциплина» и «особый военизированный тип общества» вкупе с «идеологией», «ограничением потребления» и «прямым отрицанием в повседневной жизни всего (то есть и коррупции. — А.Т.), что связано с буржуазным Западом», чтобы после суперэтатистской революции вместо свергнутых правящих классов на шею обществу не сели вот такие, как вы, насквозь буржуазные и коррумпированные либеральные говоруны-интеллектуалы, умеющие округло, красиво и ни о чем писать и болтать и умело маскирующиеся под «социалистов и коммунистов». «Военизированный тип общества» с «ограничением потребления» и вполне конкретной — коммунистической — «идеологией» будет нуждаться только в тех, кто не болтает, как вы, Анна, а честно работает на износ. А таких, как вы, этот тип общества истребит — вместе с вашей округлой болтовней, апологией мещанства, псевдогуманизмом («ах, ах, как же можно так грубо говорить о целых поколениях!») и блатом.

P.S. Предполагаю, что Очкиной — в силу недиалектичности ее мышления — так и осталось непонятным, что это я вдруг так на нее накинулся. Не «вдруг». Могу объяснить. Я полагаю, что сегодня именно то, что делает Очкина — активная пропаганда в левой среде России мещанских «ценностей» (под видом «заботы» об «истинных» — то есть «максимально приближенных к земле», к «простым человеческим потребностям» — интересах «широких слоев») является самой большой опасностью для отечественных левых. КПРФ себя полностью дискредитировала шовинизмом, православием, соглашательством и «охотой на ведьм» в своих рядах. Сталинисты, сомкнувшиеся с фашистами в уличных маршах и в «РОТ-Фронте», разоблачили себя. Анархисты превратились в мелкую антиинтеллектуальную субкультуру, то есть самогеттоизировались. Троцкисты, маоисты и всякие госкаповцы окончательно нацелились на превращение себя в типичные тоталитарные секты. «Карамурзисты» убили перспективу распространения своего влияния в левой среде в момент выхода в свет книги «Маркс против русской революции». Лимоновцы стали «пушечным мясом» либеральной оппозиции. И только то направление, которое представляет Очкина, еще не разоблачено и не дискредитировано. Тут нужен, как выразилась сама Очкина, импульс. Извне. То есть хороший пинок.