Марк Васильев

Куда зовёт российских левых тов. Тарасов?

Марк Васильев

Статья Александра Тарасова «Мировая революция-2. Возвращение к глобальной революционной стратегии с учетом опыта XX века», презентуемая в данном номере «Левой политики», по словам автора, несколько лет ждала публикации, поскольку ему не удалось найти «ни одно издание — бумажное или электронное, включая те, которые считались, безусловно, левыми, — которое согласилось бы опубликовать этот текст. Почему-то он вызывал натуральный ужас и казался “слишком радикальным”». Приуроченное к данной публикации предисловие 2009 года подводит левого читателя к мысли, что перед ним, по меньшей мере, манифест или работа под названием «Что делать?». После такого интригующего вступления читатель задается вопросом, что же в статье внушает ужас, от которого бегут все современные издатели левой публицистики.

Но увы, по мере углубления в текст, интрига быстро улетучивается и сменяется скукой. Текст не внушает не ужас, а состояние «уже увиденного» и неоднократно «уже услышанного». Оживление вносит разве что выбранный жанр изложения. А. Тарасов отказался от «скучного» логического рассуждения и облек излагаемые им положения в форму аксиоматических откровений, увиденных им и не замеченных всеми остальными, вероятно, по причине недостатков восприятия, существующих у публики.

Содержание статьи А. Тарасова сводится к следующим тезисам.

1. С наступлением глобализации идет перераспределение производств в страны «капиталистической периферии», следовательно, метрополия все откровеннее материально зависит от периферии, а следовательно, становится все более уязвимой для стратегии мировой партизанской войны.

2. Капиталистическая метрополия («первый мир») превратилась в коллективного эксплуататора капиталистической периферии («третьего мира»). За счет сверхприбылей, извлекаемых западными монополиями из «третьего мира», в странах «первого мира» производится массовый подкуп населения, в том числе широких слоев трудящихся.

3. Это значит, что традиционная ориентация левых в странах метрополии на рабочий класс обречена на поражение: во-первых, потому что подкупленный рабочий класс не может быть революционным, а во-вторых, потому что и сам этот рабочий класс численно очень быстро сокращается, что, разумеется, ведет к падению его влияния в обществе.

4. Отсюда вытекает отсутствие перспектив революции в странах «первого мира» и перемещение революционных центров в страны «третьего мира». У левых в странах «первого мира» нет будущего, если, конечно, не считать «будущим» повторение позорного пути европейских социал-демократов и лейбористов, предавших свои идеалы и превратившихся в орудие крупного капитала.

5. Единственной перспективной глобальной революционной стратегией сегодня становится стратегия создания революционных очагов в странах «третьего мира», установление горизонтальных связей между этими очагами — с игнорированием «первого мира», его основных имперских культурных институтов и языков — с последующей вооруженной борьбой, созданием «освобожденных зон» и захватом власти в конкретных странах, которые затем сознательно должны стать тыловыми базами мирового революционного процесса.

6. Бойкот языков метрополии (в обязательном порядке — английского) в горизонтальных связях революционных сил периферии — с одновременным изучением языков друг друга — сделает эти силы куда менее прозрачными для империализма и, следовательно, куда более опасными для него.

7. Объективно сегодня нет условий для совершения социалистической революции: нигде в мире производительные силы не развились настолько, чтобы выйти за пределы экономической формации и индустриального способа производства. Следовательно, необходимо развести понятия революции антибуржуазной и революции социалистической — чтобы не обманываться самим и не обманывать других. Грядущие антибуржуазные революции будут вынужденно суперэтатистскими, и общества, порожденные этими революциями, будут обществами крайне несовершенными, суперэтатистскими.

Оставляя напоследок полемику по существу, зададимся вопросом о новизне подобных откровений. Начнем с того, что тезис об эксплуатации «стран-пролетариев» (или «наций-пролетариев») «западной плутократией» являлся главным постулатом Роберта Лея, идеолога гитлеровского «трудового фронта». Он хорошо помогал обосновать положение о том, как немецкий рабочий и немецкий предприниматель вместе «плывут в одной лодке пролетарской нации», и оказался весьма действенным элементом противопоставления немецких трудящихся всем «неарийцам».

Разумеется, А. Тарасов на Р. Лея не ссылается, в центре его аргументации находятся революционные имена Че Гевары и Мао Цзэдуна, воззрения которых автор, по-видимому, считает эквивалентными. Однако позволим уточнить: Мао Цзэдун неоднократно и недвусмысленно подчеркивает, что рассматривает китайскую буржуазию (за исключением компрадорской верхушки) как прогрессивный и революционный класс, заинтересованный в сокрушении империалистических держав, поскольку они «подавили национальный капитал Китая». Отсюда деревня — не «слабое звено», не тактический пункт, а главный бастион революции, так как там находится «самая угнетенная», наиболее многочисленная и революционная часть мелкой буржуазии — крестьянство.

Эрнесто Че Гевара, напротив, говорил о революции социалистической (которая по Тарасову — есть «музыка будущего») Он выдвигал тезис о партизанской войне как революционной стратегии, последовательно отрицая революционную роль национальной буржуазии. Он указывал, что в условиях превращения целых стран в гигантские латифундии — придатки ТНК, революционность крестьян заключается не в том, что они лишены собственности и хотят ее обрести, а в том, что они по условиям труда, образу жизни и образу мысли являлись по сути дела не крестьянами, а сельскохозяйственными рабочими. При всем текстуальном сходстве Мао Цзэдун и Че Гевара говорят о разных вещах. Естественно, Че рассматривал революционный сельскохозяйственный пролетариат стран Азии, Африки и Латинской Америки как часть мирового пролетариата и, как марксист, руководствовался классовым подходом, а не «цивилизационным», как это делает А. Тарасов.

«Опыт XX века, — восклицает А. Тарасов, — показал, что это территория революционной культуры и институтов революционного “гражданского общества”, в наиболее полном виде осуществленных в практике герильи — опыт Китая, Вьетнама, Кубы, Гвинеи-Бисау, Никарагуа». Но позвольте задать ряд автору риторических вопросов. Куда улетучиваются данные революционные завоевания по мере (и прямо пропорционально) введению рыночных отношений в этих странах? Почему в том же Китае, Анголе, Мозамбике, в Камбодже рыночные отношения начали вводиться теми же самыми людьми, которые были участниками герильи, а потом возглавили партийно-государственные аппараты указанных стран? Почему теперь в центре Сайгона (а это название сейчас гораздо популярнее официального имени города «Хошимин») на крыше небоскреба красуется надпись «USA PERFECT»? Ответ прост. В отличие от своих современных эпигонов, Че Гевара никогда не фетишизировал герилью, считая ее именно методом, а не самоцелью революции.

Сентенции Тарасова об освобожденных районах, непроницаемых для империализма вследствие отказа революционеров от языков метрополий можно, пожалуй, воспринимать как анекдотические курьезы. Автору вероятно невдомек, что империализм давно (задолго до современных методов тотальной слежки) пенентрировался во все лингвистические заповедники мира; что алфавиты и грамматики кечуа, аймара, тагалог, суахили, языков Папуа и другие созданы католическими и протестантскими миссионерами, что торговая марка «пепси-кола» на пустых банках, валяющихся на улицах Пномпеня или Аддис-Абебы, написана на кхмерском и амхарском языках соответственно. Коминтерн в первые тяжелые годы существования почему-то не боялся французского, немецкого и английского языков. Коммунистической пропаганды тогда боялись империалисты. Напротив, советская номенклатура, не владевшая иностранными языками, оказалась весьма восприимчивой к западной пропаганде. Вопреки А. Тарасову, не чураются языков метрополий и непальские маоисты. Автор этих строк является подписчиком их англоязычной интернет-рассылки. Напротив, как свидетельствуют факты, империализм, не без помощи католической церкви, достаточно эффективно использовал в своих целях партизанскую войну нилотских христиан и анимистов против мусульманских властей в южном Судане или кровавую междоусобицу народов тутси и хуту в Руанде и Бурунди. Местные языки и наречия этих племен отнюдь не оказали спасительного эффекта против проникновения империализма в данные регионы.

Гораздо менее анекдотическими и отнюдь не безобидными представляются теоретические «новации» и рецепты Александра Тарасова в области смены общественно-экономических формаций. Как мы узнаем из статьи, революции бывают буржуазными (дело прошлого), социалистическими (музыка будущего) и ... «суперэтатистскими» (удел и мечты настоящего). Логика автора примерно следующая: коль скоро социализм способен возникнуть лишь после преодоления индустриальной эпохи (а когда это возникнет, неизвестно), «необходимо развести понятия революции антибуржуазной и революции социалистической — чтобы не обманываться самим и не обманывать других». По Тарасову, из закрытых для империализма автаркических очагов герильи, созданных «наиболее передовыми революционерами» (кстати, общающимися друг с другом на экзотических языках), вырастут… «суперэтатистские» общества. Они «при всем своем изначальном несовершенстве» «станут ареной грядущих “антибуржуазных” социальных экспериментов». Хорошо, пусть любители фантастики представят себе картину «суперэтатизма» индейцев кечуа или папуасов Новой Гвинеи. Но как же быть с опытом Парижской Коммуны, которая, не дожидалась выхода за пределы индустриальной формации, вводила зарплату чиновника соответственно уровню зарплаты рабочего? Как быть с либертарным коммунизмом арагонских анархистов 1936 года? Равным образом и большевики не увязывали партмаксимум с полным преодолением пережитков капитализма. Напротив, пресловутый сталинский суперэтатизм ознаменовался отменой партмаксимума, ростом социального расслоения одновременно с коммерческими магазинами и торгсинами для новых избранных.

А. Тарасов, нимало не смущаясь полагает, что эти новые «суперэтатистские анклавы» сами по себе «станут зонами социально-экономических и культурных антикапиталистических экспериментов (в ходе которых путем отбора будут формироваться новые — постбуржуазные — культура, психология и общественные отношения) и послужат плацдармом для революций в других странах, революций, цепь которых в конце концов покончит с мировым капитализмом». Видимо, одним из этих экспериментов должен, по его мнению, быть непостижимый «диалектический» скачок от «суперэтатизма» к марксистскому отмиранию государства. Увы, автор не раскрывает его секретного «эзотерического» механизма. А жаль. К сожалению, эксперименты советского «суперэтатизма» привели как раз к противоположному — обуржуазиванию государственного, партийного аппарата и верхов творческой интеллигенции. Следовательно, не призывает ли А. Тарасов российских левых еще раз наступить на знакомые грабли?

Этот текст снабжен эпиграфом из русского поэта-славянофила А.К. Толстого, выразившего в стихотворении «Пантелей-целитель» свое отношение к разночинцам-материалистам «базаровского» типа. Сделано это не потому, чтобы позабавить читателя или поэпатировать А. Тарасова. Как ни странно, апелляция к консерватизму, выдаваемая за новшество, есть распространенный прием, в особенности тогда, когда объекты критики (или их предшественники) совершили немало драматических ошибок. По этому же пути идет Александр Тарасов со своим «суперэтатистским» целительным рецептом и сердитыми филиппиками против современных левых, которые не воспринимают такие откровения на веру и не ужасаются.

Автор «воздает должное» и западным и российским левым, в первую очередь тем, которых он считает «академическими бездельниками», организовывающими «научные конференции» в свободное от работы в буржуазных институтах время. Убийственным, по его мнению, аргументом является то, что «мировой истории не известен ни один случай, чтобы научные конференции породили социальную революцию»! Безусловно, ни научные конференции, ни военные действия партизан сами по себе социальных революций не порождают. Но Тарасов почему-то забывает фразу В.В. Маяковского: «Маркс раскрыл истории законы, пролетариат поставил у руля». Законы социологии, в том числе, разумеется, и марксистской есть в значительной степени плод научных мероприятий. Думается, I Интернационал на своих первых съездах походил на научные конференции больше, чем на партизанскую герилью, хотя, безусловно, конференция конференции рознь.

Публикуемые в «Левой политике» материалы Рабочей конференции левых и профсоюзных активистов, прошедшей в Париже в 2008 году показывают, что протесты западных левых имеют задачу не реформирования а уничтожения транснациональных и европейских институтов современного капитализма, поскольку благодаря их деятельности и происходит свертывание всей социальной составляющей, которая создавалась в ходе борьбы европейских трудящихся за свои права в ХХ веке.

Заклеймив научные конференции левых, Александр Тарасов с легкостью отмежевался и от научной методологии как таковой, не утруждая себя доказательством выдвигаемых постулатов, которые, по его представлениями, должны читаться как аксиомы или пророчества. «В высшей степени показательно, — считает А. Тарасов, — то, что современные левые стран метрополии не смогли предложить никаких стратегий борьбы, кроме реформистских: борьбы за права меньшинств, за женское равноправие, за права иммигрантов и бездомных, в защиту окружающей среды и т.п., то есть предложили действия, направленные на частичное улучшение капитализма (что позволяет сделать капитализм привлекательным для большей части людей и, таким образом, уменьшить число борцов за социализм), а не на уничтожение его. Все это, разумеется, совершенно не опасно для власти капитала». Позволим себе не согласиться. Если логика развития современного капитализма порождает упомянутые выше общественные артефакты, то именно борьба за права бездомных на жилье, студентов и школьников — на образование, женщин — на равноправие в семье, иммигрантов — на равные трудовые права и приводит к осознанию ими всеми на конкретных примерах пагубности такого общественного строя в целом. Это и есть главная опасность для капиталистических элит, так как в этом случае им противостоит не узкая группа «профессиональных революционеров» или путчистов, а широкие социальные слои. Что же касается реформизма, то он представляет собой не методы борьбы сами по себе, а компромисс между капиталистами и их оппонентами. Вроде бы это хрестоматийно.

Атакуя современный «альтерглобализм», тов. Тарасов также не изрекает никаких откровений. Да, безусловно, левые в России, в том числе участники социальных форумов, во многом осознают его, мягко говоря, противоречивую природу. Однако мы далеки от того, чтобы видеть один только негатив в участии российских левых в движении социальных форумов. На наш взгляд, замкнутость, маргинальность, национализм, свойственные российским левым в 90-е годы, таили в себе не меньше опасностей, одна из которых — это соблазн конструирования далеких от действительности и от исторических фактов мифологем. Социальные форумы дали российским активистам невиданные ранее возможности живого общения, возможности своим глазами увидеть спектр мировой левой — от реформистской до радикальной составляющей, а также возможности понять методы работы институтов империализма с левым и протестным движением. К слову сказать, именно на социальных форумах активисты из СНГ увидели и представителей латиноамериканской герильи и узнали, что субкоманданте Маркос вполне вписался в «альтерглобализм», несмотря на годы партизанской войны на юге Мексики.

Опубликовано в журнале «Левая политика», № 10–11 <2010>.

Марк Васильев (Марк Васильевич Головизнин) (р. 1964) — российский врач-терапевт, преподаватель, кандидат медицинских наук и по совместительству ассоциированный сотрудник Института социологии РАН. Одновременно — левый (троцкистский и каддафистский) активист, член Российского социалистического движения (РСД), а до того — Социалистического движения «Вперед». Историк троцкистского движения в СССР, многолетний помощник известного историка В.З. Роговина. Член редколлегии международного журнала «Тетради по истории рабочего и революционного движения».

Указом президента Б. Ельцина награжден медалью «Защитник свободной России» за «исполнение гражданского долга при защите демократии и конституционного строя 19-21 августа 1991 года».

Автор брошюры «Че Гевара как революционный теоретик» (2010).