Аннотация
Знание — сила?
При нынешнем состоянии общественного сознания стоит какому-нибудь человечишке сболтнуть какую-нибудь глупость, как тут же оный субъект может сойти в общественном мнении за «Выдающегося Философа». Секрет такой метаморфозы в том, что глупость, во-первых, должна поспеть к месту и ко времени, и, во-вторых, не всякая глупость сгодится для этой цели, а только такая, какую ожидает публика. В-третьих, глупость должна излагаться не по злобе, а исключительно от избытка благороднейших чувств, не помещающихся в том месте субъекта, в коем он эти чувства с чудесным постоянством возобновляет. Впрочем, нас не интересуют ни чувства нашего героя, ни стесняющее их вместилище. Куда как интереснее первые два условия превращения никому неведомого титулярного химика в типический персонаж нашего смутного времени.
Место и время явления Хлестакова миру, в чем ни у кого не может быть никаких сомнений, — конечно же Россия эпохи триумфа всяческих свобод и демократии. Основная особенность этой эпохи, если не считать, разумеется, триумфа демократии, — господство процессов разложения, которые, причудливо переплетаясь, пронизывают так или иначе все общество. Совершенно закономерно то прискорбное обстоятельство, что наиболее застаревшая болезнь наблюдается в сфере идеологии: какого только мусора, каких только продуктов распада не найдет добросовестный исследователь, начни он анализировать идеи, декларируемые как представителями правящих слоев, так и оппозицией, как оппозицией, так и оппозицией оппозиции... И не стоит удивляться результатам сделанных анализов — начавшееся в первую голову разложение научного мировоззрения было идеологической подготовкой последующей тотальной реакции. Ныне разложение общественной теории и научного мировоззрения достигло такого состояния, при котором стало неизбежным возрождение Хлестакова во всей его порядком подзабытой пошлости.
Вполне объясним, хотя и не может не вызывать сожаления тот факт, что Хлестаковых, числящих себя в рядах всевозможных и невозможных оппозиционеров, ни коим образом не меньше, чем среди сторонников нынешнего режима. Что поделаешь, людям нужно понимание того, что происходит с обществом, но более того потребность освятить свое, с позволения сказать, понимание авторитетом какого-нибудь «Выдающегося Философа», лучше если «Одного Из Трех Великих Философов Современности». Если же «Один Из Трех» занят на гастролях — хлестаковствует где-нибудь на презираемом им Западе, то запросто сойдет и «Выдающийся». Но никак не меньше. В самом деле, не доверишь же ревизию своего мыслительного хозяйства первому встречному, хотя бы и хозяйство это давно уже находилось в запустении по причине не великой в нем надобности. Непременно нужен «Выдающийся», но вот задача, — где ж такового сыскать-то? А если, положим, и есть, где сыскать, то как отличить «Выдающегося Философа» от выдающегося в том смысле, что малый кем-то выдается или сам себя выдает за великого мыслителя?
Если некий субъект восклицает, что нам (то есть, вам) мешают «шторы из устаревших понятий»; если называет понятия «инструментами мысли», ни слова не говоря о том, что же это за хитроумные инструменты, которыми нам (то есть, вам) предстоит научиться пользоваться; если он для красивости добавляет что-то неопределенное об эффекте трепета бабочки, а для убедительности что-то ужасное об эффекте кровососущего насекомого; если с неподражаемой грацией он совершает экскурсы в мир спорта, ацтеков и бифуркаций; если это делает все один и тот же человек в одной и той же статье, то всякие сомнения неуместны, россиянам, наконец, повезло, — это непременно «Выдающийся Философ», читайте и наслаждайтесь движением его мысли.
Попробуем и мы, наш проницательный читатель, обнаружить, если и не последовательность в бойких движениях мысли, то хотя бы сами мысли, попутно пытаясь разобраться в вопросах, которые наш «Философ» имеет обыкновение ставить, по собственному его признанию, весьма четко.
Стоп-стоп! Ограничимся пока пятью предложениями, тем более что для их понимания, по видимости, не годятся привычные автору «инструменты мышления». При помощи каких образов, понятий, терминов, логических приемов можно понять, кто такие «мы», в чьи головы «вбивали» в школе научный способ мышления? Почему в перечень «инструментов мышления» наш «Философ» включил термины и не включил язык, включил понятия и не включил категории, включил какие-то логические приемы, а не логику в целом, метод? Уже отсюда видно, что наш «Философ» либо не знает, в каких формах осуществляется мышление, либо у него отсутствует элементарная научная строгость, а ведь хвастался: «Я получил нормальное образование и выдублен в строгой науке»[2]. Далее, не ясно, что такое художественное мышление, а если таковое и есть, то чем оно отличается от поэтического, если, конечно, таковое также есть. Почему повезло религиозному мышлению, которое наш «Философ» поминает, противопоставляя научному, и не повезло философскому, политическому, правовому, этическому и эстетическому мышлению? Рискнем предположить, что наш, тогда еще будущий, «Выдающийся Философ» пострадал от науки сначала в школе, где ему вбивали в голову научный способ мышления, затем на химическом факультете МГУ, где его дубили в строгой науке. Вбивали — не вбили, дубили — не выдубили, ни механический, ни химический процессы не достигли запланированного результата, но зато привели к тому, что страдалец обратился к поэтическому и религиозному мышлению. Чтобы справить поэтическую и религиозную мысль, нужны долговечные «инструменты мышления», можно сказать, раз и навсегда данные. Но вот, какие именно, об этом «Выдающийся» — ни словечка. Оно и понятно, — чтобы говорить предметно о религиозном мышлении, надо применить научное мышление, с которым «Выдающийся» не в ладах.
Если говорить строго, но кратко, то мышление есть процесс отражения сущности предмета познания, внутренних сторон, отношений, закономерностей развития этого предмета в чистом виде. В отличие от религиозной и эстетической форм общественного сознания, для которых существенно проявление содержания сознания через чувства. Поэтому правильнее говорить не о художественном или поэтическом мышлении, а об образном мышлении, то есть о таком мышлении, которое в эстетическом сознании совершается через свою противоположность, через чувства. Понять это, оставаясь в пределах эстетического сознания, нельзя. Как нельзя понять и то, что эстетическое сознание есть отражение посредством чувств, в чувствах сущности человека, закономерности развития общества. В этом, кстати, и состоит искусство: через частное выразить общее. Религия, религиозное сознание есть чувственное восприятие непознанной и непознаваемой сущности, господствующей над человеком и враждебной ему. Поэтому, если еще можно говорить о художественном мышлении, имея в виду образное мышление, то говорить о религиозном мышлении то же, что говорить о мышлении о принципиально непознаваемом, то есть о невозможности мышления. В религиозном сознании мышление играет более чем подчиненную роль и сохраняется лишь постольку, поскольку верующему не удается полностью освободиться от мыслей, несмотря на предпринимаемые им усилия. Что касается научного мышления, то в нем можно выделить эмпирический и теоретический уровни. Далее, говоря о научном мышлении, мы будем подразумевать его зрелую, теоретическую форму.
Поверхностное сознание нашего «Философа» закономерно переворачивает реальное положение дел: отрицание мышления и неразвитое мышление ставится выше зрелых форм мышления. Это сознание уже не способно понять, что в школах и институтах пытались «вбить» не научное мышление, а догматическое, особенно в области общественных наук. Господствовала отнюдь не марксистская наука, а некое по существу идеалистическое учение, своего рода «марксистская религия». Так что в действительности дело обстоит прямо противоположным образом — на обочину оттеснено именно научное, теоретическое мышление.
Для обыденного сознания, когда-то неудачно столкнувшегося с научными методами естественных наук, достаточно чувства непознаваемости этих наук и, значит, их враждебности, чтобы приписать этим наукам мистические свойства. Оказывается, законы классической механики описывают и общество! Ба! Вот в чем дело! Поскольку о законах Ньютона и о достижениях Галилея обыватель имеет весьма смутное представление, постольку ему становится совершенно ясно, отчего же это он ничего не понимает ни в политике, ни в экономике. Гора с плеч! Вот оно — эффект Хлестакова в действии. А еще говорят, что из ничего ничто не появляется. Как же-с! Великое открытие — и исключительно из головы нашего «Философа», не утруждающего себя научным анализом фактов. Мы не будем здесь разворачивать доказательство обратного. Скажем только, что сначала достигает зрелости наука об обществе, и лишь потом могут достичь зрелости естественные науки, от биологии до физики. Поэтому скорее наоборот — глубоко осмыслить классическую механику можно только на основе достижений общественных наук, в первую очередь, разумеется, в области метода. Впрочем, наш бывший химик с физикой тоже не в ладах, в чем нам еще предстоит убедиться.
О, сила искренней глупости и обывательской самоуверенности! Обыденное сознание, не имеющее представления ни о каком другом, а потому уверенное в своей всепобеждающей силе, считает, что все должны служить ему. Обыватель уверен, что остро очиненное перо нужно поэту только затем, чтобы выковыривать из чернильницы дохлых мух. В ясности мысли, точности ее движения в трудах выдающегося мыслителя обыватель склонен видеть средство извлечения дохлых мыслей из обыденного сознания. Наш Хлестаков приврал изрядно, настолько, чтобы перевернуть суть дела. Сила мысли К. Маркса такова, что, возможно, при определенных общественных условиях даже у людей, отягощенных обыденным сознанием, вызывала ощущение того, что у них «открылись глаза». Причем именно потому, что у К. Маркса строго научное изложение. Языком обыденной жизни вряд ли вообще можно изложить теоретические взгляды, существенно не огрубив их. Это не значит, что язык науки сложен, а обыденный прост. Молодой К. Маркс сложен для восприятия в силу сложности языка, а зрелый — в силу сложности мысли, несмотря на ясность ее изложения. Недаром В.И. Ленин писал, что «никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!»[5]. Так что насчет чуда «открытых глаз» приврал наш «Выдающийся», наверное, себя имел в виду. Дескать, «читал Маркса... думаю, основные идеи от меня не ускользнули»[6]. Опять приврал...
Вот наказание-то! Помилуйте, что же это за перестройка в науке началась 30 лет тому назад, то бишь в 1966 году? Открыта теория относительности? Нет. Появилась генетика? Нет. Заложены основы кибернетики? Нет. Разработана первая ЭВМ? Нет. Выпущен первый микропроцессор? Таки нет! Мы не будем гадать, что за качественный переворот случился 30 лет тому назад в науке, зададимся вопросом, что же это за загадочные «инструменты», освоенные мышлением сторонников правящего режима, и кем именно? Может быть, Гайдаром, не поднявшимся в своем развитии выше заурядного мнс, может быть, Бурбулисом, бывшим преподавателем мистического предмета под названием «научный коммунизм»; может быть, ныне не так часто встречающимся в телевизионных программах Буничем, а может быть, отличающимся выдающимся красноречием и столь же ловким использованием новых и старых «инструментов мышления» Черномырдиным? Впрочем, может быть есть кто-то, о ком неизвестно нам, но известно «Выдающемуся», — чего только не бывает! Если бы наш Хлестаков успокоился на некоторое, хотя бы непродолжительное время, то возможно, он бы и понял, что у идеологов нынешнего режима, а также у правой оппозиции режиму нет не только ни одной новой мысли, но и ни одной не заимствованной где-нибудь по случаю мысли. Более того, весь этот «секонд хэнд» изрядно изношенных мыслей, как и полагается хламу, излагается с замечательной непоследовательностью, присущей, впрочем, и нашему «Философу». Обыденное сознание по сути своей не может быть последовательным, так как последовательность предполагает углубление в сущность предмета, а обыденное сознание всегда остается на поверхности.
Вот образец выдающейся «последовательности»: «демократы» освоили новые «инструменты мышления», появившиеся в результате новой перестройки картины мира. Если глядеть в суть, тут же утверждает наш «Философ», то как раз они следуют идеологии, враждебной новой картине мира. На самом деле они обманывают народ и могут это делать, так как владеют этими «инструментами», которые появились в результате новой перестройки картины мира, но враждебны этой новой картине мира, раз на них опирается враждебная этой новой картине мира идеология «демократов». Обман удается, считает «Выдающийся», так как загадочные «инструменты», враждебные пресловутой новой картине мира, в то же самое время глухи к морали. И даже обман этот-де не слишком удается «демократам», просто оппозиция не владеет этими «инструментами». Все ясно, читатель?
Мы отметим ту единственную мысль, которую смогли выделить из этого потока бессознательного, а именно то, что пресловутые «инструменты мышления» не зависят от морали. На наш взгляд, метод познания глубоко связан с такой формой общественного сознания как мораль. Конъюнктурщик, преследующий частную выгоду, не может быть ученым в том смысле, что истина не зависит от конъюнктуры, от того, каких взглядов выгодно придерживаться в данный момент. Именно поэтому для оппозиции, связанной с КПРФ, характерно осознанное или не очень стремление отказаться от марксизма и, как видим, от научного подхода в целом. Именно поэтому «Советская Россия» предоставляет огромные площади и под пошлые проповеди отказа от научного подхода, и для пропаганды откровенно реакционных религиозных взглядов.
Наш «Философ» утверждает, что длинное вступление к частному вопросу понадобилось ему, чтобы показать стоящую за ним общую проблему. Увы, как мог убедиться наш проницательный читатель, общая проблема не только не поставлена и даже не обозначена, напротив, — это уход от реальных проблем, который, если и что решает, то только показывает обывателю значимость нашего «Философа». Но перейдем к «частному» вопросу.
Изволите видеть, это, ни много, ни мало — вопрос о причинах «слома советского строя»! Пусть это будет вопрос частный, дело не в этом. Какие же объяснения распада социалистического общества в СССР не удовлетворяют «Выдающегося»?
|
В жгучем стремлении поразить воображение обывателя Хлестаков явно хватает через край — любому мещанину ясно, что если только есть причины краха социализма и распада СССР, то они либо объективные, либо субъективные, либо и те, и другие. Иного не дано, но «Выдающийся» решительно отклоняет фатальность и скуку формальной логики, ведь его задача — пробудить в читателе чувства! Разбередив душу читателя, наш «Философ» обращается к его рассудку.
Наш неудавшийся химик, надо думать, полагает, что законы природы — это механические законы. Ошибся бедолага Ф. Бэкон, провозгласив, будто знание — сила: невежество — вот всепобеждающая стихия, как доказывает наш «Философ»! Прошлого, разумеется, не вернешь, но все-таки стоило бы «Выдающемуся» поинтересоваться биологией хотя бы на уровне школы, если уж не довелось изучить законы Максвелла, описывающие электромагнитное поле, и периодический закон Д.И. Менделеева. Меньше всего мы склонны ставить в вину «Выдающемуся» отсутствие систематических знаний в области философии, ибо и сами таковыми не обладаем, но, право, много ли нужно знать, чтобы понять, что общественные законы не есть законы механические! Представление об объективных законах истории вышло из осознания того, что не все в общественной жизни определяется волей, мыслью или чувствами человека, что в развитии общества есть нечто, не зависящее от сознания людей. Великое открытие К. Маркса и состоит в том, что он обнаружил и систематически исследовал материальные отношения между людьми в капиталистическом обществе. Оказалось, что сознание само зависит от материальных отношений между людьми и определяется, в конечном счете, именно ими.
Это, по видимости, случай клинический. Если бы то же самое наш «Философ» заявил о химии, его бы отправили в желтый дом не мешкая. Об обществе «Выдающийся» высказывает глупость, которую трудно переоценить, но легко недооценить. Это ключевой тезис статьи, тезис, ради которого, наверное, и опубликована вся эта галиматья Хлестакова. Из этого тезиса вытекает, что нет закона соответствия производственных отношений производительным силам, нет закона стоимости, о чем «Выдающийся» прямо напишет в своей следующей, еще более пространной статье. Нет объективных законов общественного развития, значит, нет объективных причин распада СССР, следовательно, все дело в субъектах, поэтому и восстановить социализм могут только субъекты, точнее, конкретные личности, еще точнее, личность, стоящая во главе КПРФ. Действительно, если исходить из текущих наличных обстоятельств и из тактических соображений, а именно это характерно для руководства КПРФ, данный тезис ведет к апологии «вождя» партии.
Как бывало не раз в истории, в том числе, как ни прискорбно, в истории коммунистического и околокоммунистического движения, отношение к науке полностью подчиняется политической конъюнктуре. Традиционно, как уж повелось в СССР, первой жертвой политических интересов становится марксизм, до сих пор остающийся единственной общественной теорией, предлагающей научный взгляд на историю. Причем закономерно, ниспровергатель науки тем самоуверенней и наглей, чем меньше он в ней разобрался. Одно это позволяет стать ему «выдающимся», выставляя свое невежество широкой публике, что не только глубоко аморально, но и свидетельствует, скажем так, о недалекости. Глупость чаще всего аморальна, ибо крайне редко и лишь в силу невероятного стечения обстоятельств может приносить добро. Глупость может оставаться таковою, даже если получит особый блеск в результате почти что тридцатилетнего самообразования и почти что десятилетних занятий современной западной философией как псевдомарксистского, так и антимарксистского толка. Сей блеск позволит его счастливому обладателю стать Хлестаковым тогда, когда общество начнет нуждаться в самопознании чрезвычайно, но окончательно утеряет сознание необходимости оного. Но несмотря на этот блеск, а может быть как раз из-за него, «Выдающийся» так и не в силах понять, как это производительные силы могут соответствовать производственным отношениям.
Знаете ли-с, в нонешней России иному гражданину и яичница — божий дар, а иному и божий дар — наказанье. Как, например, наука нашему «Философу» или, допустим, барометр-анероид. Оный барометр, ясное дело, висит в комнате, а ненастье, извините, висит на улице: как производится «стыковка» этих понятий, если барометр таки показывает «пасмурно»? Вряд ли, надо думать, в бывшей «самой читающей стране», даже если она в данный момент переживает триумф «демократии», найдется много людей, не знающих, как эта самая «стыковка» производится в случае с барометром и погодой. Вряд ли, если взять только даже малочитающую теперь «интеллигенцию», многим больше наберется граждан, не знающих, как производится «стыковка» в случае с силами и отношениями. Тем более, что всякий интеллигент может теперь привести пример такой «стыковки» из жизни — достаточно рассмотреть отношение между грабителем и жертвой ограбления на предмет его соответствия силам сторон. Не будем, однако, ограничиваться ссылкой на столь неприятный пример, а также не менее неприятной кое для кого ссылкой на то, что К. Маркс строго научно показал, как именно осуществляется соответствие производственных отношений производительным силам при капитализме. Впрочем, подробно излагать вопрос о «стыковке» здесь тоже не пристало, поэтому мы ограничимся двумя замечаниями. Во-первых, производительные силы характеризуют производительное отношение человека к природе, так что непонятый нашим «Философом» тезис можно переформулировать так: производственные отношения между людьми соответствуют характеру и уровню развития производительного отношения людей к природе. Во-вторых, производственные отношения суть материальные отношения, то есть не зависящие от сознания людей, а посему никоим образом не включающие ни моральных, ни религиозных ценностей, буде таковые обнаружатся. Производственные отношения составляют экономический базис общественной формации, согласно представлениям К. Маркса, а мораль и религия входят в надстройку этой самой формации. Другое дело, что К. Маркс не успел показать, как данная мораль или религия выводятся из соответствующего им базиса, но это уже совсем другой вопрос. Наш «Философ» этого не знает, поэтому он предпочитает совершить экскурс в физику, дабы показать, что и в физике объективных законов нет, самое большее — тенденции.
Хлестаков делает расчет на то, что граждане новой России свободны от всего, в том числе и от школьного знания физики. Между тем любой школьник, усвоивший начала классической механики, знает, что ни один из трех законов И. Ньютона не описывает падения. Видимо, известная противоположность химического и физического факультетов Московского университета[13] отразилась на знании дипломированным химиком физики. Иначе он знал бы и, возможно, понимал, что закон состоит не в падении, а в том, что на любое тело, находящееся вблизи Земли, действует сила, численно равная произведению массы этого тела на ускорение свободного падения и направленная к центру масс нашей многострадальной планеты. Это отнюдь не означает, что на это тело не могут действовать другие силы, влияющие на скорость и траекторию его движения. Наш «Философ», не удовлетворившись демонстрацией своих открытий в физике, спешит подтвердить свою «теорию падения» еще одним примером из практики, на этот раз совершив экскурс в область спорта. Но наш «Философ» не был бы «Выдающимся», если бы говоря и о спорте, не совершил великого открытия.
Нет, Хлестаков не может успокоиться на достигнутом эффекте, он продолжает нагромождать одну глупость на другую, проверяя, насколько публика подвержена его гипнозу, и пользуясь тем, что проверить утверждение нашего «Философа» ни практически, ни теоретически у читателя нет возможности. Во-первых, вряд ли люди, тем более его поколения, побегут с волейбольным мячом на улицу проверять, куда этот мяч упадет, если подбросить его без вращения. Во-вторых, вряд ли кому придет в голову поставить и решить задачу о том, на какую высоту надо подбросить мяч, какие перепады давления и какой перенос масс воздуха он должен встретить на своем пути, чтобы заметно изменились его скорость и траектория.
Ни автору, ни тем волейболистам и людям поколения «Выдающегося», с которыми ему довелось проконсультироваться, не приходилось слышать о волейбольной подаче «сухой лист», хотя все они слышали о крученой подаче углового в футболе, которую назвали «сухой лист» по аналогии с траекторией полета сухого листа, который потоки воздуха крутят как угодно. Широко известна планирующая подача в волейболе, придуманная японцами. Сложность приема этой подачи определялась не отсутствием вращения, а, напротив, сильным, если не сверхсильным вращением мяча. Обыденное сознание нашего «Философа» в очередной раз перевернуло реальное положение дел.
Назойливое желание показать, что объективные законы не действуют ни в обществе, ни в природе, не оставляет «выдающегося», и он приводит свой любимый пример с кровососущим насекомым.
Почему-то сразу вспоминается древняя притча, образно говорящая о соотношении необходимых и случайных, внутренних и внешних причин. Шел слепой по дороге, запнулся за камень и упал. Причиной падения был камень, но упал-то он потому, что был слепой. Кстати, какая картина мира была в те времена, когда человек придумал эту притчу? А ведь она неплохо отражает и происшедшее с советским обществом в последние десятилетия его существования... Из притчи следуют два вывода: чтобы предотвратить падение, надо либо убрать с дороги камень, либо слепого сделать зрячим. Нам по душе больше второй вывод, а нашему «Философу», судя по всему, первый — ведь если следовать логике «выдающегося», виноват камень, как зловещая вошь или роковой окурок в его примерах.
Наш «Философ» думает, что именно эти примеры люди видят в реальности, но приводит абстрактные примеры, затуманивая мозги нашей и без того подслеповатой оппозиции. Ведь в реальности далеко не каждого здоровяка кусает любимое насекомое нашего «Философа», случаи заболевания тифом встречаются тоже не каждый день, да и не каждый заболевший тифом умирает. Причина смерти от тифа, поэтому, отнюдь не в смертной природе человека, но это и не чистая случайность. Причины могут быть самыми разнообразными, заметим, как объективными, так и субъективными, зависящими от конкретных обстоятельств. То же в случае со сгоревшим домом. Чуть-чуть конкретизируем ситуацию: вышел пьяный на крыльцо покурить, бросил непотушенный окурок, дом-то и сгорел. Сгорел он от окурка, но виноват-то пьяный.
Почему же «Выдающийся» приводит столь нелепые примеры? Потому что он хочет любым способом внушить читателю, что есть случайность не связанная с необходимостью, отдельная, не зависимая от нее, то есть абсолютная случайность. Эта случайность в интерпретации нашего «Философа» предстает механической, так как оказывается внутренне не связанной с необходимостью.
Не только диалектика случайного и необходимого неведома нашему «Философу». Он не в силах уразуметь, как случайность может быть закономерна. Кстати, на определенной трактовке закономерности случайного строится теория вероятностей. Впрочем, если «Выдающийся» не знает физики, то есть ли основания предполагать знание им математики?
Убедившись сам и внеся посильный вклад, чтобы убедить публику в том, что объективные законы объективно отсутствуют, Хлестаков принимает позу общественного обвинителя, дабы заклеймить субъектов, вносящих в сознание общества субъективное представление об объективных законах.
Если «демократы» говорят об объективных причинах «распада социализма», то в этом их относительная сила и прогрессивность. Отчасти поэтому они побеждают. Правда, объективные законы ими не выделены и, если как-то осмыслены, то весьма поверхностно, эмпирически. Скорее, исторические обстоятельства в настоящее время складываются в их пользу. Если и как только эти обстоятельства, объективные условия начнут изменяться, так называемые «демократы» начнут проигрывать. Это не означает, что коммунисты начнут одновременно автоматически побеждать. Победы коммунистам не видать до тех пор, пока не будут выявлены, осмыслены объективные законы развития современного капиталистического общества и, главное, причины разрушения СССР. Основная задача всякой левой оппозиции, если она хочет способствовать приближению своей победы, — преодолеть идеалистическое понимание истории. Но наша «левая оппозиция» либо этого не хочет, либо хочет слишком сильно, так как пытается все объяснять субъективными причинами и печатает в своих газетах всякий антинаучный вздор наподобие откровений нашего «Философа».
Оставим дидактику, тем более что она бесполезна, — нас ждет финал великой работы мысли «выдающегося». Публика истомилась в ожидании, и вот, — апофеоз.
Беспокойная и нетерпеливая идея билась-билась в мозгах «выдающегося» и хотя набила в них любимую мозоль под названием «эффект бабочки в неравновесной системе», но таки завершила круг. Гора родила даже не мышь, а так, норку от мышки. Почему? Да потому. Во-первых, объективное противоположно субъективному, а не случайному. Во-вторых, объективное противоположно субъективному, а не закономерному. В-третьих, «вовремя» как раз означает «закономерно», а поскольку речь идет о реальных системах, хотя бы и неравновесных, то это «вовремя» — не мнение какого-то субъекта, хотя бы и нашего «Философа», а объективная данность. Иначе говоря, «Выдающийся» уподобился унтер-офицерской вдове, ибо доказывая отсутствие объективных законов доказал их наличие. Но Хлестаков либо этого не замечает, что вероятно, либо пытается сохранить приличие, что уже бесполезно.
Нет, сохранить приличие при помощи таких глупых до неприличия утверждений никак нельзя. В самом деле, как можно безразлично относиться к действию объективных законов, даже природных — из объективности закона Архимеда не следует, что некая железяка сама по себе доплывет до села Зазуева. Тем более не следует безразличного отношения к течению событий из объективности законов общественного развития, которые осуществляются не сами по себе, а в деятельности людей. Если же человек «тыкает» кого-то не того, кого надо, и где-то не там, где надо, дубиной, то, увы, это слепой спотыкается, ибо не видит объективного положения дел и не может действовать сознательно. В обыденном сознании все предстает противоположным образом. Обыденное сознание не видит объективных причин, полагает только субъективные причины и считает, что люди действуют, исключительно руководствуясь сознанием.
Чушь! «Перестройка» назревала в течение как минимум четверти века, а корни она имела в сталинском периоде. Вызревание контрреволюции было закономерным и длительным процессом. Другое дело, что этот процесс пока не осмыслен сколько-нибудь систематически.
Статья «Выдающегося», как мы видели, отнюдь не подспорье в решении этой задачи, напротив, это продукт продолжающегося процесса разложения научного мышления, своего рода типический образец полного подчинения научного мышления обыденному сознанию. Поэтому ничего, кроме саркастической усмешки, не может вызвать заключительная фраза Хлестакова.
Характерная черта Хлестакова — полное умственное бессилие при видимости образованности и избытке тщеславия. Пока оппозиционная печать всех оттенков и оттеночков левизны и крутизны будет только тем и заниматься, что воспроизводить дух хлестаковщины, предоставляя страницы невесомым, по выражению Д.И. Писарева, людям, никакого проку не будет.
«Так как специфическая сила человека заключается не в мускулах, а в мозгу, то весом человека в переносном смысле может быть названа сумма его деятельных умственных способностей. История показывает, что приобретает и удерживает господство в обществе именно тот класс, или круг людей, который владеет наибольшим количеством умственных сил. Преобладанию аристократии во Франции пришел конец, когда перевес ума, таланта и образования оказался в руках достаточной буржуазии, а преобладанию буржуазии также придет конец, когда тот же перевес перейдет в ряды трудящегося пролетариата»[21].
1996
[1] Кара-Мурза С. Эффект бабочки // Советская Россия. 19.10.1996.
[2] Кара-Мурза С. Книга, которая пока не написана (Попытка объясниться с читателем-оппонентом) // Правда. 24.01.1996.
[3] Кара-Мурза С. Эффект бабочки // Советская Россия. 19.10.1996.
[4] Там же.
[5] Ленин В.И. ПСС. М., 1980. Т. 29. С. 162.
[6] Кара-Мурза С. Книга, которая пока не написана (Попытка объясниться с читателем-оппонентом) // Правда. 24.01.1996.
[7] Кара-Мурза С. Эффект бабочки // Советская Россия. 19.10.1996.
[8] Там же.
[9] Там же.
[10] Там же.
[11] Кара-Мурза С. Час сомнений // Советская Россия. 28.11.1996.
[12] Кара-Мурза С. Эффект бабочки // Советская Россия. 19.10.1996.
[13] Как известно, здания этих факультетов расположены друг напротив друга, что дает их студентам повод для шуток.
[14] Кара-Мурза С. Эффект бабочки // Советская Россия. 19.10.1996.
[15] Там же.
[16] Там же.
[17] Там же.
[18] Там же.
[19] Там же.
[20] Там же.
[21] Писарев Д.И. Избранные философские и общественно-политические статьи. М., 1944. С. 246.
Михаил Викторович Вазюлин — российский публицист.