| Saint-Juste > Рубрикатор | Поддержать проект |
Аннотация
|
В пушечной мастерской Путиловского завода с утра 3 июля ходили слухи, что состоится митинг у главной конторы завода на улице.
Всех рабочих интересовало, кто будет оратором, и о чем будут говорить. Товарищи, агитировавшие за митинг, отвечали, что министры-капиталисты хотят послать новые войска для срыва братания с германскими войсками на фронте. Узнав об этом, рабочие пришли в боевое настроение, говорили, что надо гнать военного министра с.-р. Керенского. Около 2 часов дня рабочим сообщили, что приехала делегация от 2-й пулеметной команды [1], которая созывает митинг рабочих, а заводский комитет не решался на это. Рабочие, сгорая нетерпением, собрались у старой главной конторы завода, шумя: «открывай митинг». Вошли солдаты, которые подтвердили слухи, заявив рабочим, что они получили приказ отправиться 4 июля на фронт, но решили ехать не на германский фронт против германского пролетариата, а против своих министров-капиталистов.
Услышав это, собравшиеся рабочие (около 10 тысяч чел.) закричали: «Долой таких министров». Далее пулеметчики заявили, что они сегодня выступают в 4 часа на автомобиле с пулеметами. «Двинем, двинем», — закричали рабочие; члены заводского комитета пробовали убедить собравшихся, что надо действовать более организованно. Рабочие настаивали идти и вот в 4 часа собрались на улицах.
Я забежал в партийный районный комитет большевиков (Новосивковская ул. [2]) и спросил товарищей, что будем делать. Тов. Гессен, Сергей, сказал, что выступать не будем, но оставить рабочих на произвол судьбы не можем, поэтому идем с ними вместе. В этот момент прибежал член районного комитета тов. Чудин с вестью, что во всех районах рабочие выступают, придется партийным поддерживать порядок.
Собрались и мы, — пошли. У Нарвских ворот народу масса, будто бы не осталось никого на квартирах. Женщины кричат: «Все должны идти, никто не должен оставаться. Мы будем охранять квартиры».
 |
Некоторые из рабочих предложили идти в комендатуру и взять винтовки для защиты от юнкеров Керенского. Пришли в комендатуру на Обводный канал с просьбой к коменданту выдать винтовки. Комендант отказал, ссылаясь на распоряжение Временного правительства, и заявил, что он окажет рабочим вооруженное сопротивление. Безоружные рабочие решили двигаться дальше. Пошли к Невскому. Тут на самом деле начали рабочим чинить препятствия интеллигенты, офицеры, студенты. Они врывались в наши ряды, вырывали наши знамена, на которых было написано: «Долой войну». Рабочие выталкивали буржуев опять на панель, а сами продолжали идти по Невскому. Тогда интеллигенты и прочие начали стараться рассеять выступивших, убеждая их, что это германские шпионы хотят впустить в Петроград германцев и похоронить революцию, которая так дешево досталась. Рабочие на это отвечали: «Это вам дешево досталась революция — спиной народа, а нам-то нет».
В сумерки выступившие рабочие приустали и стали расходиться; проходя обратно по Невскому, спорили с буржуазией и интеллигенцией, кое-кому попало от них, — и наоборот.
На другой день 4 июля путиловцы выступили более организованно и без оружия.
4 июля рабочие собрались в пушечной мастерской. На трибуну вышли члены Совета, некоторые из них говорили за войну, другие против и призывали рабочих продолжать манифестировать против войны более организованным порядком в мирной обстановке. На это рабочие согласились и собрались у Нарвских ворот. В этот момент явились приехавшие из Кронштадта матросы. Тов. Семен Рошаль [3] определенно заявил собравшимся, что матросы никогда не отстанут от рабочих, никому не позволят противиться, что матросы вместе с рабочими на улицах, и предложил демонстрировать без вооружения и поддерживать порядок. Собравшиеся у Нарвских ворот солдаты не пожелали идти без винтовок, и все тронулись. Когда рабочие подошли к Сенной площади, на колокольне «Спаса» начали звонить. Когда демонстранты подошли к Гороховой, раздался выстрел, другой, третий, как будто бы из пулемета. Солдаты подняли винтовки и дали залп по колокольне церкви. Выстрелы замолкли, и демонстранты опять пошли дальше. У Гостиного двора на демонстрантов налетела компания юнкеров и студентов и выхватила было у них плакат. Рабочие сопротивлялись, получилась давка, кто-то выстрелил, пишущему эти строки разбили голову, сильно помяли ногами бока и грудь.
4 июля рабочие пушечной мастерской судили-рядили на своем импровизированном митинге, кто виноват в стрельбе на улицах 3 июля. Вечером 5 июля члены партии собрались в Путиловской столовой. Товарищ Гессен предложил выяснить виновников выступления на заводе. Даже присутствовавшие на этом собрании беспартийные говорили, что виновником выступления рабочих на улицу надо считать само Временное правительство.
 |
С первых дней Февральской революции на фабрике «Скороход» под влиянием переворота настроение в среде рабочих было неопределенное, но вскоре первенствующую роль начали играть эсеры. Затем под влиянием большевиков, прибывших из ссылки и тюрем, настроение рабочих постепенно изменялось. Рабочие стали относиться недоверчиво к эсеровским членам Совета, которых на фабрике было в I Совете — 4, а большевиков — 2.
Вскоре после этого была проведена кампания перевыборов в члены Петроградского Совета. Были выставлены два списка от большевиков и эсеров. При тайной баллотировке в Совет прошли 5 большевиков и 1 эсер. После этого большинство рабочих фабрики пошло за большевиками.
После провокационного наступления 18 июня на фронте [4], последний авторитет, который еще оставался у эсеров на фабрике, был потерян.
Наступили июльские дни. Помню, как один район за другим начал выступать. На фабрике «Скороход» вопрос о выступлении был выдвинут самими рабочими. Помню, как эсеры лезли из кожи вон, настаивая на недопущении выступления.
5 июля рабочие фабрики не пошли на работу. На дороге было устроено общее собрание, на котором было постановлено большинством, против небольшой группы эсеров, выступать. В связи с выступательным настроением рабочих эсеры не преминули мобилизовать все силы. Так на этот митинг на грузовом автомобиле прибыли эсеры из военной организации. После этого митинга дня два члену Совета от фабрики эсеру пришлось не являться на фабрику.
После собрания, забрав вооруженную охрану, стройными рядами, всей массой, до 4 тысяч человек, рабочие пошли к Таврическому дворцу. К скороходовцам присоединились все кожевенники и рабочие обувных фабрик «Победа», Столярова и др.; металлисты за Московской заставой не выступали, за исключением небольших групп.
Помню, как на второй день после выступления скороходовские эсеры искали зачинщиков выступления и подавали сводки с фабрики в контрразведку, но это совершенно не повлияло на рабочих; наоборот, даже самые отсталые из них отвернулись от эсеров; через некоторое время рабочие группами стали вступать в ряды большевиков.
До июля 1917 г. на фабрике «Скороход» было членов партии большевиков около 100 чел., вскоре после июльских дней это число повысилось на 100 %.
 |
Районный комитет большевиков весной и летом 1917 г. уделял фабрике «Скороход» большое внимание; на каждом из общих собраний был представитель комитета партии. Из лидеров партии посетили тогда фабрику Ленин — 1 раз, Зиновьев — 2 раза, Володарский — 4 раза, их выступления имели большое влияние на рабочих, так что в конце апреля все резолюции на общих собраниях рабочих и заседаниях заводского комитета принимались большевистские, а членами Совета от рабочих фабрики кроме 4 эсеров были и 2 (молодых) члена партии большевиков. Эсеры — члены Совета голосовали на заседаниях Совета за резолюции эсеровские, а не проводили резолюции, принятые на общих собраниях рабочих фабрики. За это им было высказано от общего собрания порицание и недоверие со стороны рабочих и было решено переизбирать новых членов Совета. Перевыборы произошли тайным голосованием, в результате чего громадным большинством голосов прошли 5 большевиков и один эсер.
После этого в скором времени эсеры хотели провести на общем собрании рабочих предложение отработать за 1 мая в следующее воскресенье, но это им не удалось, благодаря выступлениям большевиков на общем собрании, а также агитации по отделениям.
В мае на фабрике еще шире развернулась работа, прилив членов в партию большевиков стал больше, распространение большевистских газет дошло до 5 000 экз. в день. Знаменитое наступление Керенского дало последний толчок, даже более отсталые люди шли на демонстрацию с лозунгами: «Долой 10 министров-капиталистов», «Да здравствует власть Советов».
Утром 5 июля [5], не приступая к работе, рабочие фабрики устроили общее собрание, на котором был сделан доклад членом Совета от фабрики, большевиком Коганом, о текущем моменте. Докладчик говорил о мирной демонстрации воинских частей и многих заводов и фабрик с лозунгом: «Вся власть Советам» и призывал рабочих фабрик присоединиться к мирной демонстрации.
На этом собрании выступал также от эсеров член Военной секции Петроградского Совета; три оратора призывали не выступать, но общее собрание рабочих фабрики постановило выступить с лозунгом «Вся власть Советам». Часов в 11 утра рабочие стройными рядами, свыше 4 тысяч чел., вышли на Забалканский просп. [6] со знаменем и плакатами. Охрана фабрики, человек 40, вооруженных винтовками, шла вокруг демонстрантов, на случай отпора нападения. Передовые работники, могущие выступать (Коняшин, Коган, Смирнов-«хромой» и др.), сели на грузовой автомобиль со знаменем в руках и поехали на заводы «Динамо», Речкина [7], Артура Коппеля [8] и «Сименс-Шуккерт» [9] и призывали рабочих присоединиться к демонстрации. Заводы эти были еще под большим влиянием эсеров и меньшевиков. После митингов к скороходовцам присоединилась только часть рабочих этих заводов.
Часов около 12 дня все двинулись в путь с пением революционных песен. До Литейного пр. шло все благополучно, но на Литейном уже были даны по демонстрантам провокационные выстрелы из буржуазных домов. Но эти выстрелы не расстроили рядов. Все шли стройно и дружно пели песни. У Таврического дворца рабочие остановились, к ним с речью обратился Троцкий. После его речи рабочие прошли на Шпалерную улицу, а члены Совета от фабрики передали резолюцию общего собрания дежурному Рабочей секции Петроградского Совета.
Часа в 4 дня скороходовцы получили распоряжение двинуться обратно другой дорогой, чтобы миновать Невский пр., но им нельзя было миновать Невский, и как раз когда скороходовцы шли мимо Невского, на углу Николаевской ул. на них сделали нападение человек 300 — 400, которые хотели отобрать от них знамя и плакаты, но фабричная охрана, вооруженная винтовками, и часть рабочих загородили нападавшим дорогу и задержали их, пока не прошли все скороходовцы, спокойно затем дошедшие до Московской заставы в стройных рядах и с революционными песнями.
После июльских дней, в дни реакции, эсеры опять приподняли головы и пришли на общее собрание рабочих «Скорохода» с провокационными выступлениями. Их ораторы утверждали, что Ленин деньги получает из Германии и что все большевики — немецкие шпионы. Но скороходовцы им не верили.
За выступление в июльские дни на фабрике «Скороход» и других заводах за призыв идти на демонстрацию член заводского комитета эсер Милешко донес в районный Совет на Когана — большевика.
Московский районный Совет тогда состоял в большинстве из эсеров. Контрразведке арестовать Когана не удалось. Большевистское настроение на фабрике крепло. В течение месяца после июльских дней в коллективе большевиков на фабрике прибавилось 150 чел. новых членов партии. После разгрома юнкерами типографии газеты «Правда» и на «Скороходе» были частые сборы денег на помощь газете, дававшие большие суммы. Один раз сбор денег дал до 5 000 рублей; т. Равич [10] передала их с резолюцией съезду партии большевиков, который был тогда нелегальным [11].
Заводский комитет почти весь состоял из большевиков. Он тоже много приносил пользы партии большевиков, распространяя большевистские газеты и литературу. Когда в трудное время редакция большевистской газеты «Рабочий и солдат» обратилась через тов. Когана в заводский комитет с просьбой дать заимообразно 10 тысяч рублей на закупку за границей бумаги, которую трудно достать было в Петрограде, то заводский комитет сейчас же выдал редакции эту сумму.
Был я в июльские дни 1917 г. на заводе в рядах Красной гвардии. В отряде нас было до 120 чел. Начальником нашим был т. Кочеровский, а ближайшими помощниками ему т. Томчак, убитый белогвардейцами в октябрьские дни под Царским Селом, и т. Ефимов, расстрелянный белыми бандами под Ямбургом. В нашем распоряжении имелось тогда до 80 винтовок и 20 кольтов. Были ко дню 3 июля присланы и два пулемета, которые мы получили через штаб Красной гвардии. Один «Максим» стоял в столовой, был обращен в окно, а второй был затащен нами на чердак первого здания завода, выходящего на улицу. Все это, конечно, было очень не по носу тогдашней администрации завода, инженеру Евнину и Пташецкому.
С оружием мы обращались очень осмотрительно, давали его в надежные руки.
Мы держали самую тесную и неразрывную связь с районным комитетом большевиков, который тогда был в доме № 109 по Забалканскому просп., и со штабом Красной гвардии, помещавшимся на Заставской ул. в д. № 4, в заводе лаков и красок Л. Маркса.
По сигналу штаба в июльские дни мы, захватив два заводских грузовика, вооруженным порядком направились в город. Сперва на Невский, оттуда, после небольшой перестрелки, направились на Троицкую пл., где тов. Луначарский призывал нас успокоиться, а т. Троцкий говорил, что момент захвата власти еще не наступил. Вернуться в тот же день на завод нам не удалось, так как все мосты через Неву были разведены, и мы приехали домой только на другой день. Сохранилось еще в памяти, как мы снабжали рабочих хлебом; так как лавки почему-то были закрыты, пошли мы к дирекции завода с требованием поручиться за нас и уплатить деньги за сколько-то пудов хлеба. Директор инженер Евнин начал отнекиваться, ссылаясь на правление завода, но т. Кочеровский, после длинных разговоров и стуков кулаком по столу, вырвал от него бумажку с обязательством уплаты суммы, следуемой за хлеб, взятый заводом.
На заводе у нас было очень мало активных товарищей большевиков, царило эсеровское засилье, и велика была их радость, когда июльские события сошли на нет. Мы хотя были и в меньшинстве, всегда жарко спорили с эсерами. Хорошо припоминаю рабочего токаря латыша т. Смильке, который, хотя и плохо говорил по-русски, но всегда ругался с ними.
 |
Работал я в то время на телефонном заводе Эриксона [12] на Выборгской стороне. Выборгский район был одним из активнейших участников июльских дней, во главе со своим районным партийным комитетом большевиков, в котором всю организационную работу по этому вопросу вел т. Лацис [13], по товарищеской кличке «Дядя».
Завод Эриксона являлся одним из крупных революционных заводов. 3 июля туда пришли представители от пулеметного полка и самокатчиков [14], которые призывали эриксоновцев пойти с ними на разгром Временного правительства.
Эриксоновцы одни из первых примкнули к восставшим воинским частям, и на другой день, 4 июля, было условлено дружно выступить заводской ячейке с пулеметчиками и самокатчиками против Временного правительства. В ту же ночь был сделан плакат с лозунгом: «Долой 10 министров-капиталистов», «Вся власть Советам».
С таким лозунгом мы присоединились к другим выборжцам и направились в город через Литейный мост, но перейти этот мост нам не удалось: дойдя только до середины его, мы должны были остановиться, так как с городской стороны на нас двигались воинские части, приверженцы Временного правительства, кажется, две сотни казаков, вооруженных винтовками и пулеметами. Видя силы рабочих, казаки сразу же открыли ружейный огонь. Многие рабочие остались лежать убитыми. И меня здесь просверлила пуля, пройдя сквозь одну ногу и остановившись в другой. Сперва я упал, но из чувства самосохранения я собрал все свои силы и пополз обратно, в сторону Выборгской стороны.
С отчаянной болью в ногах сполз я с берега по откосу, забрался в какой-то плот-пристань, укрылся там и потерял сознание; нашли меня там на другой день и отправили в ближайшую больницу.
Живой памятью об июльских днях служит у меня моя недействующая нога и палка-костыль, без которой я не могу ходить.
 |
В июльские дни 1917 г. я работал на заводе «Новый Парвиайнен» [15] и был членом Совета Выборгского района. Одновременно работал в заводском комитете. Помню, 3 июля, около 2 часов дня, пришли несколько товарищей из 1-го пулеметного полка в заводский комитет и обратились с просьбою дать грузовик для пулеметов и поддержать их выступление против Временного правительства.
Мы обсудили это предложение в комитете, потом созвали общее собрание рабочих. Собрание было очень бурное. Горячо и убедительно доказывали товарищи-пулеметчики своевременность и необходимость свержения Временного правительства и Керенского. Рабочие массы были настроены крайне революционно, забурлили, как лава. Стоило очень много трудов комитету и партийной организации сдержать рабочих от несвоевременного выступления, и все же мы решили дать два или три грузовика.
Перед окончанием собрания я уехал на квартиру за оружием. Когда приехал обратно, уже из ворот завода выезжали грузовики, на которых находились пулеметчики и часть наших рабочих. Я тоже взобрался на грузовик, и мы поехали в казармы 1-го пулеметного полка, который в это время стоял в летних казармах у завода «Новый Лесснер» [16]. Во дворе началось вооружение. На каждый грузовик поставили по три пулемета. Не имевшим оружия выдали винтовки, кое у кого были бомбы.
Стройно, в боевом порядке, под красными флагами и с пением «Марсельезы», полк вышел на улицу. Впереди ехали грузовики с пулеметами... Шествие казалось боевым и грандиозным, на пути все время присоединялись группы и отдельные рабочие и просто публика, а также воинские части.
С Выборгской стороны мы перешли в город и направились к казармам Павловского полка, который также присоединился к выступлению. Тут уже собралось от 4-х до 6-ти вооруженных полков. Вся эта вооруженная колонна с Марсова поля пошла по Миллионной улице и направилась к Зимнему дворцу.
Позади нас ехала сотня казаков. По отношению к нам они никаких враждебных действий не проявляли, а держались нейтрально. Мы направились по Невскому пр.; без единого выстрела мы дошли до Аничкина дворца [17]. Во дворце стояла не помню какая часть, которая открыла огонь. Наши тоже. Были раненые и убитые. После перестрелки я вернулся на Выборгскую сторону.
4 июля в перестрелке не участвовал.
Помню один характерный эпизод.
6 июля утром мне необходимо было попасть на Выборгскую сторону на заседание районного Совета. Мосты были разведены. Как быть? Был один выход: переехать на лодке. Иду к пристани. Но, увы, и тут нелегко пробраться. Стоит охрана 9-го кавалерийского полка (поставленная Керенским). Всех, кто едет на Выборгскую и с Выборгской, обыскивали. У меня в боковом кармане пиджака был «кольт». Что делать? Думаю, отберут. Решил — пан или пропал. Только шагнул на пристань, меня остановили два кавалериста. Не совсем вежливо обыскали. Нашли мой «кольт». Потребовали разрешение. Я предъявил; несмотря на удостоверение, мне заявили, что пропустить на Выборгскую сторону не могут. Что делать? У меня мелькнула мысль: «ведь я член Совета». «Товарищи, вы, конечно, за Советы». Они ответили: «да, конечно», тогда я представал им свое удостоверение. Кавалеристы изменили сейчас же тон, извинились и очень любезно разрешили пройти на пристань.
Когда я сел в лодку, и она отчалила, я крикнул кавалеристам: «Ах, вы не знаете, какого ярого большевика вы пропустили, да и куда — на Выборгскую сторону в штаб большевиков».
 |
В 1917 году я работала на заводе «Русский Рено» [18] (Выборгская сторона). Против нашего завода находились казармы пулеметчиков. Перед июльскими событиями настроение рабочих было весьма приподнятое. Накануне у нас было общее собрание, и рабочие требовали у наших депутатов энергичных действий против политики Керенского. В день июльских выступлений с утра плохо работали, собирались группами. После обеда к нам прибежало несколько пулеметчиков с просьбой дать им грузовые автомобили. Несмотря на протест нашего коллектива, пришлось автомобили дать. Никакие доводы удержать их не могли. Срочно нагрузили они на грузовики «максимы» и покатили на Невский.
Тут уж наших рабочих больше удержать не удалось. Другие заводы уже отправились. Мы, считая это выступление преждевременным, удерживали своих, а когда пришли пулеметчики, удержать рабочих стало невозможно. Все, в чем работали, прямо в передниках, от станков, вышли на двор. Состоялось маленькое собрание, и сразу все направились ко дворцу Кшесинской, где к нам вышел тов. Ленин, сказал несколько слов, к сожалению, не помню каких, и мы пошли по направлению к Невскому. Через Марсово поле навстречу нам прилетели на автомобилях Чхеидзе, Церетели и кто-то еще. Они старались всячески убедить рабочих вернуться, так как на Невском уже никого нет, все ушли, и нам только будет неприятность. Но уговорить лавину рабочих было весьма трудно.
Вот мы на Невском. Панели полны буржуев всех рангов, мы идем стройными рядами, впереди Красная гвардия. Ровняемся с Михайловской ул., вдруг с панели налетают на нас толстопузые. Главное внимание их было обращено на Красную гвардию, и в тот момент, когда они набросились на нашу Красную гвардию, впереди раздался выстрел, который, конечно, приписали нам. Кому здесь в этой свалке попало больше, трудно сказать. Но мы потерпели все же урон. От нас отняли знамя Красной гвардии и две винтовки. Начальник Красной гвардии скомандовал повернуть назад, что и было сделано. Также и наши соседи — пулеметчики вернулись вечером с уроном. У них отняли два «максима» на Невском. Правда, они говорили, что могли бы не отдать, но тогда было бы очень много ненужных жертв.
А затем, в этот ли день вечером, или на другой, оказалось, что у нас в заводском комитете находятся тт. Ленин и Смилга [19] и еще другие, и, несмотря на то, что их короткое пребывание на нашем заводе было обставлено конспиративно, рабочие точно нюхом почуяли, что у нас т. Ленин, и, хотя работы кончились, многие находили какое-либо дело, чтобы побыть подольше на заводе. И долгое время настроение рабочих было весьма наэлектризованным.
Все винтовки, кроме двух потерянных на Невском, были далеко запрятаны и сохранились до Октябрьского переворота. С ними наша гвардия и на фронт пошла против Корнилова.
На заводе «Новый Лесснер» рабочие, благодаря своей революционности, были хорошо организованы. Здесь работали и меньшевики, и большевики, и эсеры, и даже анархисты. Редкий месяц рабочие завода «Новый Лесснер» не принимали какого-либо участия в каком-либо выступлении-протесте, как экономическом, так и политическом. А посему июльские дни 1917 г. застали новых лесснеровцев не врасплох. Лесснеровцы были готовы к выступлению каждую минуту, каждый час; здесь на заводе, в частности, и на Выборгской стороне, в общем, уже назревало в те дни революционное брожение.
Недовольство рабочих Временным правительством и его политикой росло и переполняло чашу терпения трудовых масс. Еще задолго до июльского выступления ходили слухи о предполагающемся выступлении большевиков; несмотря на все принятые меры, а может быть благодаря им, на демонстрации 18 июня большинство рабочих и Петроградского гарнизона вышли с плакатами, на которых были написаны лозунги «Долой 10 министров-капиталистов», «Вся власть Советам».
Расстрелы солдат на фронте за отказ идти 18 июня в наступление вызвали возмущение рабочих. В первых числах июля рабочие на Выборгской стороне собирались по заводам и фабрикам с участием солдат и обсуждали создавшееся положение.
3 июля на завод «Новый Лесснер» пришел солдат 1-го пулеметного полка т. Жилин и на собрании рабочих предложил поддержать их и выступить совместно с ними. Заводской комитет, состоявший в то время в большинстве из большевиков, а также коллектив большевиков отговаривались полным незнанием. На запрос по телефону в П.К. [20] во дворец Кшесинской ответа не получалось. Мы, рядовые рабочие-большевики, решили на свой страх и риск присоединиться к пулеметчикам.
Рабочие выстроились на дворе, ждали сигнала к выступлению, я в этот момент получил секретное поручение от тов. Мусатова, члена комитета заводского коллектива большевиков, и ушел один. Задание было довольно серьезное, и я спешил его исполнить. Исполнив все в точности и получив ответ, я его передал т. Мусатову, в то время дежурившему в комитете.
Возвращаясь домой (я жил за Нарвской заставой), я встречал много вооруженных юнкеров и казаков, конных и пеших, на автомобиле и на грузовиках, с пулеметами разъезжавших по улицам. Мосты были разведены. Буржуи и торговцы яростно набрасывались на рабочих и даже били их, особенно в тех частях города, где только они чувствовали себя в силе. Подходя к Нарвским воротам, я встретил рабочих-путиловцев, которые в количестве 40 тысяч чел., все, как один, шли к Таврическому дворцу, чтобы заявить волю рабочих: «Всю власть Советам». Путиловцы всех рабочих призывали идти вместе с ними, позвали и меня, так как меня знали.
И я пошел с ними. На Садовой ул., на Сенной площ., с колокольни церкви Спаса путиловцы были обстреляны. Часть вооруженных рабочих и солдат бросилась на колокольню и обнаружила там пулемет. Не помню, поймали они там кого или нет, ибо я с другой частью рабочих пошел дальше.
На Литейном уг[лу] Невского была тоже стрельба. Толпа хулиганов разграбила часовой магазин, я и два моих товарища поймали двух воришек и одного убили, когда они побежали, выстрелом из «нагана». Милиция же ловила не воров, а рабочих. У Таврического дворца народу было много, там уже происходил митинг. Выступали Чернов и Церетели, а также и большевики тов. Юренев [21] и др. Путиловцы заявили, что они не уйдут до тех пор, пока Совет не примет того или другого решения. У дворца стояла кавалерия, которую готовились бросить на толпу рабочих, а в промежуточных улицах стояли казаки. Я, как только узнал постановление Совета, что он ни под каким видом под давлением улицы не примет решения взять власть, пошел к своему родственнику, который жил неподалеку от дворца. Утром, на другой день, возвращаясь домой по Садовой ул. с двумя товарищами, мы вступали неоднократно в спор со всеми, кто только ругал большевиков.
Около Щукина рынка стояла толпа, в середине которой была одна сестра милосердия, довольно солидная и богато одетая, которая говорила, что Троцкий и Луначарский арестованы, а Ленин с Зиновьевым скрылись в Финляндию, оттуда за границу, и что большевики получили большие суммы денег от Вильгельма и роздали кое-кому, чтобы те выступили. Она призывала беспощадно убивать большевиков; мы ей задали вопрос, сколько она получила денег и от кого, чтобы клеветать на рабочих и большевиков. Минут десять я и два товарища доказывали гнусность лжи, распускаемой буржуазией. Но тут подошла еще толпа в 20 чел. торговцев, по-видимому, мясников, которые тоже стали ругать большевиков. С криками «бей жидов и большевиков, в воду их» толпа набросилась на нас и здорово поколотила. Один товарищ убежал, другого так избили, что его отвезли в больницу, через две недели он умер, а у меня отняли «наган», а самого сбросили в воду Екатерининского канала, тоже довольно-таки побитого, и стали бросать в меня камнями. Но в это время подошли человек 6 матросов, которые разогнали толпу и вытащили меня из канала, всего в крови и мокрого. Обмыв меня, они пошли по Садовой, а я поплелся домой, но, не доходя до Покровской площ., не утерпел и стал ругать двух буржуев, которые, говоря между собой, назвали Ленина провокатором; я назвал их провокаторами. Они схватили меня и передали милиционеру, повели в Спасскую часть. Там комиссар части набросился на меня с бранью и отправил вечером поздно в Александро-Невскую часть, где уже сидело много арестованных рабочих. Меня и еще трех человек посадили в отдельную комнату. Я там пробыл до 7 июля. В комиссариат в тот день пришли три донских казака и два матроса, они зашли в нашу комнату и спросили, за что мы арестованы. Я сообщил им все, что было, и сказал, что у меня болит рука, на это они сказали: «вот поешь и иди домой». Так как нас в части кормили плохо, я с аппетитом съел предложенное и вышел вместе с казаками на улицу, а они проводили меня до Глазовой ул. и сказали: «иди спокойно». На мой вопрос, кто они такие, они засмеялись: «мы казаки» и ушли.
После этого ареста я прохворал около месяца.
В июльские дни 1917 года работал печатником гидрографии. Рабочих там было человек 25. Служащих человек 250 и все высшего командного состава. Настроение у служащих было контрреволюционное, у рабочих — в общем неопределенное, и они участие в июльских днях принимали индивидуальное, а не со своим учреждением.
3 июля вечером, часов в 11, случайно проходя по Фонтанке, я встретил грузовик с рабочими-путиловцами и Франко-Русского завода — членами Совета, разбрасывавшими листовки с призывом к вооруженной демонстрации.
С полчаса после этого увидел я, как по Петергофскому проспекту двигались колонны рабочих Путиловского завода. Впереди шли рабочие, вооруженные винтовками, стройными рядами, а за ними также стройными рядами, но не вооруженные массы рабочих.
Из колонн раздавались призывы ко всем встречным, кому дороги завоевания революции, присоединиться.
Я присоединился на Калининском мосту [22] и пошел вместе до Покровки. Но у меня возникло сомнение, как у партийного, и я пошел в районный комитет партии на Мясной улице. Там получил указание вместе с другими парттоварищами, что распоряжения П.К. о выступлении не было, что каждый может действовать за свой страх и риск. Так сказал, не помню точно, тов. Войтик [23] или тов. Клявс-Клявин [24]. После этого я побежал домой, взял карабин, нагнал путиловцев на Сенной площади и с ними вместе пошел на Невский проспект. Здесь уже рассеивали рабочих казаки, кажется, 14-го и 4-го Донских полков. Шла сильная перестрелка на углу Невского и Садовой. Часть рабочих повернула обратно по Садовой по направлению к Мучному переулку. Я в числе других был оттеснен кавалерией за веревку в Гостиный двор. Но оружия мне не удалось употребить, так как стрелять в толпе считал нецелесообразным. Потом поодиночке из нашей группы стали расходиться. Ушел обратно и я.
Четвертого, часа в 2 дня, на Садовой улице я встретил рабочих Франко-Русского завода, Галерного островка [25], шедших по направлению к Невскому. Там к нам присоединились кронштадтцы-матросы, шедшие вперемежку с рабочими и почти все вооруженные винтовками. Помнится, матросы были с «Гангута» и «Полтавы».
Когда завернули на Невский, произошло замешательство, так как со стороны памятника Екатерины было произведено до 10 выстрелов из револьвера; туда бросилось несколько товарищей, а шествие продолжало свой путь. После слыхал, что стрелял с колена из «нагана» студент.
Пошли по Литейному в Таврический дворец, но вдруг возле больницы Ольденбургского [26] впереди раздалась сильная перестрелка, пулеметная и ружейная.
Рабочие, вооруженные и невооруженные, частью легли наземь, частью продолжали идти вперед. Когда все стихло, вытащили из дома возле Шпалерной офицера с пулеметом. Как слыхал, в поимке его принимал участие т. Пахомов.
С шествием дошел я по Шпалерной до Таврического дворца и вечером вернулся обратно.
Вечером 4 июля у себя дома узнал от рабочих радостную весть, что большевики уже заняли Петропавловскую крепость, и окончательно мысль успокоилась, когда узнал, что Ц.К. и П.К. санкционировали руководство выступлением. Всю ночь с 4-го на 5-е слышалась стрельба.
5 июля видел, как по Неве прибывали буксиры с гардемаринами из Дудергофа и Ораниенбаума (возле Николаевского моста). Часам к 2 положение стало выясняться в скверную сторону. Выступление против Временного правительства за власть Советов окончилось неудачно.
Видел, как поодиночке, закоулками возвращались в Кронштадт матросы. Буржуазия и ее прихвостни обнаглели до такой степени, что только по подозрению, что человек — большевик, на улице его избивали. Распространяли версию, что все большевики — немецкие шпионы. Травля поднята была гнусная. В гидрографии дошло до того, что рабочего, не партийного, а только разделявшего мнения большевиков, стали судить на общем собрании, чтобы отправить на фронт, сняв с учета. Такой суд был над товарищем Ф. Филипповым. Там же, где я жил (в Коломенской части), среди рабочих настроение было совсем другое. После июльских дней симпатии к большевикам росли с каждым днем неудержимо, и приходилось часто слышать от рабочих Франко-Русского завода, что за кровопускание, которое буржуазия устроила рабочим в июльские дни, им надо ответить Варфоломеевской ночью. И если бы не наша партия, организовавшая рабочий класс, то горько заплатили бы буржуи за июльские дни, — так сильно было озлобление на них в среде рабочих.
 |
В июльские дни 1917 г. я был на заводе «Галерный Островок». Работал, как член партии, среди широких масс. В первое время после Февральской революции отношение к нам, большевикам, на заводе было такое, что даже не давали выступать. О передаче власти Советам не хотели было слушать. Приезд т. Ленина из-за границы подлил масла в огонь. Но первое его выступление у нас на заводе на митинге, где было 15 000 чел., и выступали эсеры, разделило рабочие массы, как нашего, так и бывшего Франко-Русского завода. С этого дня рабочие стали вступать в партию прямо группами. Завод стал наполовину большевистским. На перевыборах Совета, как районного, так и Петроградского, прошло 6 большевиков и 1 эсер. 21 апреля завод выступил на митинг к Кадетскому корпусу (В[асильевский] о [стров]). В этот день завод получил первое боевое крещение: на углу Садовой и Невского один рабочий был ранен. На другой день рабочие на заводе требовала у представителей власти дать отчет на митинге. Без этого не приступали к работе. Нам еле удалось уговорить рабочих, что теперь поздно искать виновников, а надо требовать вооружения всех рабочих и разоружения буржуазии.
На первом съезде фабрично-заводских комитетов в Соляном Городке делегатами от завода был я, затем один меньшевик и эсер. По основным вопросам наши резолюции раскололи съезд, и мои 2 соперника голосовали со мной и по поводу заработной платы, и о роли заводских комитетов, и по докладу М. Скобелева [27]. Резолюции были приняты наши. А один из соперников на своем партийном собрании разорвал свой партбилет и перешел к нам в партию через несколько дней. После доклада на местах о конференции рабочие бузили, и уже заметно стало, что не сегодня-завтра взрыв должен быть.
Наступили июньские дни, когда наша партия хотела организовать мирное выступление. После отмены его рабочие стали говорить, что мы вступаем в соглашение, и они без нас выступят сами. Еле удалось успокоить рабочих, говоря, что скоро Петроградский Совет назначит общую мирную демонстрацию с лозунгами: «Долой 10 министров-капиталистов», «Да здравствует власть Советов». На этом успокоились.
Стали выбирать в районную думу, и наш завод целиком голосовал за большевиков. Тогда рабочих волновал вопрос о заработной плате и прожиточном минимуме. Были вытребованы М. Скобелев и К. Гвоздев [28] для доклада. После их докладов рабочие требовали забастовки. Нам пришлось сдерживать рабочих, другим партиям не давали говорить. Пришлось нам доказывать, что один завод не добьется того, что надо всем выступать и что, когда так будет, мы всех призовем к борьбе. Указывали, что сейчас рано решительно выступать, нужна большая организованность и выдержка. Наше предложение было принято, и забастовка не была объявлена, а была выбрана комиссия от общего собрания, которая должна была обойти другие заводы морского ведомства и узнать, как у них, и тогда созвать конференцию для разрешения вопроса. В комиссию попал и я. Объехали Путиловский, Балтийский, Обуховский, Ижорский, Металлический заводы и Кронштадтский порт. Положение везде было одинаковое. Везде бурлили рабочие, рвалась в бой на улицу.
16 июня у нас был назначен общезаводский митинг с докладом Виктора Чернова. Эсеры купили букет живых цветов для подарка селянскому министру. После его доклада выступили т.т. Луначарский, Харитонов, Пахомов, Крутов. Если бы нам не удалось удержать рабочих, не знаю, что могло бы случиться. Не только букет цветов был бы вырван у Чернова, но и он сам был бы сброшен. Была принята резолюция т. Луначарского: «Долой войну. Все на улицу 18 июня». Рабочие требовали, чтобы тех, кто голосовал за войну, отправили на фронт.
18 июня показало, что скоро будет пороховой взрыв. Так подошел день 3 июля. Я жил тогда около Нарвских ворот вместе с путиловцами. Прихожу в 6 час. вечера домой, товарищи говорят: «Мы сегодня бросили работать, будем выступать на улицу». Я указывал, что не время, мы проиграем, рано, мы не готовы. Направились вместе на митинг на Путиловский завод. Двор завода был полон рабочими. Все кипело от недовольства и злобы. Требовали кончать митинг и всем с оружием в руках идти на улицу к Совету с лозунгами: «Долой правительство, вся власть Советам». Выступавшие наши товарищи, кажется, В. Володарский, и другие, просили сегодня не выступать, указывая, что в Таврическом дворце заседает Рабочая секция, которая и вырешит вопрос, что делать, а сегодня надо разойтись по домам. Не тут-то было. И с большим трудом удалось уговорить, что если выступать, так без оружия, мирной демонстрацией протеста. Наконец, рабочие согласились, и в 10 час. вечера многотысячная армия рабочих вышла за ворота, имея во главе небольшой отряд Красной гвардии с винтовками. У Нарвских ворот наша партия устроила митинг, призывая вернуться обратно, не ходить в город. Но удержать многотысячную армию рабочих было немыслимо, никто о возвращении и слушать не хотел. Шествие тронулось в город, по пути к нам примыкали отдельные группы рабочих. Мы благополучно дошли до Таврического дворца, где были вызваны тт. Ленин [29], Луначарский и др. Выступившие товарищи просили идти на завод, говоря, что если надо будет, то будут вызваны. Только в 5—6 ч. утра начали мы расходиться по домам.
 |
Прихожу в 8 час. утра, смотрю, рабочие не работают. Заявляют: «Мы работать не будем. Путиловцы вчера кончили». Взяли знамена, чтоб выйти на улицу. Я стал разъяснять, что путиловцы сегодня должны работать, если понадобится — будет дан общий сигнал. Был устроен митинг. Выступавший т. Пахомов говорил, что наша партия не зовет к выступлению, и выступать не следует. После этого разошлись по работам, но в 10 час. влетает несколько рабочих в заводский комитет за знаменами. Говорят, что кронштадтские моряки приехали. «На улицу!».
Мы получили указание районного комитета взять руководство над выступлением рабочих, выйти на улицу на поддержку армии. Мы тронулись с Покровской площади, за нами [фабрика] «Треугольник». Дошли до Сенной. Тут с колокольни нас стал поливать пулемет. Нам здесь опять попало: «Зачем пошли без оружия — не знали, что в нас будут стрелять». Здесь отряд красногвардейцев заставил замолчать пулемет.
На Невском опять началась стрельба. На Литейном из подвала вытащили пулемет и офицера, который тут же был убит.
Дошли до Таврического дворца. Отсюда никто не хотел уходить, но на наше счастье или несчастье пошел дождь. Все стали разбегаться по домам. Впереди нас шел 3-й запасной полк.
Только вышли мы на Литейный, как казаки открыли стрельбу по полку. Вечером с одним товарищем по заводу мы отправились домой. На Невском остановились у кучки, где студенты ругали большевиков за то, что они вывели рабочих на улицу. Я не удержался, слыша ложные обвинения, и в разгаре не выдержал, дал студенту по лицу. Схватили нас казаки, отправили сперва в милицию, потом к Пальчинскому [30] для выяснения личности. Только по настоянию рабочих нас выпустили 6 июля.
Когда мы вернулись на завод, у нас шел митинг. Эсеры приехали со всей своей «тяжелой артиллерией» обстреливать большевиков. Настроение у рабочих было подавленное. Эсеры хотели воспользоваться этим и сваливали на большевиков. Когда эсеры требовали выдать зачинщиков, то даже раздались отдельные голоса: «В Неву Пахомова, Короткова и других большевиков». Но номер их не прошел. Тов. Пахомов хорошо возражал, назвав их трусами, облитыми рабочей кровью. После него эсерам не дали говорить и сказали определенно, чтоб больше их ноги на заводе не было. В этом, можно сказать, рабочие сдержали свое слово. 3—5 июля показало, что только с оружием в руках можно добиться своего, а наша партия на заводе стала еще авторитетнее. Все рабочие, которые по ошибке попали к эсерам и меньшевикам, перешли к нам в партию.
Это было в 1917 г. После приезда в Петроград т. Ленина и прочтения им его 10 тезисов, подходит раз ко мне старый рабочий Балтийского завода и спрашивает: «Скажи, сколько ты получил от Ленина привезенного золота». — «А ты верно знаешь, что Ленин привез золото?». Рабочий мнется и, потупив глаза, несмело отвечает: «Мне так говорили, что все большевики получили». Краткая пауза. Пристально взглянув на одурманенного рабочего, я отвечаю: «Да, я много получил от Ленина, но это не золото, которое он презирает и не имеет. Он научил меня честно бороться за рабочий класс и понимать наши задачи. Долой провокаторов...». Вскоре картина изменилась.
С 1917 г. на выборах в Советы, городскую и районную думы начали побеждать большевики. Вышедшие из подполья, они создали энергичный районный комитет, помещавшийся сначала на Большом просп. в д. 82, а потом переведенный на 16 линию, а в Гавани был организован подрайон. Работа кипела вовсю. Но параллельно был создан эсеровский, меньшевистский и социал-демократический междурайонные комитеты. Борьба между этими организациями велась серьезная. Агитаторы их налетали на заводы, фабрики и др. учреждения, на собраниях извращая понятия о текущей революции, приплетая провокацию о германском золоте и продажности большевиков. Нередкими гостями являлись на заводах и фабриках Брешко-Брешковская, Коноплева, Зензинов, М. Спиридонова и др. Несмотря на их старую революционность, наши товарищи Урицкий, Володарский, Ленин и Зиновьев, впоследствии и Троцкий (которых мы приглашали в такие моменты, когда собственными силами не в состоянии были бороться с этими заступниками буржуазного строя) разбили эсеров и меньшевиков, и рабочие поняли свои заблуждения.
...Наступили июльские дни 1917 г., с фронтов начали поступать неблагоприятные известия; заволновались рабочие и начали требовать прекращения войны, передачи всей власти Советам и окончательного удаления Временного правительства. Вопрос встал очень остро.
Помню, как солдаты 180-го запасного полка, находившиеся во временных казармах, в беседе со мною прямо так и заявили: «довольно церемониться с керенщиной, что же спят ваши там во дворце Кшесинской, пойдем прогоним Керенского и поднесем власть Владимиру Ильичу, вопреки его нежеланию». Действительно, в 180-м зап. полку настроение против керенщины было боевое, исключая учебную команду, которая подпала под влияние меньшевиков. На основании решений нашего «центра», много пришлось употребить усилий членам райкома, чтобы убедить недовольные массы солдат и рабочих выждать более подходящий момент.
Примечание: Первый легальный В. О. районный комитет большевиков в Февральские дни 1917 г. был выбран из 7 товарищей: председателем был Иванов от «Сименс-Шуккерта» и секретарем — [рабочий] от Балтийского завода, но в скором времени комитет был переизбран, и в него вошли прибывшие старые подпольщики Ионов, Слуцкая [31] и др.
 |
4 июля 1917 г. рабочие Сеcтрорецкого Оружейного завода, во главе с организацией большевиков, все как один человек, стройными рядами вышли на улицу с лозунгами: «Вся власть Советам». В этот день была послана от сестроречан делегация в Питер с наказом, в котором было выставлено основное требование к Совету Рабочих и Крестьянских Депутатов [32] взять власть в свои руки, разогнав коалиционное и фактически буржуазное правительство. Наказа в сестрорецких архивах не сохранилось, ибо при налете карательного отряда Керенского все было изъято и уничтожено им в июльские дни.
Характерно для Сестрорецка то, что в движении 4 и 5 июля активное участие принимали все рядовые члены рабочих из местных организаций партий социал-революционеров и меньшевиков.
4 июля была грандиозная демонстрация рабочих и населения. В этот день рабочие обошли весь дачный район Сестрорецка, населенный крупной буржуазией.
День 5 июля прошел в собраниях и митингах.
Вечером 5 июля были получены через делегатов из Питера сведения о том, что необходимо пролетариату временно воздержаться от захвата власти. На основании этого было решено с утра 6 июля приступить к работе.
4 и 5 июля демонстративное выступление рабочих Сестрорецкого завода против Временного правительства переполнило чашу терпения Керенского и компании. В ночь на 10 июля Сестрорецк окружается цепями карательного отрада во главе с капитаном Гвоздевым и целой сворой офицеров и юнкеров. Как выяснилось, главе отряда были даны неограниченные полномочия вплоть до расстрела рабочих и уничтожения как завода, так и города Сестрорецка, в составе отряда, кроме офицерства и юнкеров, было несколько сот казаков, как пеших, так и конных, затем мощный броневой отряд с 6 бронемашинами и несколько грузовиков.
При внезапном захвате города отрядом рабочие настолько были выдержаны, что не было ни одного факта сопротивления, и на появление отряда смотрели безразлично и даже утром явились, как всегда на завод, на работу. Это, конечно, не могло не возмутить усмирителей, ждавших сопротивления.
В первую ночь и часть дня отряд производил обыски и разгром частных квартир, преимущественно большевиков. Затем были разгромлены местный комиссариат, военная и партийная организация большевиков.
В партийном комитете большевиков были уничтожены все архивы и дела.
Параллельно с этим главой отряда заводскому комитету был предъявлен ультиматум о покорности Временному правительству и о сдаче оружия рабочими. Срок ответа был двенадцатичасовой. Было официальное предупреждение, что по истечении этого срока будет открыта стрельба и что как завод, так и город будут сравнены с землей.
В дальнейшем события протекли так:
Заводской комитет, имевший в своем составе абсолютное большинство большевиков во главе с т. Восковым [33], уже заранее знал, что прибытие карательного отряда в Сестрорецк неизбежно. В местной парторганизации уже был определенный план действий на этот счет.
В результате капитан Гвоздев на ультиматум получил ответ на 8 часов ранее срока, гласивший, что рабочие, у коих имеется оружие, согласны его сдать.
С полудня 10 июля и часть дня 11 происходила сдача рабочими оружия. В результате отряду сдано было в большинстве негодное оружие, как-то: старые дробовики, берданки и т. д. Все же винтовки были спрятаны в надежные места. Склады винтовок и патронов были большевиками еще за день ранее увезены в лес за озеро и спрятаны. Руководители отряда, видя, что с оружием их провели и сдали только часть, решили произвести массовые обыски, но в жизнь их не провели, ибо заметили, что солдатский состав отряда начинает поддаваться на агитацию рабочих и волнуется.
В результате капитан Гвоздев решил уехать.
В качестве заложников на всякой случай отрядом офицеров при отъезде были арестованы т.т. из заводского комитета и увезены с собой. Арестованы были т.т. С. Восков, Илья Андреев, Ал-др Никитин, Казимир Коршанский и др. Впоследствии на энергичные требования рабочих завода все арестованные товарищи были освобождены.
После описанного случая с карательным отрядом влияние большевиков на рабочих усилилось.
В 1917 году рабочими Сестрорецкого Оружейного завода, а также остальными жителями г. Сестрорецка я был избран в милиционную комиссию, Затем комиссия избрала меня начальником милиции г. Сестрорецка.
2 июля [34] 1917 г. ввиду получения секретного сообщения о прибытии в г. Сестрорецк карательного отряда капитана Гвоздева, я был назначен ответственным дежурным по г. Сестрорецку. В эту же ночь мною было исполнено задание вывезти все оружие, находящееся при милиции, дабы оно не было захвачено отрядом вышеназванного капитана. При энергичной помощи товарищей из партийной районной организации и сознательных рабочих С. О. З. (милиционеров), оружие было в большом количестве увезено на рыбацких лодках за «Разлив».
Все же старое и негодное для дальнейшего употребления оружие и часть огнеприпасов были запечатаны в складе в доме бывшего станового пристава (комиссариат на Офицерской ул.).
3 июля 1917 г. в 5 часов утра в г. Сестрорецк прибыл карательный отряд вышеназванного капитана. Он откуда-то имел сведения, что все оружие хранится в складе комиссариата. Туда по распоряжению капитана Гвоздева были направлены 2 броневика, наполненные солдатами, под командой подпоручика Васильева. Прибывшим в комиссариат подпоручиком Васильевым я был обезоружен, немедленно арестован, и ко мне был поставлен караул из 2 человек. С меня сняли допрос о том, где находится все оружие и весь архив канцелярии. Получив ответ, что то и другое хранится здесь, подпоручик Васильев распорядился взломать склад и увезти из него оружие. Все же хранившиеся бумаги в шкафах и ящиках были перерыты и большой частью уничтожены, уничтожили много важных бумаг.
Затем в поисках оружия сделали обыск в моей квартире по Немячной улице в доме Петрова, под руководством того же подпоручика. У дома разрыли весь фундамент в поисках золота, приобретенного мною в дни революции, якобы путем ограбления, была сломана деревянная детская люлька, в каковой находился мой 6-недельный ребенок.
Только под моим матрацем нашли охотничье ружье, которое и было взято подпоручиком Васильевым.
В связи с моим арестом в комиссариате (дом бывшего пристава) одновременно была арестована моя жена на квартире. Жену под угрозой револьвера подпоручик Васильев спрашивал об оружии и золоте.
После обыска, по распоряжению капитана Гвоздева, я был доставлен на собственную квартиру под конвоем 2-х солдат. Подпоручик Васильев вторично под угрозой револьвера стал допрашивать, где оружие и огнеприпасы. В заключение был составлен акт о результатах обыска. Капитан Гвоздев [35] арест с моей жены снял, меня же направили в городской клуб к капитану Гвоздеву. Он тоже допрашивал меня об оружии. Отметив что-то у себя в записной книжке, он сказал Васильеву: «и этого парня нужно будет взять с собою».
5 июля 1917 г. подпоручик Васильев вторично прибыл в комиссариат и под угрозой револьвера опять выпытывал у меня о месте нахождения оружия. Получив отказ в указании местонахождения оружия, подпоручик Васильев нанес мне два удара в лицо, добавив: «Если не хочешь здесь сказать, так скажешь в Петрограде».
В связи с общезаводским собранием С. О. З. и постановлением его о сдаче всего имеющегося как огнестрельного, так и холодного оружия капитану Гвоздеву, я был освобожден из-под ареста.
Комментарии научного редактора
[1] Ошибка. Инициаторами выступления были служащие 1-го пулеметного полка.
[2] С 1965 г. — улица Ивана Черных.
[3] Рошаль Семён Григорьевич (1896—1917) — российский революционер. Член РСДРП с 1914 г. Во время Мировой войны вел подпольную работу среди студентов и рабочих. В 1915 г. был отправлен на фронт, в том же году арестован за пропаганду среди солдат и посажен в «Кресты». После Февральской революции — председатель Кронштадтского горкома партии большевиков, член Исполкома Кронштадтского Совета. В июле был арестован и находился в «Крестах» до Октябрьской революции. Участник подавления выступления Керенского—Краснова. Был арестован румынскими властям при попытке создать военно-революционный комитет на Румынском фронте, выдан тайной офицерской организации и убит.
[4] Наступление являлось авантюрой Керенского и было обречено на провал.
[5] Должно быть 4 июля.
[6] С 1956 г. — Московский проспект.
[7] После революции — завод «Товарищества Санкт-Петербургского вагоностроительного завода», в 1922 г. ему было присвоено имя погибшего революционера Е.И. Егорова; ныне — ЗАО «Вагонмаш».
[8] После революции — завод «Интернационал», в 1920-х гг. вошел в состав завода «Электросила».
[9] После революции — завод «Электросила», ныне — ОАО «Силовые машины».
[10] Равич Сарра Наумовна (1879—1957) — российская революционерка. Член РСДРП с 1903 г. С 1906 г. — в эмиграции. После Февральской революции — член Петербургского комитета РСДРП(б). После убийства Урицкого в 1918 г. исполняла обязанности комиссара внутренних дел Северной области. В 1920-х гг. — активная участница антисталинской оппозиции, была исключена из партии и сослана. Освобождена в 1954 г. тяжело больной.
[11] Имеется в виду VI съезд РСДРП(б), который проходил полулегально в Петрограде с 26 июля (8 августа) по 3 (16) августа 1917 г. На нем было принято решение о подготовке вооруженного восстания.
[12] После революции — завод «Красная заря», ныне закрыт.
[13] Лацис Мартын Иванович (Судрабс Ян Фридрихович) (1888—1938) — российский революционер, видный деятель советских спецслужб. В социал-демократическом движении с 1905 г., в 1905—1907 гг. — участник партизанского движения «лесных братьев» в Латвии. В 1917 г. — член Петербургского комитета РСДРП(б), один из организаторов Красной гвардии, один из руководителей Октябрьского восстания. В 1918—1922 гг. — на высших постах ВЧК. После 1922 г. — на хозяйственной, партийной и научной работе. Арестован в 1937 г., расстрелян, реабилитирован посмертно.
[14] Самокатчики — военные мотоциклисты.
[15] С 1920 г. — завод им. Карла Либкнехта, ныне — АО «Ленинградский механический завод им. Карла Либкнехта».
[16] После революции — машиностроительный завод им. К. Маркса, ныне — ОАО «Машиностроительное объединение им. К. Маркса».
[17] Правильно: Аничков дворец.
[18] После революции — Авторемонтный завод, с 1927 г. — завод «Красный Октябрь», ныне — ОАО «Климов».
[19] Смилга Ивар Тенисович (1892—1937) — российский революционер, государственный деятель, экономист. Его отец был расстрелян за участие в революции 1905 г. в Латвии. В 1907 г. вступил в РСДРП. В 1915 г. был сослан в Сибирь. После Февральской революции — член ЦК партии большевиков, представитель ЦК в Финляндии. Активный участник подготовки Октябрьского восстания в Петрограде. Один из главных организаторов революционного движения в Финляндии. Активный участник Гражданской войны, член Реввоенсовета, в 1919—1920 гг. — начальник его Политуправления. С 1920 г. — на хозяйственной работе. В 1924—1927 гг. — директор Московского института народного хозяйства. Подвергался ссылке как сторонник Троцкого, в 1930 г. объявил о разрыве с ним, был восстановлен в партии и на высших хозяйственных постах. Арестован в 1935 г., расстрелян, реабилитирован посмертно.
[20] Петербургский комитет партии большевиков. Продолжал именоваться так в знак несогласия с националистическим смыслом официального переименования города в Петроград.
[21] Юренёв (Кротовский) Константин Константинович (1888—1938) — российский революционер, советский дипломат. С 1905 г. — член партии большевиков. Ссылался и арестовывался. С 1913 г. — «межрайонец». В 1915 г. был призван на фронт, бежал, по суду был оправдан. После Февральской революции — депутат Петросовета и его исполкома, член ВЦИК. Один из лидеров Красной гвардии и организаторов Октябрьского восстания. Во время Гражданской войны — член Реввоенсовета. С 1921 г. — на дипломатической работе, полпред в европейских странах, в Бухаре, Персии, Японии. Арестован в 1937 г., расстрелян, реабилитирован посмертно.
[22] Калинкином мосту.
[23] Войтик Павел Михайлович (1892—1921) — российский революционер. В 1905 г. участвовал в крестьянском движении в Прибалтике. С 1915 г. — большевик, вел подпольную работу в Петрограде. В 1917 г. — организатор боевых и санитарных дружин, партийный работник в Нарвско-Петергофском районе. Активный участник Гражданской войны. В 1921 г. — на подавлении Кронштадтского мятежа, умер от полученных в рукопашной ран. В 1922—1991 гг. его имя носила Витебская улица.
[24] Клявс-Клявин Александр Яковлевич (1888 — 1937) — российский революционер. С 1904 г. — в социал-демократическом движении Латвии, с 1913 г. — большевик. С 1912 г. — на армейской службе, к 1917 г. — подпоручик. Находился на руководящих партийных постах в Петрограде. Участник антисталинской оппозиции. Арестован в 1936 г., расстрелян, реабилитирован посмертно.
[25] Адмиралтейский судостроительный завод, с 1922 г. — завод им. Андре Марти, ныне — ОАО «Адмиралтейские верфи».
[26] В настоящее время — детская больница № 19 им. К. А. Раухфуса.
[27] Скобелев Матвей Иванович (1885—1938) — меньшевик, член РСДРП с 1903 г. Депутат IV Государственной думы. По отношению к Мировой войне занимал оборонческие позиции. После Февральской революции — один из лидеров Петросовета и ВЦИКа, министр труда во Временном правительстве (май—август 1917 г.). После Октябрьской революции поддерживал большевиков, в 1922 г. вступил в РКП(б). Работал в аппарате внешней торговли. Расстрелян, реабилитирован посмертно.
[28] Гвоздев Кузьма Антонович (1882—1956) — участник революционного движения. В 1905 г. организовал забастовку железнодорожных рабочих, за что отбыл заключение и ссылку. До 1907 г. — эсер-максималист, после — социал-демократ. Работал на петербургских заводах, занимался профсоюзной деятельностью, подвергался ссылке. С 1914 г. — меньшевик-оборонец, с 1915 г. — председатель рабочей группы Центрального Военно-Промышленного комитета. После Февральской революции — деятель Петросовета, во Временном правительстве занимал пост товарища министра труда (Скобелева) и министра труда. С 1918 г. отошел от политической деятельности, работал в профсоюзах, в ВСНХ. С 1930 г. — в тюрьмах и ссылках, освобожден за несколько месяцев до смерти.
[29] Ошибка автора. 3 июля Ленин находился вне Петрограда, к тому же он вообще почти не бывал в Таврическом дворце (помещение Петросовета), находясь в особняке Кшесинской.
[30] Пальчинский Пётр Иоакимович (1875—1929) — известный российский инженер. В описываемое время — один из руководителей военно-экономических ведомств Временного правительства. Получить подтверждение в этих ведомствах о месте работе рабочего, видимо, и означало «выяснить личность у Пальчинского».
[31] Слуцкая Вера Климентьевна (Берта Брониславовна) (1874—1917) — российская революционерка. С 1898 г. в революционном движении, большевичка с 1903 г. В 1905—1907 гг. — член боевой организации РСДРП. Неоднократно подвергалась арестам. После Февральской революции — член Петербургского комитета РСДРП(б), участник Октябрьского восстания. Погибла во время мятежа Керенского—Краснова.
[32] Имеются в виду две разные организации: Совет рабочих и солдатских депутатов и исполком Всероссийского Совета крестьянских депутатов.
[33] Восков Семён Петрович (1889—1920) — российский революционер. Еще будучи подростком-столяром оказывал помощь социал-демократическим организациям, за что был арестован. Освобожден с начало революции 1905 г. Эмигрировал, жил в Австрии и США, участвовал в социал-демократическом и профсоюзном движении. После Февральской революции — вступил в партию большевиков, вел партийную работу в Сестрорецке. С 1918 г. — на фронтах Гражданской войны. Умер от тифа.
[34] Вероятно, ошибка автора в датах: карательная экспедиция не могла быть отправлена до демонстрации 3—5 июля. Ср. с воспоминаниями Озолина.
[35] Вероятно, подпоручик Васильев.
Опубликовано в журнале «Красная летопись», 1924, № 9.
Комментарии научного редактора: Роман Водченко и Александр Тарасов.