| Saint-Juste > Рубрикатор | Поддержать проект |
Аннотация
15 августа 1920 года в ташкентской газете появилась статья Михаила Васильевича Фрунзе «Россия и Бухара». Она начиналась словами: «Многим товарищам представляются совершенно непонятными наши взаимоотношения с Бухарой. Казалось бы, какой разговор может быть у нас с правительством деспотического государства, где царствует величайший произвол и где не только трудовое население, но и все вообще жители не ограждены от насилий и надругательств над личностью. Не проще было бы вовсе прекратить с ней всякую связь, “дабы не позорить себя”, либо принять в отношении её такие меры, какие принимались нами в отношении нашего самодержавия.
Таков примерно логический ход мысли не только большинства средних рабочих, но даже многих коммунистов. При всей кажущейся логической правильности и внешней революционности такие умозаключения по существу совершенно неверны» [1].
Фрунзе исходил, по его собственному выражению, из «принципов невмешательства в чужое дело». Но был ли вполне искренен командующий Туркестанским фронтом, если спустя полмесяца он предоставил Бухаре военную помощь, способствуя утверждению нового режима?
А может быть, правы те западные исследователи, которые утверждают, что рождение Бухарской Народной Советской Республики инспирировалось вторжением в эмират Красной Армии?
«Так называемая “народная революция” в Бухаре была результатом подрывной деятельности большевистских агентов Ташкента… Большевики удачно внедрили модернизаторствующую элиту в лице младобухарцев в созданный большевистский режим в Бухаре… Молодые интеллигенты, вставшие у руля правления, встали перед драматическим выбором между белыми генералами и большевиками и выбрали “меньшее зло”» [2].
Ещё четыре года тому назад мы с лёгкостью отвергали подобные выводы советологов-историков, квалифицируя их как «чудовищную ложь», «беспардонную фальсификацию», «грязный обман». Сегодня мы более осмотрительны в своих выводах о прошлом. Многие ли знают всю правду о Бухарской революции 1920 года, о том, что была сначала народная, а затем социалистическая Бухарская республика, которую упразднили в октябре 1924 года? И можем ли мы дать объективную оценку деятельности её творцов — младобухарцев и бухарских патриотов, большинство из которых прошло в конце тридцатых годов сталинскую хирургию? Обратимся к тем страницам истории Бухары, о которых много лет предпочитали не вспоминать советские исследователи.В марте 1938 года на скамье подсудимых вместе с Бухариным и Рыковым оказался Файзулла Ходжаев. Весьма однозначно оценивали в то время лидера младобухарцев, главу первого советского бухарского правительства — «враг народа, возглавивший буржуазно-националистическую группу младобухарцев, в 1920—1924 годах пробрался на руководящие посты в республике».
Конечно, нельзя считать руководителей Бухарской революции сложившимися большевиками. Надо учитывать, что в большинстве своём это были люди из среднего сословия (да и вообще в Бухаре рабочие составляли 0,001 % населения). И с марксизмом новоиспечённые революционеры знакомились не из первых рук. Тем не менее к сентябрю 1920 года это оппозиционное движение пришло от буржуазной демократии к народной, они рассматривали свои цели как программу-минимум, признавая максимумом программу Ленина.
Впервые идеи свержения власти бухарского эмира, переросшие затем в стройную систему революционных взглядов, высказал ещё в прошлом столетии замечательный таджикский просветитель, мыслитель и философ Ахмади Дониш:
«…Эмиры Бухары своё имя унизили злонравием, трусостью и малодушием. Бухару и Самарканд, которые повсюду славились и отличались справедливостью и человечностью, верой, благочестием и наукой среди большинства городов, они обесславили настолько, что до дня воскресенья мёртвых не смоют позора и он не сотрётся со страниц истории» [3].Многие идеи взяли на вооружение его последователи — «джадиды» («джадид» по-арабски — «новый»). В октябре 1908 года они открыли в одном из столичных кварталов первую полусветскую школу. Для Бухары это стало событием политической важности, а мусульманское духовенство, до того обладавшее монополией на обучение детей, углядело в этом непозволительную крамолу, проделки неверных и в сентябре 1909 года добилось закрытия школы. Тогда джадиды создали тайное просветительское общество «Тарбият атфол» («Воспитание детей»).
Отсюда ведут своё происхождение «младобухарцы» (именно так называли себя после младотурецкой революции большинство членов «Тарбият атфол»). Их общество родилось как просветительское, но со временем превратилось в лидера национально-освободительного движения. Организация ввела своих людей в круг приближённых эмира, в приёмные чиновников, в медресе. Её члены выведывали государственные секреты и разглашали их. Они находили и разоблачали лиц, виновных в поборах, вымогательстве, прелюбодеянии. Негласная программа «Тарбият атдрол» предусматривала борьбу с безнравственностью, расточительством, пьянством. Охранка знала об оппозиционерах, но считала, что они не пойдут дальше просветительских требований.
Свободная мысль не останавливалась в своём развитии. В начале ХХ века об освобождении народа в полный голос заговорил крупный мыслитель Абдуррауф Фитрат (1886—1938).
Он ратовал за решительный прогресс, а достигнуть его считал возможным тремя путями, в зависимости от складывающейся обстановки: с помощью просвещённого абсолютизма, реформы сверху или буржуазной революции.
Свержение самодержавия в России окрылило бухарских оппозиционеров. Возникшая новая младобухарская организация для успешной работы в массах создала систему «дюжин» — 50 ячеек по 12 человек в каждой. В одной только столице насчитывалось около 16 таких дюжин. В состав Центрального Комитета вошли Абдувахид Мунзим (председатель), Абдуррауф Фитрат (секретарь), Усманходжа Пулатходжаев (казначей), Муса Саиджанов, Атаходжа Пулатходжаев, Ахмеджан Хамди, Хамидходжа Мехри, Файзулла Ходжаев. Как видим, половину ЦК составляли члены «Тарбият атфол».
Перед правящей феодальной верхушкой они выдвинули четыре главных требования: создание «народных представительств», центрального и провинциальных; отмена налогов, кроме установленных законами мусульманского права; провозглашение свободы школ и печати; замена наиболее фанатичных и зверствовавших феодальных чиновников.
Одновременно младобухарцы обратились в Петроград, к Временному правительству: «…Великая Россия в лице своих преданных сыновей свалила безвозвратно старый, деспотический режим, основала на месте его свободное демократическое правление. Покорно просим у нового русского правительства в непродолжительном будущем указать нашему правительству изменить образ правления на основе свободы и равенства, чтобы могли мы гордиться, что находимся под покровительством великой свободной России» [4].
Вскоре в Россию отправилась младобухарская делегация. Обращения оппозиционеров из Бухары не остались без внимания.
«Сегодня министр (П.Н. Милюков. — авт.) вернулся к вопросу о реформах в среднеазиатских ханствах. По его словам, Керенский заходит так далеко в этом вопросе, что считал бы присоединение обоих ханств возможным. Министр вполне одобряет мысль, чтобы правители ханства сами пошли, по возможности, навстречу новым веяниям…» [5].
«Эмир готов во всем следовать в этом вопросе нашим указаниям. Я уже сказал ему, что почин должен исходить от него, с чем он вполне согласился… Обсуждаем уже доложенные мною основные реформы…» [6].
В апреле 1917 года эмир обнародовал манифест, в котором удовлетворил практически все требования оппозиции. Младобухарцы верили в доброту монарха и устроили благодарственную демонстрацию со знамёнами «Да здравствует реформа!», «Да здравствует эмир-освободитель!». Но на пути к резиденции Сайда Алимхана их встретила контрманифестация мулл, подкреплённая пешим и конным отрядами солдат. Младобухарцам пришлось разойтись. Но это было только начало поворота в политике эмира. Вскоре многие демонстранты были схвачены и избиты его палачами. Тех, кто сумел спрятаться или спастись бегством, духовенство занесло в чёрный список уничтожения.
Большинство младобухарцев эмигрировало в пограничные русские поселения эмирата.
Лишь к осени 1917 года организация вышла из кризиса. Тогда же появилась новая программа действий, составленная Фитратом. Вот наиболее существенные её пункты:
«1. Земельно-водный вопрос… Хлеборобов освободить от кафсана [налога муллам], на корма лошадям и тому подобных разных сборов… Нужно избавить земледельцев от зла ростовщичества… Образующиеся в результате орошения полезные участки земли правительство должно раздать безземельному населению…
2. Вакуфные земли [церковные]… На получаемую прибыль от церковных земель должны ремонтироваться школы, духовные и светские, и мечети. Вновь должны строиться… библиотеки, сиротские дома, больницы для бедных и столовые…
3. Военное дело… Все жители Бухары, достигшие 22 лет, должны призываться на военную службу… Больных и калек освобождать от службы. Срок отбывания воинской повинности установить в 2 года… Солдат обучать грамоте.
4. Финансовое дело… Налоги, поступающие с обрабатываемых земель, должны поступать в созданное Министерство финансов… Министру должен быть подотчётен и дворцовый казначей…
5. Внутренние дела… Высшие должностные лица в курганах [провинциях] будут назначаться министром внутренних дел, низшие же — по выбору населения… Министр и правители не должны вмешиваться в судебные дела…
6. Судебные учреждения… Должны быть учреждены Министерство юстиции и высшая судебная инстанция — “Истинаф”… Лица, недовольные решениями судебных органов, подают кассационную жалобу в “Истинаф”…
7. Охрана государства… Полиция должна следить за порядком и охранять спокойствие в городе…
8. Дороги и ископаемые… Восстановить дороги, построить железные и устроить автомобильные дороги…
9. Иностранные дела. Для сношения с Российским и прочими правительствами назначить министра иностранных дел. Этот министр в то же время должен быть Председателем Совета Министров.
10. Просвещение… Кроме государственных и вакуфных школ, могут открываться школы кем угодно…
11. Совет Министров… Председатель Совета назначается с санкции эмира.
12. Коммунальные советы. Для наблюдения за порядками, наблюдения над содержанием улиц, дорог, установлением цен, наблюдения над рынками и проч. должен быть учреждён Коммунальный совет, состоящий из выбранных от народа представителей.
13. Органы контроля… Первый орган — специальный. Он состоит из 10 юристов и 10 представителей населения… Он утверждает финансовые сметы… Второй орган, общий — это народ: печать и газеты…» [7].
Фитратовский план реформ стал первой партийной программой в истории эмирата. Конечно, «проект» включал в себя лишь то, что удовлетворяло абсолютно всех членов организации, его монархизм объяснялся опасением Фитрата раздразнить правое крыло. Тем не менее сама жизнь подводила к мысли о необходимости вооружённого восстания:
«…Собрание крайних младобухарцев предложило вопрос о необходимости подготовления вооружённого восстания бухарцев…» [8].
После октябрьских событий 1917 года младобухарцы создали Военный комитет и направили в Ташкент делегацию, которая заверила Совнарком Туркестана, что в Бухаре готовится массовое восстание и в нём могут принять участие «тридцать тысяч человек».
Предсовнаркома Туркестана Фёдор Иванович Колесов (1891—1940) принял решение помочь патриотическим силам Бухары и 28 февраля 1918 года с небольшим красногвардейским отрядом прибыл на железнодорожную станцию Новая Бухара.
«Вместо широкой работы в народе, вместо того тернистого пути, который должен быть пройден любым народом на пути к освобождению от старых устоев, вместо подготовительной работы в самом народе и только через народ, группа младобухарцев… решила устроить революцию при помощи наших штыков. Революцию, не из народа идущую, революцию ещё с народом не связанную, революцию, народу чуждую» [9].
Решение о немедленном вооружённом выступлении обернулось ошибкой — трагической и непростительной. Военный поход красноармейских частей потерпел поражение.
«Так убивали народ, что не только я, чьё сердце смягчено просвещением и тоской, но и человек куда более жестоко-сердечный, не выдержал бы. Я приношу свои извинения, если выйду из себя и прибегну к словам жестоким и грубым, но не потому, что заступаюсь за своих. Я счёл бы естественным, если бы эмир убивал младобухарцев, захваченных с оружием в руках. Но в бессильной ярости своей он истреблял и тысячи ни в чём не повинных людей» [10].
Колесов вынужден был признать: «Стоя на праве самоопределения народов, мы рассчитывали, что убеждения младобухарцев разделяются большинством народа бухарского. Создавшееся положение войны показывает, что с младобухарцами совершенно нет широких масс, нет народа… Мы заявляем о прекращении военных действий».
В движении младобухарцев начался новый кризис. Та часть их, которая не могла простить руководству его ошибок и была связана в основном с неимущими слоями, значительно «полевела». Из этой группы выросла Бухарская компартия. Временем её образования принято считать 1918 год. Представляется, что в действительности это произошло в конце девятнадцатого года, когда группа младобухарцев на своём III съезде приняла решение именоваться Коммунистической партией.
В январе 1920 года Файзулла Ходжаев организовал в Ташкенте младобухарский комитет, переименованный вскоре в Туркестанское центральное бюро младобухарцев-революционеров. По некоторым данным, в него вошло более девятисот участников. Для Бухары это была внушительная сила. 14 января 1920 года они огласили свою программу: «Организация нового справедливого строя на началах широкого народовластия всех трудящихся Бухары в форме Демократической Трудовой Бухарской Республики с соответствующим верховным органом… Устранение от выборных должностей в государстве всех эксплуататоров, беков, ханов, крупных чиновников и представителей высшего духовенства в Бухаре… Для организации народного правительства будут привлекаться все нации и племена, живущие в Бухаре, на принципах пропорциональности… Передача дехканам всех земель, отобранных у них эмирскими чиновниками, беками и баями…».
Впрочем, эта программа, рассмотренная оргбюро ЦК РКП(б) 28 июля, была отклонена из-за несоответствия многих её положений принципам научного социализма:
«Слушали:
Мнения младобухарских революционеров и бухарских коммунистов о возможности слияния той и другой партий…
Постановили:
…Комиссия ЦК полагает возможным оказывать младобухарцам… поддержку в случае… подготовки всех условий, которые бы обеспечили в будущем слияние младобухарской революционной организации с партией бухарских коммунистов…
Председатель В. Куйбышев
Секретарь А. Попов» [11].
В августе младобухарцы-революционеры и бухарские коммунисты согласились создать в будущем коалиционное правительство. Вопрос о совместных действиях был решён после бурных дебатов на IV съезде БКП 16—19 августа в Чарджуе (ныне город Чарджоу Туркменской ССР).
Переворот начался 27 августа 1920 года с захвата одного из городов эмирата — Старого Чарджуя. Там была установлена власть Революционного Комитета, а затем на помощь двинулись красноармейские части. Их превосходство в боевой технике было ошеломляющим. И уже ко 2 сентября войска овладели Старой Бухарой. Эмир бежал на восток страны, а власть перешла в руки Всебухарского (Центрального) Революционного Комитета во главе с Ахмеджаном Абусаидовым (Хамди) (1889—1937), крупным таджикским поэтом. Образованное правительство — Совет народных назиров, за небольшим исключением, состояло из бывших младобухарцев: председатель и назир иностранных дел — Ф. Ходжаев, назир просвещения — К. Ю. Пулатов, назир земледелия — А. Мухитдинов, назир внутренних дел — М. Саиджанов, назир финансов — Усман Пулатходжаев, назир госконтроля — Н. Хусаинов, председатель Чрезвычайной Комиссии (создана 4 сентября после введения чрезвычайного положения в столице) — Ю. Ибрагимов, назир юстиции — М. Бурханов, назир по военным делам — Б. Шегабутдинов. Средний возраст членов правительства составлял около 29 лет.
«Бухарское государство объявляется независимой Бухарской Советской Республикой… Все земли и посевы, принадлежавшие эмиру, его семье, чиновникам эмирского правительства, крупным землевладельцам и богачам, отныне объявляются достоянием республики… Полностью отменяются взыскиваемые при эмирском правительстве налоги… Старые судебные учреждения упраздняются… Эмирская армия распускается… Отменяются смертная казнь, избиение палками, телесные и тому подобные наказания, как унижающие достоинство и противоречащие духу свободного народа…» [12].
Впереди были 1420 дней Бухарской Народной Советской Республики.
К сентябрю 1920 года перед трёх-четырёхмиллионной Бухарой стояла альтернатива: медленный кризис феодализма с огромным риском превращения страны в английскую колонию либо приход к Ленину, к его партии и государству.
Бухарские революционеры понимали, что в первом случае они вряд ли осуществят даже такое требование, как утверждение «народных представительств», и скорее всего будут уничтожены фанатичными клерикалами.
Идти по второму пути значило выполнить все данные нации обещания, противодействовать политике капиталистических стран, внедрить в сознание общества более передовые, чем младобухарские, общественные идеалы. Этот путь сознательно избрали те, кто сверг монархию в 1920 году.
Смогли бы они сами защитить свою революцию? Вероятно, нет. Собственно Бухарская Армия в середине 1921 года располагала одной бригадой, двумя полками и одной батареей — всего чуть более тысячи человек. Поэтому нет ничего предосудительного в том, что в Бухаре остались советские войска. В сентябре 1920 года там было около 20 тысяч красноармейцев. Год спустя безопасность режима охраняли 1-я отдельная Туркестанская кавалерийская бригада и полк 1-й Туркестанской стрелковой дивизии. В феврале — июне 1922 года в Бухару из внутренних военных округов РСФСР и Туркестанской республики были переброшены около 2 кавалерийских дивизий. 3 стрелковых бригад, 5 артиллерийских дивизионов, 4 бронепоезда, 3 бронеотряда и авиаэскадрилья. Как видим, власть опиралась на серьёзную военную помощь.
Происходила ли в республике «насильственная большевизация»? Как относился сам народ Бухары к помощи Красной Армии? Вновь обратимся к документам.
«…Все информаторы единодушно говорят о неслыханных эксцессах, производимых большевиками, как во время захвата Бухары, так и по установлению там Советской власти. Вот главные из них: поджоги… употребление мечетей в качестве конюшен для кавалерии, употребление священного Корана на свертывание сигареток для красноармейцев, воспрещение публичного мусульманского богослужения, убийство и заключение всех сколько-нибудь влиятельных граждан и купцов, массовая конфискация товаров, срывание с женщин чадры…» [13].
«Общность интересов побудила бухарский народ… объединиться с Советской Россией… Бухарское правительство считает долгом опровергнуть инсинуации английских империалистов…» [14].
«Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика безоговорочно признает полную самостоятельность и независимость Бухарской Советской Республики со всеми вытекающими из такового признания последствиями и на вечные времена отказывается от тех прав, которые были установлены в отношении Бухары российским царизмом… Для защиты независимости обеих советских республик от непрерывных покушений на самое их существование со стороны мировой буржуазии и её агентов обе договаривающиеся республики обязуются оказывать друг другу взаимную поддержку» [15].
Конечно, нельзя утверждать, что присутствие советских войск поддерживалось в республике полностью и безоговорочно. Бывало и так, что даже руководство, в частности сам Ходжаев, требовало постановки вопроса о выводе русских солдат. Кишлаки в Восточной Бухаре — основном месте дислокации — не располагали запасами продовольствия, да и не всегда можно было получить жильё — казарменные помещения; насильственная экспроприация правительством всего, что требовалось для войск, вызывала недовольство со стороны населения. Положение республики не было стабильным. В ноябре 1920 года эмирские войска заняли важнейшие стратегические пункты Восточной Бухары — Байсун, Дербент. Ширабад. В районе Шахрисябза и Китаба вспыхнули антисоветские мятежи. Шестого апреля 1921 года, пользуясь отсутствием Ходжаева (он участвовал в работе Исполкома Коминтерна, рассматривавшего вопрос о приёме Бухарской Компартии в эту международную организацию), правительство республики приняло решение об «уходе русских войск, с оставлением для защиты страны необходимой части». Летом 1922 года на жизнь Ходжаева было совершено покушение. В августе удалось предотвратить попытку государственного переворота.
Обосновавшийся сначала в Душанбе, а затем в Кабуле свергнутый монарх Сайд Мир Алимхан (1886—1946) стремился к восстановлению своей власти:
«Эмир послал в Кашгар миссию во главе с одним из министров, бежавшим вместе с ним. Миссия доставила письмо… в нём эмир рассказывал о свержении его большевиками и о своём бегстве, и попросил включить в состав Британской империи своё государство, которое он отдавал безоговорочно в наше распоряжение» [16].
Вывода советских войск требовали и другие главы басмачей — Мухаммад Ибрагимбек (он собрал почти пятнадцать тысяч басмачей) и бывший военный министр младотурок генерал Энвер-паша. Они привлекали на свою сторону тех, кто был недоволен левацкими перегибами республиканского режима.
«Наряду с кадрами организованного басмачества… выступает уже новый социальный слой дехкан — чисто трудовой элемент населения, вступавший в борьбу против русских и новых бухарских властей…
В продолжение двух часов я старался убедить собравшихся старейшин в искренности и дружественных намерениях, в необходимости признания ими правительства БНСР, в невозможности вывода войск до полного успокоения края и пр. Басмачи, соглашаясь в некоторых отношениях со мной, все определеннее требовали ухода русских войск из Душанбе, добавляя, что “мы сами, может быть, и без войны договоримся с народом и правительством Западной Бухары (т.е. правительством Файзуллы Ходжаева. — авт.)”. К этому старейшины опять добавляли о своём неуклонном намерении восстановления эмира или кого-нибудь из его родственников» [17].
В августе 1922 года III курултай народных представителей принял решение создать собственную Бухарскую Красную Армию. Специально для борьбы с басмачами в Бухару послан Главнокомандующий Вооружёнными Силами РСФСР С.С. Каменев. (Его деятельность позднее была отмечена орденом Красного Полумесяца 1-й степени Бухарской Народной Советской Республики). Однако за весь четырёхлетний период существования Бухарской республики басмачество не было уничтожено.
Бухарская республика стала первой на Востоке страной, где начала осуществляться политика национального примирения: отказ от вооружённой борьбы и кровопролития в отношениях с басмачами; представительство всего народа в политической структуре и экономической жизни; прекращение преследования за прежнюю политическую деятельность, всеобщая амнистия; уважение к исламу.
«Распространенные среди басмачей мнения о политической линии, антирелигиозной и экономической политике правительства следует искоренять, то, что не соответствует психологии народа, следует подвергать реформе, сохранив при этом революционные принципы политики…
Немедленно выплатить населению всю задолженность за продовольствие и другие предметы, взятые ранее различными путями у населения» [18].
«Объявить амнистию всем гражданам, насильно принужденным бежать с басмачами, и возвратить им отнятое или конфискованное у них имущество» [19].
«…Почаще… освещать сущность переживаемого момента, переход от непосредственной вооружённой борьбы к борьбе экономической…» [20].
«…Центр тяжести перенести на разъяснение населению сущности и природы басмачества и его действий, разрушающих народное хозяйство, превращающих целые кишлаки в кладбища… Нужно добиться того, чтобы дехканин видел в красноармейце действительного своего защитника… Урегулировать вопрос со снабжением частей Красной Армии продовольствием, прекратив раз и навсегда их самоснабжение за счёт населения… Отказаться от резких действий по отношению населения… соблюдать особую осторожность в подходе и при разрешении вопросов, соприкасающихся с бытом и религией» [21].
Эти меры давали ощутимые результаты. Только в течение января — февраля 1923 года в Западной Бухаре сложили оружие триста басмачей и семнадцать главарей мелких шаек; практически ликвидировано басмачество левобережья Вахша.К 1922 году республиканский режим взял курс на более свободное развитие частного предпринимательства. В стране действовало около тридцати крупных торговых фирм, каждая с капиталом около 20 тысяч золотых рублей. Причём средства этих фирм превышали основной фонд национализированных промышленных предприятий, а ежёгодная прибыль исчислялась суммой в 800 тысяч рублей.
Первые результаты сулили реальные перспективы преодоления разрухи, возникшей во время гражданской войны.
Заметно было движение в культурной сфере. Один за другим открывались институты, первый Государственный театр, первое собственное почтово-телеграфное агентство, начали выходить газеты, журналы, создан первый Государственный музей и первое в регионе кинотоварищество. Бухарских студентов отправляли учиться в вузы Советской России и Германии.
Но, несмотря на достигнутые успехи, существование Бухарской Народной Республики оказалось недолгим. В сентябре 1924 года V Всебухарский курултай Советов БНСР принял такое решение:
«Бухарская Народная Советская Республика объявляется Бухарской Советской Социалистической Республикой.
Выражая волю народов Бухары, объявляем согласие на образование совместно с узбеками Туркестана и Хорезма — Узбекской Советской Социалистической Республики… Курултай решительно устанавливает необходимость вхождения Узбекистана… в СССР».
Принято утверждать, что такого быстрого развития событий требовали сложные международные условия. Возможно, это так. Но есть и другое мнение — что Бухарская Народная Советская Республика не пришлась по вкусу самому Сталину. Для задуманной им быстрой «спайки» наций необходимы были многонациональные государственные образования, а этому условию Бухарская республика не отвечала. Да и социальный состав правительства Файзуллы Ходжаева наверняка мог показаться будущему «вождю всех народов» «дурным примером».
Кроме Ходжаева, бывшего и первым премьером Узбекской республики, жертвами сталинских плах, тюрем и лагерей стали многие из тех, чьи имена неразрывно связаны с сентябрьским переворотом 1920 года: первый председатель Бухарской компартии Наджиб Хусейнов; занимавший тот же пост в 1923 году Абдулло Рахимбаев; первый нарком финансов Узбекистана Кары Юлдаш Пулатов; первые узбекские и таджикские профессора Абдуррауф Фитрат, Муса Саинджанов и Аббас Алиев; известные литераторы той поры Сайд Ахрори и Ахмеджан Абусаидов (Хамди); видные партийные и советские работники Узбекистана Абдурахим Юсуф-заде, Рахматулла Музаффаров, Атаходжа Пулатходжаев и многие другие. Не будет преувеличением сказать, что тридцать седьмой год стал трагедией для всего цвета бухарской интеллигенции.
Живыми из сталинских лагерей удалось выйти Кары Юлдашу Пулатову и Аббасу Алиеву. В 1965 году Военная коллегия Верховного суда СССР восстановила доброе имя Файзуллы Ходжаева.
Несмотря на условность такой постановки вопроса, нельзя не задуматься: если бы Ленин по-прежнему здравствовал после лета 1923 года, как бы все пошло дальше? Наверное, руководителям независимого государства вряд ли поставили в вину их интерес к интенсивным внешнеторговым операциям и стремление к экономической самостоятельности, к свободному предпринимательству, кооперации и акционерным обществам. Вероятно, не было бы такой спешки с национально-территориальным размежеванием. А лидеры сентябрьского переворота продолжали бы жить, отыскивая свой путь в истории.
Но всё произошло иначе. И правду о Бухарской революции стало возможно сказать почти через семьдесят лет.
Примечания
[1] Железный путь. 1920, 15 августа.
[2] СССР и мусульманский мир. Лондон, 1984.
[3] Дониш А. Исторический трактат. 1895—1897.
[4] Эпистолярий хранится в Центральном государственном военно-историческом архиве и может быть датирован 15 марта 1917 года.
[5] Из секретной телеграммы управляющего среднеазиатским отделом Министерства иностранных дел В.О. Клемма российскому резиденту в Бухаре А.Я. Миллеру. 17 марта 1917 года.
[6] Из секретной телеграммы российского резидента в Бухаре [адресат не указан], 18 марта 1917 года.
[7] Из «Проекта реформ в Бухаре Комитета младобухарцев», 1336 год хиджры [осень 1917 года].
[8] Из секретной телеграммы временного управляющего российским резидентством в Бухаре Чиркина. 25 апреля 1917 года.
[9] Гальперин А.Я. События в Бухаре // Новый Туркестан. 1918, 9 апреля.
[10] Из воспоминаний Садриддина Айни «Материалы по истории Бухарской революции», 1926 год.
[11] Из протокола заседания Комиссии ЦК и ВЦИК по делам Туркестана от 3 августа 1920 года.
[12] Из манифеста Временного Ревкома Бухарской Народной Советской Республики.
[13] Из статьи в калькуттской колониальной «Цивил энд милитэри гэзет», 2 февраля 1921 года.
[14] Из ноты протеста Бухарской республики в связи с публикацией в «Цивил энд милитэри гэзет», 6 марта 1921 года.
[15] Из «Союзного Договора между РСФСР и БНСР» от 4 марта 1921 года, подписанного Г. Чичериным, Л. Караханом, М. Мансуровым, Р. Мухамедовым, Р. Абдуллабековым.
[16] Из письма генерального консула Британии в Кашгаре Эссертона.
[17] Из записок Генерального консула РСФСР в Душанбе Нагорного. Декабрь 1921 — апрель 1922 года.
[18] Из материалов III Чрезвычайной сессии ЦИК БНСР. 20 февраля 1922 года.
[19] Из протокола заседания Президиума ЦИК БНСР. 17 марта 1922 года.
[20] Из постановления объединённого заседания ЦИК и Совета Народных Назиров. 23 декабря 1922 года.
[21] Из резолюции IV курултая Бухарской Компартии. 19 января 1924 года.
Опубликовано в журнале «Родина», 1989, № 11.