| Saint-Juste > Рубрикатор | Поддержать проект |
Аннотация
|
Генерал проснулся в 7:40.
На соседней кровати, справа от него, спокойно спала Элиза, его жена, подруга многих лет жизни.
Слева сквозь занавеси пробивался робкий луч серого рассвета.
Шел небольшой дождь.
Элиза и он возвратились вчера поздно — в час ночи. Они были в доме его двоюродной сестры Марты. Там они отдохнули немного — ужинали, разговаривали, смеялись.
Возвращались оттуда без охраны. Генералу доставляло удовольствие вести самому свой «мерседес-бенц» под дождем в эту октябрьскую ночь и чувствовать на лице порывы свежего ветра.
В доме уже горел свет.
Генерал заметил, что дождь застал врасплох двух карабинеров из 24-го комиссариата, не захвативших плащей и теперь мокнущих на посту у дверей его дома.
Маргарита Херес, служанка, уже встала. Генерал спустился со второго этажа и сам отнес плащ-палатку, чтобы полицейские могли укрыться. Затем пригласил их в дом, а Маргарита угостила их кофе.
В спальне, на втором этаже, вынул из внутреннего кармана свое личное оружие. Это был небольшой пистолет, полученный им десять лет назад в качестве трофея в соревнованиях по стрельбе в Военной академии. Он положил его на ночной столик. Спокойнее, когда пистолет находится под рукой.
Пистолет стал необходим лишь в последние недели. Без него он не садился даже смотреть телевизор.
На ночном столике рядом с оружием лежали две книги, которые генерал читал вечерами вперемежку: «Уроки Маркузе» X. М. Кателе и «Вооруженные силы в политической системе Чили» французского профессора Алена Жокса. Автора последней он встречал на семинаре в Институте международных исследований Чилийского университета и считал своим другом. Он намеревался как-нибудь обсудить с автором некоторые положения книги и поэтому подчеркивал отдельные места и делал свои пометки. Вот и сейчас генерал снова открыл книгу, перевернул несколько страниц, но почувствовал, что на этот раз ему не хочется заниматься теоретическими вопросами. Элизе и ему еще нужно было отдохнуть. Перед тем как заснуть, он отметил последнюю прочитанную страницу — 64-ю.
Северино проснулся как от толчка. Он услышал шум дождя и посмотрел на светящийся циферблат ручных часов: было 6:25. «Поднимайся!» — закричал он и рывком стащил одеяло со своего компаньона.
Через мгновение оба были на ногах.
«Опаздываем, нам остается пять минут, приедем поздно», — сказал Северино.
Они спали одетые, прямо на полу.
Оба еще чувствовали в горле вкус белого вина, которое они пили два часа назад.
«Пошли!»
Северино быстро засунул пистолет системы «люгер» в кобуру, кольт 45-го калибра — за пояс. Автомат «маузер» завернул в газету. Действовал он ловко, несмотря на то, что у него был сведен средний палец правой руки, похожий на кривой коготь.
Его компаньон осторожно взял большой сверток с карабинами, двумя масками против слезоточивого газа, гранатами и патронами.
Вышли без шума, так как Северино не хотел будить своего брата.
Шел дождь.
Сверток положили на заднее сиденье джипа, завели мотор и поехали в верхнюю часть города.
Улица Грахалес, некогда заселенная старинными аристократическими семьями, чьи разрушенные дома сегодня сдавались внаем по частям, уже проснулась.
А в это время в верхней части города, в белом, обнесенном невысокой стеной доме по улице Себастьяна Элькано, 551, стояла полная тишина.
На первом этаже двое карабинеров спали в креслах.
Маргарита отдыхала в своей комнате.
На заднем дворике находилась собака породы боксер по кличке Чейру, что на языке индейцев гуарани означает «мой друг», она не проявляла никакого беспокойства.
На втором этаже генерал и его жена все еще спали.
Это было спокойное утро в цепи беспокойных дней.
За последние недели телефон в доме генерала звонил непрерывно. Анонимные голоса оскорбляли командующего армией и членов его семьи. «С бомбами покончено, теперь начнутся похищения. И первым похищением станет твой муж, генерал Шнейдер», — пробасил в трубку Элизе незнакомый голос и тут же прервал разговор.
В другой раз в дом явилась какая-то судорожно подергивающаяся женщина и попросила разрешения поговорить с женой генерала. Женщина умоляла ее убедить генерала сделать что-либо. «Только он может спасти нас от коммунизма!» — патетично воскликнула она.
Звонили и приходили старые знакомые командующего, помещики из Андской зоны; он познакомился с ними, еще когда командовал в тех местах усиленным горнопехотным полком «Гуардиа вьеха». Землевладельцы также просили его сделать «что-нибудь» и воспрепятствовать приходу к власти левых.
Из Майами (США) кубинские контрреволюционеры-эмигранты прислали ему письмо, полное бранных слов в его адрес за то, что он не возглавил военное восстание, которое закрыло бы дорогу правительству Сальвадора Альенде.
Мало кто из чилийцев подвергался когда-либо такому давлению.
«Я чувствую себя одиноким, совсем одиноким», — сказал он за обедом, за четыре дня до описываемых событий, Элизе и своим сыновьям Раулю и Рене. Еще ранее эту мысль он высказал своей замужней дочери.
Он говорил также, что ощущает отсутствие поддержки со стороны правительства президента Фрея, который должен был передать власть своему конституционному преемнику 3 ноября 1970 года. Никто не хотел назвать тех, кто открыто готовил заговор с целью воспрепятствовать утверждению конгрессом, который должен был собраться 24 октября, победы Альенде на выборах и прихода его к власти. Об опасности подрывных действий говорилось на совещаниях генерала Шнейдера с президентом Фреем, с министром внутренних дел Патрисио Рохасом и с министром обороны Серхио Оссой Претотом. Однако время шло, а правительство не принимало энергичных мер, чтобы обеспечить конституционную передачу власти.
 |
Генерал верил в армию, которой он командовал, был уверен в порядочности своих генералов и офицеров. Он был доволен расторопностью своих помощников.
Когда один из журналистов передал ему слухи о тайных сборищах офицеров во главе с известным представителем крайне правых и бывшим кандидатом в президенты Хорхе Пратом Эчаурреном, генерал заметил: «Что ж, надо все-таки иметь в виду, что в армии имеются еще и младшие офицеры, придерживающиеся левой ориентации».
Самого себя Шнейдер не причислял к левым. Он был солдатом и считал, что его миссия и профессиональный долг главы чилийской армии в столь трудный момент для страны состоит в поддержании порядка в рамках конституции. И все же наглые нападки на него в последние месяцы и недели со стороны правых вызвали у него растущую неприязнь к олигархии и ее политическим подголоскам.
Элиза, его жена, была однажды встревожена его несдержанностью, когда на одном из обедов в бурные дни после победы Народного единства генерал громким голосом бросил в лицо группе правых следующие слова: «Именно вы виноваты в том, что происходит».
Еще молодым Шнейдер хотел понять мир, и главным образом современный мир. В свободное от службы время он занимался историей, социологией, искусством, религией. Будучи преподавателем в Военной академии в чине майора, много времени отдавал живописи, рисункам, начал рисовать маслом. Случалось, что вечерами он встречал своего сына Рауля из лицея «Алеман» и вместе они отправлялись на выставки. Эта любовь к изобразительному искусству для Рауля закончилась тем, что он оставил изучение социологии и стал художником, его полотна не были ни формалистическими, ни абстрактными.
За домом у них была сооружена из досок мастерская, в которой, каждый в своей комнате, отец и сын занимались живописью. Генерал вначале придерживался реализма в изображении горных пейзажей Анд и видов южной провинции Магальянес. Однако в последнее время его творчество начало приобретать более модные формы.
Генерал хотел быть христианином в полном смысле этого слова и считал, что религия — это прежде всего поведение самого верующего. Поэтому он с такой набожностью читал труды теолога Тейяра де Шардена и с интересом следил за статьями, публикуемыми в иезуитском журнале «Менсахе», с группой редакторов которого у него установились дружеские отношения [I].
Человек с открытым характером, он хорошо чувствовал новые веяния и различного рода брожения, возникавшие в чилийских вооруженных силах, одно из которых неожиданно вылилось в мятеж полка «Такна» под руководством генерала Роберто Вио Марамбио.
Шнейдер, крепко сложенный человек, очень общительный и в кругу семьи и на официальных встречах, любящий серьезную музыку, был хорошим солдатом, когда этого требовала обстановка. Широта взглядов на мир помогла ему в его сложной профессиональной деятельности.
Будучи директором Военной школы в чине полковника, он опубликовал в журнале «Эрсилья» по случаю 150-летия Школы заметку, в которой писал: «Военная школа и в еще большей степени армия испытали все превратности социального и политического развития страны. Первые годы республики — беспокойные, анархичные — явились для них тяжелым и в то же время полезным испытанием. В той степени, в какой политическая власть укрепляла свой авторитет, а Военная школа одновременно с помощью своих учеников распространяла учение о профессиональной доктрине, выработалась ясная и подлинная концепция прямого подчинения и сотрудничества армии внутри государственной структуры».
В этой же краткой заметке Шнейдер отмечал, что для армии и Военной школы «в течение этого исторического периода выкристаллизовались отчетливо основные задачи: защита от внешней агрессии и обеспечение внутренней безопасности законно образованного режима». Он подчеркнул, что «эти определения были такими ясными, что не нуждались в закреплении законодательным путем; достаточно было присутствия их в сознании военных, в их убеждении, которое является результатом параллельного развития армии, связанной со страной». В заключение он сказал, что «не многому послужило бы введение этих убеждений путем законодательным или приказным, если бы это убеждение не сформировалось само собой в течение долгих лет в результате спокойного, мирного развития».
В этих строках можно найти первое выражение того, что однажды стало «доктриной Шнейдера».
Эта доктрина была выработана в тяжелой борьбе генералом после того, как президент Эдуардо Фрей назначил его на должность командующего армией в один из самых критических моментов положения страны. Шнейдер получил этот пост 24 октября 1969 года, три дня спустя после восстания, названного «Такнасо».
Следует сказать, что первое проявление недовольства в армии произошло за год до восстания, в апреле и мае 1968 года. В эти дни офицеры различных частей вооруженных сил страны потребовали улучшения своего тяжелого экономического положения. Этот первый кризис в армии заставил Фрея назначить нового командующего армией и нового министра обороны. Новый министр обороны встретился с офицерами каждого из трех родов вооруженных сил, обещая им честью солдата разрешить их экономические проблемы в течение года.
Прошли месяцы. Закончился 1968-й и начался 1969 год. Однако ничего из обещанного не было выполнено. Новый министр и новый командующий армии, казалось, были более озабочены официальными приемами в посольствах, чем судьбой своих подчиненных. Во время всеобщих экономических затруднений была затрачена огромная сумма — 500 тысяч эскудо на приобретение роскошного особняка для командующего армией.
Во время торжественной церемонии 18 сентября 1969 года военный отряд под командованием майора Артуро Маршаля Марчессе и капитана Ниерааде при отдаче почестей президенту республики Эдуарду Фрею несколько нарочито замешкался. Это было первое проявление открытого неподчинения. И 21 октября произошло «Такнасо».
Когда спустя 24 часа мятежный генерал Роберто Вио покинул полк «Такна», правительство приняло решение о значительном улучшении материального положения всех военнослужащих Чили и опять-таки о смене министра обороны и других крупных военачальников в вооруженных силах. Генерал Вио приобрел, естественно, большие симпатии в среде чилийских военных, получивших материальную выгоду благодаря его неподчинению властям.
Именно в это время Шнейдер прибыл из Пунта-Аренаса, чтобы возглавить армию. Он намеревался восстановить единство в армии и понимал, что для этого необходимо действовать очень осмотрительно. «Лучше сразу же забыть об этих делах», — сказал он о восстании полка «Такна», узнав о своем новом назначении.
Что касается Вио, то первые слова Шнейдера о нем были осторожными: «Он был прекрасным военным, хотя действия я не одобряю». «Он не выполнил своего воинского долга», — позднее добавил он. Что же касается армии в целом, то новый командующий заявил:
«Болезнь пока не зашла далеко. Армия уже в течение многих лет переживает трудности. Эти трудности имеют давние корни. Я не обвиняю правительство. Ни одно из правительств». С этого момента командующий Шнейдер начал последовательную и спокойную работу по разъяснению своих позиций. Он объехал всю страну, посещая различные части вооруженных сил. Он встречался с офицерами и младшими офицерами.
На пресс-конференции он сказал: «Мы попытаемся должным образом улучшить снабжение частей. Это очень важный фактор. После этого, а также после урегулирования заработной платы военнослужащие будут находиться в более спокойной обстановке, благоприятствующей для выполнения своего профессионального долга».
Руководство армией перешло в руки молодых и энергичных генералов и офицеров во главе со Шнейдером, которому было в то время 54 года.
Однако в то же время генерал в отставке Роберто Вио, который находился под следствием, объявил «войну», атакуя всевозможными публичными заявлениями, которые касались главным образом политических вопросов. В одном из своих заявлений генерал «Такны» попытался обосновать «законность» восстания, которое он возглавлял. На это новый командующий армией 5 января 1970 года энергично ответил, окончательно определив в своем ответе доктрину Шнейдера: «Считать, что можно захватывать казармы в нарушение распоряжений законной военной власти и склонять к этому своих подчиненных, а после доказывать, что это “законный и справедливый актˮ или “крайнее, но неизбежное средствоˮ, — это заблуждение, которое не наблюдалось доселе в нашей армии, это преступный произвольный акт против нашей традиционной дисциплины. Каждый военнослужащий, сознающий свой долг и свою миссию в отношении нации, понимает, что выполнение целей и желаний, какими бы справедливыми они ни казались, путем преступных, противодисциплинарных актов, направленных против той власти, которую мы обязаны защищать, защищать ее суверенитет и установленный режим, не может быть законным и является нарушением доверия государства к армии. Это ясно определено законодательным и юридическим порядком и, это главное, является доктриной чести всех военнослужащих». В те дни уже началась решающая борьба за место президента республики, которая закончилась девять месяцев спустя выборами 4 сентября. В ходе этой борьбы доктрина Шнейдера превратилась в один из решающих факторов.
На Чили было обращено внимание континента и всего мира. Сальвадор Альенде, кандидат блока Народное единство, этого широкого представительства левых сил, начал предвыборную кампанию за пост президента, соперниками в этой борьбе были представитель правых сил Хорхе Алессандри и правительственный кандидат от Христианско-демократической партии Радомиро Томич.
В начале 1970 года Шнейдер вылетел в Мендосу (Аргентина) на протокольную встречу с генералом Алехандро Лануссе, командующим аргентинской армией и влиятельным человеком военного режима этой страны. В аэропорту Плумерильо оказалось, что из официальных лиц его никто не встречал. Он резко реагировал на это и заявил офицерам, ожидавшим его: «Я немедленно возвращаюсь в Чили». Последовали срочные телефонные разговоры, и через несколько минут появился Лануссе, принеся свои самые глубокие извинения.
В последовавших за этим беседах командующий аргентинской армией всячески пытался перевести разговор на тему чилийских выборов с плохо замаскированной целью добиться согласия генерала на отказ поддерживать вооруженными силами Чили возможное возникновение «марксистского правительства». Шнейдер столь энергично ответил на это, что отбил охоту у своего собеседника продолжать разговор на подобные темы.
7 мая 1970 года командующий чилийской армией в заявлении, опубликованном в газете «Меркурио», подтвердил верность вооруженных сил конституционному режиму. Он также сказал, что чилийская армия «является гарантией нормальных выборов и президентом республики станет тот кандидат, кто будет выбран абсолютным большинством народа или назначен конгрессом в случае, если никто из кандидатов не получит больше 50 процентов голосов». Отвечая на новые вопросы журналиста о возможной последней ситуации, он сказал: «Я подчеркиваю, что наша доктрина и задача — это поддержка и уважение политической конституции государства. Согласно конституции, конгресс является хозяином и сувереном в подобных ситуациях, а наша задача заключается в том, чтобы заставить уважать его решения».
За этими заявлениями Шнейдера последовали самые сильные атаки на него со стороны правых сил — сторонников Алессандри, главным образом со стороны сенатора Хулио Дурана из Радикально-демократической партии. Правые думали в тот момент, что победа уже в их руках, и поэтому обвиняли Шнейдера в том, что своими заявлениями он призывает демохристиан и членов блока Народного единства объединить свои голоса в конгрессе в поддержку кандидата, который не получит большинства голосов, будь то Альенде или Томич. Руководство редакции газеты «Меркурио» добавило ко всему этому грязную инсинуацию о том, будто генерал добивался встречи с корреспондентом этой газеты, дабы навязать свое мнение относительно голосования в конгрессе.
Этот инцидент не мог не повлиять на отношения командующего к правым.
Кроме всего прочего, в этот момент избирательной кампании Шнейдер отдавал себе полный отчет в том, что развитие выборов требует не только строгого соблюдения юридических норм, но и имеет чрезвычайно важное значение для социального развития страны.
 |
Командующий понимал, что родина его нуждается в изменениях и эти изменения неизбежны. Об этом не раз говорили в его семейном кругу. Двое из его четырех детей, Рауль — художник и Рене — журналист и сотрудник телевидения, активно работали в избирательной кампании в пользу кандидатуры Альенде. Рене вступил в МАПУ [II], одну из шести организаций, входящих в блок Народное единство.
4 сентября Альенде получил на выборах относительное большинство голосов, вторым по числу голосов шел представитель правых Хорхе Алессандри.
На следующий день во время завтрака, когда за столом сидела вся семья, Шнейдер сказал: «Я дал слово и исполню его. Я сказал, что буду защищать конституционные правила, и буду стоять на этом до конца. Потому что здесь речь идет о том, чтобы защищать кандидата, которого поддерживает определенная часть населения».
Несколько раз командующий встречался с генералами, перед которыми излагал свою конституционную доктрину. Он просил также высказаться тех, кто с ним не согласен. Таких не оказалось.
В середине декабря на церемонии награждения его Крестом сухопутных войск Венесуэлы генерал изложил в небольшой речи свои взгляды на роль, которая отводится вооруженным силам, когда в стране назревают изменения.
«В борьбе, которая является частью жизни наших народов,— сказал он,— вооруженные силы, будучи составной частью самого общества, живут той же жизнью, что и само общество. Их также касаются происходящие изменения, но с учетом их структуры и той доктрины, коя присуща им как военному организму. Однако, несмотря на эти необходимые изменения и эволюцию, вооруженные силы находятся в особом положении, потому что, как правило, содействуют успокоению умов и уменьшению страстей, так как они поддерживают конституционную структуру и правительства, проводящие в жизнь эти изменения, делая все это с абсолютным спокойствием и твердостью».
Эти слова были сказаны генералом за 10 дней до дождливого утра в четверг 22 октября 1970 года.
Именно в эти дни командующий рекомендовал другим генералам ежедневно менять маршруты своих поездок на работу в целях предосторожности. Однако сам генерал Шнейдер не менял своего маршрута, по которому вот уже в течение года каждый день ездил на работу в министерство обороны.
Красный джип быстро катил по направлению к верхней части города под редким дождем. Встреча была назначена на 6:30 на улице Витакура, и уединенном районе Ла-Пирамиде, недалеко от ресторана того же названия и аэродрома Ло-Кастильо.
Северино и его компаньон знали, что, если они опоздают, им придется выслушать жестокий нагоняй от Гильберто.
Разговаривали они мало.
«На этот раз нам нельзя прошляпить», — сказал Северино.
Его компаньон ответил: «Не можем. Дон Роберто приказал передать, что сегодня последняя возможность, завтра уже будет поздно».
На этот раз они нервничали меньше. Они начинали чувствовать, что в той необычной жизни, которую они вели уже несколько дней, выработался привычный ритм. Они без конца переезжали с одного места на другое в разных машинах, чтобы осуществить то дело, которое, впрочем, может никогда и не произойти. Они даже не помнили, сколько автомашин сменили за последнюю неделю.
Они получили джип прошлым вечером у многолюдного входа в «Ла Сирену» на улице Ираррасаваль, в районе Викунья-Макенна, сразу же после генеральной репетиции.
Репетицию проводили в полночь в районе Лос-Доминикос. Гильберто так рьяно руководил репетицией, что его попросили замолчать, поскольку проснулись соседи. Целью тренировки была машина марки «опель», в задачу же других машин входило окружение ее и остановка.
Используемый «опель» принадлежал генералу в отставке Мартинесу Амаро.
В представлении Северино и его компаньона все уроки и репетиции покушения смешались в кучу. На этот раз они, кажется, представили себе, как все будет на самом деле. Первая попытка была сделана три дня назад, в понедельник, 19 октября.
В тот день Гино созвал всех членов группы в дом по улице Терранова, 264, принадлежащий одному из родственников генерала Мартинеса Амаро.
Организаторы строго-настрого приказали называть друг друга только вымышленными именами. Северино находил это смешным, потому что все хорошо знали друг друга. Например, он знал, что Гино — это Хорхе Лагос, он занимается торговлей фруктами и является компаньоном авиалинии «Магальянес». Он знал каждого из участников встречи на улице Терранова. Гильберто — главарь — в действительности был Луисом Гальярдой, которого он знал как руководителя алессандристского легиона [III] в квартале «Кафедральный собор 1900». После победы Альенде на выборах эта группа стала называться «Независимый республиканский фронт» и возглавил ее генерал в отставке Эктор Мартинес Амаро. На сборище в четверг также присутствовал Диего Давила Бастеррика, гражданский конструктор и известный наци, организатор нашумевшего в 1957 году бегства аргентинского перониста Гильермо Патрисио Келли из тюрьмы Сантьяго [IV], сейчас превратившийся в первого подручного дона Роберто. На встречу прибыли также торговец фруктами Карлос Сильва Доносо, известный под кличкой Маурисио, Серхио Топерберг; низкорослый шофер Марио Берриос — крошка Марио; Нельсон — Хорхе Медина. Кроме того, там же находился Карлос Лабарка (Роберто), компаньон Северино.
После окончания репетиции на улице Терранова ее участники получили общий приказ перебазироваться на улицу Диагональ Ориенте в дом дона Роберто. Его молодой шурин Рауль Игуальт Осса в этом доме распределил между членами группы ключи от семи автомашин с указанием места их расположения. К группе присоединился 23-летний студент Аллан Купер Адамс.
Из дома дона Роберто все, согласно приказу, направились на перекресток улиц Америго Веспуччи и Дель Инка. В машинах было оружие, боеприпасы, взрывчатка.
Командующий провел этот вечер в приятной обстановке.
Генералы, которые были не только подчиненными, но и друзьями командующего, решили дать в его честь ужин по случаю годовщины со дня его назначения на этот пост.
В действительности до годовщины не хватало еще пяти дней. Точная дата приходилась на субботу 24 октября, однако этот день по очень важной причине не мог быть днем проведения банкета. 24 октября, в субботу, конгресс должен был подтвердить назначение президента республики путем голосования двух кандидатур, получивших относительное большинство: победителя Сальвадора Альенде и Хорхе Алессандри.
Вокруг заседания конгресса разгорелись опасные страсти, проявлявшиеся уже не раз в последние годы, и поэтому генералы решили поторопиться с чествованием своего начальника. Ужин должен был состояться в роскошном особняке на улице Президента Эррасуриса, приобретенного предшественником Шнейдера, однако сам Шнейдер по этическим соображениям никогда им не пользовался.
Перед тем как направиться на торжество, генерал поговорил по телефону со своим младшим сыном Виктором, кадетом Военной школы. Был как раз час, когда занятия окончились, и отец послал за ним свою служебную машину с шофером — голубой «мерседес-бенц».
Машина опаздывала. А командующий договорился с генералами, что захватит некоторых из них по дороге. Поэтому он не стал дольше ждать и выехал из дома сам со своей женой Элизой на собственном «опеле» светло-зеленого цвета.
Вечер прошел в веселой и дружеской обстановке, почти так, как это бывало в хорошие времена в Военной школе или в самом начале карьеры. Не говорили ни о конгрессе, ни о черных тучах, сгустившихся на горизонте в решающий момент развития Чили.
Встреча продолжалась дольше намеченного времени и окончилась в 2 часа утра.
Отсутствие корреспондентов и официальных условностей способствовало созданию сердечной обстановки. Встреча носила частный характер. Это облегчило и принятие мер безопасности, которые принимались в последние дни для охраны генералов и высших офицеров армии.
Никто, кроме участников встречи и очень небольшого числа лиц, не знал об этом ужине. Когда командующий уходил, ему крепко пожимали руки и поздравляли. Уже у двери его обнял генерал Камило Валенсуэла, начальник гарнизона Сантьяго.
Северино хотел есть и пить.
Неподвижность была невыносима для него, а этим вечером он уже три часа сидел на переднем сиденье автомобиля, не имея возможности разогнуть ноги.
Семь машин были расположены согласно плану. Одна из них зажигала фары в случае подачи сигнала.
В этот час на улицах было мало машин.
Иногда Северино думал, что не должен был принимать приглашения «адвоката» — так называли студента четвертого курса факультета права, мужа его двоюродной сестры, Хуана Энрике Прието — стать членом грунты, которая после выборов собиралась в помещении алессандристского легиона.
Однако 70 эскудо, которые он ежедневно получал за свои услуги, кое-что значили. Кроме того, его связи с членами группы помогли ему познакомиться с Карлосом Аравеной, сыном владельца закусочной «Ла Сирена», и теперь там с него не брали денег за еду.
Северино льстило также, что его новая деятельность помогает ему наладить впервые в своей жизни связи с важными лицами. Пройдет еще немного времени, и эти люди будут держать Чили в своих руках. Тогда и другие услышат о нем, все те, кто, начиная с его рождения — 28 лет назад, в нищенском квартале Лота-Бахо — презирали и унижали его не один раз.
Дон Роберто был с ним очень снисходительным. Он не спрашивал о его прошлом, как это делали все остальные, когда он просил работу. Старая история в Пунта-Аренасе и год, проведенный им в заключении за кражу пишущей машинки, более уже не мешали ему жить. Наоборот, дон Роберто остался довольным, узнав о его умении пользоваться приемами японской борьбы карате, которым он научился в Рио-Гальегосе, в то время когда решил попытать счастья в Аргентине. Похоже, что его атлетическое сложение, определенный опыт в обращении с оружием и опыт работы частного детектива вызвали к нему доверие у дона Роберто, у Давилы и Гильберто — химика Луиса Гальярдо.
На встречах членов спецгруппы Гальярдо и Лабарка говорили о том, что нужно добыть оружие для охраны дона Роберто. На эти встречи приходили также юноши, находившиеся на гораздо более высокой ступени социальной лестницы, чем сам Северино. Среди них были коренастый Хулио Искьердо Менендес (Эрасмо), его брат Диего (Тадео), а также худой и всегда нервничающий Хуан Луис Бульнес (Леонардо). На этих встречах он познакомился также с Борисом Равестом (Кустодио), одним из ответственных служащих фирмы «Ликорс Митханс», с Фернандо Крузатом, с Луисом Уртадо, с Рекеной, с Фернандо Япуром и с гринго Андресом Уидоу, который специально приезжал на встречи из Вальпараисо.
По приказам Гальярдо вооруженный Северино нес в течение нескольких дней охрану в доме дона Роберто по улице Диагональ Ориенте. В этой охране принимали участие члены спецгруппы, которыми руководил Гальярдо, и участники движения «Не предадим Чили» — НЕЧ.
Северино сопровождал также в качестве телохранителя дона Роберто в его поездках. Во время собраний в помещении он ожидал его на улице, в подъездах домов или где-либо по соседству. Эти собрания проводились в разных местах: в одном из домов по авениде Эль-Боске; в конторе Хулио Фонтесильо, шурина дона Роберто, находящейся на улице Уэрфанос; в доме Карлоса Аравены, расположенном на улице Ираррасаваль напротив закусочной «Ла Сирена»; по улице Мак-Ивер, дом номер 525, второй этаж — в кабинете окулиста и в других местах.
Однажды, когда Северино стоял на страже у дома по улице Мак-Ивер, куда на встречу пришел ультраправый политик Хорхе Прат Эчауррен, он услышал, как дон Роберто, выходивший из дома, удовлетворенно воскликнул: «Наконец-то удалось собрать четырех великих».
С каждым днем события развивались все стремительнее. Наконец был получен приказ о подготовке крупной операции, которая должна была изменить ход всех событий.
И вот настал вечер, когда операция должна была закончиться.
Им сказали, что генералы устроили ужин. Там же до 2:30 ночи находилось семь машин в ожидании сигнала к действию.
Вдали показались огни одной из машин. Северино насторожился. Но нет — это не условленный сигнал. Значит, приближавшаяся машина не могла быть той, которую ждали.
Огни приближались. Северино увидел, кому принадлежит светло-зеленый «опель». Автомобиль медленно катил мимо Северино, и он, ясно увидев через стекло лицо водителя, вскричал: «Там едет старик! Ему удалось проскользнуть. Козел нас обманул. Он поменял машину. Он не использовал ˮмерседес-бенц“».
Начиная с этой первой неудачной попытки, группа развила бешеную деятельность по организации преследования генерала, а он и не подозревал, что за охотники и сколько их кружит денно и нощно вокруг его персоны.
Члены специальной группы несколько часов спустя, в шесть часов утра 20 октября, были созваны неподалеку от Военной школы. Оттуда они направились к дому генерала, чтобы попытаться проникнуть туда.
Девять автомобилей прибыли в условленное место. Однако отсутствие реального плана действий заставило группу отложить операцию.
Новая попытка была сделана в тот же день. Машины поджидали с 5 часов вечера выхода командующего прямо перед министерством обороны на площади Бульнес, в ста метрах от президентского дворца «Ла Монеда». Генерал появился в 19:00, сел в свой «мерседес-бенц», и машина покатила по Аламеде в верхнюю часть города.
Началось быстрое преследование, во время которого поддерживалась радиосвязь между машинами с членами спецгруппы.
Однако большое движение и скорость, с которой ехал генерал, нарушили движение каравана преследователей. Они готовы были к действиям в любой удобный момент. Он не представился, и попытка снова не удалась.
Этой ночью Северино изрядно повеселился, так что на следующий день, в среду, он проснулся лишь после полудня.
Вместе с Карлосом Сильвой, Маурисио, они пообедали в закусочной «Ла Сирена». В 14:30 вся спецгруппа была в сборе в доме Карлоса Аравены, находящемся напротив закусочной.
Прибыли все. Отдавались последние указания. Дон Роберто только что возвратился из Винья-дель-Мар, его приказания были точными. Операция должна быть проведена на углу улиц Мартин де Самора и Америго Веспуччи на следующий день. Гидо принес план, выполненный на кальке, и объяснил детали.
Был отдан приказ: дом никому не покидать во избежание случайностей. В 19:00 группа перебралась в парк Коусиньо. Прибыло десять машин. Их пассажиры собрались за трибунами и там на земле, постелив газеты, еще раз тщательно проанализировали ход предстоящей операции.
Отсюда члены спецгруппы возвратились в дом Карлоса Аравена. Здесь находились все вместе до ночи, когда они должны были направиться в квартал Лос-Доминикос. Там должна была состояться последняя репетиция, по ходу которой «опель» генерала в отставке Эктора Мартинеса Амаро занял место «мерседес-бенца» генерала Рене Шнейдера, командующего чилийской армией. Гильберто — Луиса Гальярдо — заставили замолчать, чтобы его слишком громкие приказы снова не разбудили соседей.
Всем велели собраться на следующий день, в четверг 22 октября в 6:30 утра в квартале Ла-Пирамида, в Витакуре, чтобы оттуда начать последний путь.
Все члены спецгруппы знали, что руководителем заговора был дон Роберто. Некоторые, такие, как Северино, узнали его лишь несколько недель спустя после президентских выборов. Другие, наоборот, поддерживали с ним связи с тех пор, как он появился на политической сцене как генерал «Такнасо».
Однако судьба отметила Роберто Вио гораздо раньше, чем он поднял известный мятеж.
 |
Внешне непреклонный, суровый, но на самом деле со слабым характером, Роберто Вио, будучи ребенком, восхищался своим отцом генералом Амбросио Вио, приобретшим известность как организатор различных военных переворотов и контрпереворотов, происходивших в период с 1924 по 1932 год. В детские годы Роберто наслушался рассказов о прошлых подвигах своего отца, но в жизни он видел отца, вынужденного зарабатывать себе на существование предоставлением денег под проценты. Это была не та судьба, которой он желал бы для себя, и поэтому он ждал случая заявить о себе во всеуслышание.
Случай такой подвернулся, когда Роберто Вио Марамбио был назначен командиром полка «Калама» в городе того же названия на севере страны. Во время национальной забастовки трудящихся местных шахт правительство президента Фрея назначило полковника Роберто Вио в феврале 1966 года заместителем губернатора департамента Эль-Лоа, а затем посредником на огромный медный рудник в Чукикамате. В те дни на другом предприятии по добыче медной руды в Эль-Сальвадоре шесть рабочих и две женщины — одна из них беременная — были убиты во время расстрела мирной рабочей демонстрации, устроенного демохристианским правительством.
Полковник Вио завоевал признательность североамериканских хозяев «Чили эксплорейшн компани» своей твердостью, с которой проводил в жизнь приказы правительства, требовавшего возвращения забастовщиков па работу.
Оставляя командование полка «Калама», чтобы занять пост военного атташе Чили в Колумбии, он не забыл в своих заявлениях выразить свою «благодарность всем тем, кто непосредственно или косвенно помогал мне выполнять свои обязанности. Выражаю свою благодарность высшему военному командованию, а также ˮЧили эксплорейшн компани“ за их полную поддержку, всегда вовремя предоставляемую».
Позже, став генералом, Роберто Вио был назначен в северной зоне командиром первой армейской дивизии с месторасположением в Антофагасте.
Это было время, когда в стране заметно проявилась тенденция перегруппировки левых сил. Одно из прогрессивных течений, отошедшее от Христианско-демократической партии, создало Движение единого народного действия — МАПУ, в то время как другая крупная политическая группировка центристов — Радикальная партия — изгнала из своих рядов правое крыло, руководимое Хулио Дураном.
Эта новая обстановка позволила в первые дни октября 1969 года создать координационный комитет Народного единства из представителей партий — Коммунистической, Социалистической, Радикальной, МАПУ, недавно созданной группы «Независимое народное действие» (АПИ) и Социал-демократической партии. Таким образом, три политические силы наметили основные пути развития политической борьбы, которая привела к решающим президентским выборам 1970 года: демохристианская, подорванная пятилетней деятельностью слабого правительства, правая, укрепленная благодаря этой слабости, и левая, которая добилась создания самого широкого единства прогрессивных сил за всю историю страны.
Именно тогда генерал Роберто Вио поднял восстание в полку «Такна». Для начала он организовал в первой дивизии, которой командовал, кампанию неподчинения. В этих целях он начал активно распространять идеи о необходимости модернизации армии, ее срочном переоснащении и о необходимости повышения денежных выплат военнослужащим. Эти мысли генерал изложил в письме, которое направил президенту республики и которое его помощники размножили и тайно распространили.
Уволенный в отставку, Роберто Вио 20 октября 1969 года направился в Сантьяго и на рассвете 21 числа поднял мятеж во главе с группой офицеров полка «Такна». Было ясно, что существовала некая координация движением, так как в то же самое время Артуро Маршаль и экс-капитан Ниерааде, два офицера, пониженных в чине из-за того, что месяц назад запоздали с отдачей почестей президенту республики, попытались поднять мятеж в полку «Юнгай» в городе Сан-Фелипе. Без координации генералу, прибывшему с севера страны, было бы невозможно в течение нескольких часов добиться руководства мятежом полка в Сантьяго.
«Такнасо» — первый мятеж военных с момента неудачного государственного переворота генерала Ариосто Эрреры, который 30 лет назад, в 1939 году, поднял восстание в том же полку «Такна» против правительства Народного фронта Педро Агирре Серды, потрясло Чили как землетрясение.
Правительство, которое забыло напрочь все свои обещания улучшить экономическое положение военнослужащих, оказалось в полной растерянности перед движением, которое рассчитывало на широкие симпатии в рядах трех родов вооруженных сил страны. Однако против этого движения выступили трудящиеся, левые силы, подавляющее большинство чилийцев.
Единый профсоюзный центр трудящихся призвал к национальной забастовке, и к середине дня 21 октября этот призыв был поддержан по всей стране. Рабочие занимали предприятия, служащие — конторы, а крестьяне — имения. Поддержали забастовку студенты и преподаватели университетов. В главных городах организовывались массовые демонстрации.
«Трудящиеся, — говорилось в заявлении КУТ, — студенты, крестьяне и народные политические силы не допустят реакционного переворота и помогут обеспечить достижение истинных целей чилийских трудящихся».
— Наша забастовка направлена не на защиту случайных правительств, — пояснил председатель КУТ [V] Луис Фигероа, выступая на митинге в Сантьяго. — Происходит процесс создания народного единства, вызывающий тревогу у мумий [1].
Правительство немедленно установило полный контроль над средствами связи и радио. Вио не удалось добиться того, чтобы его мятеж поддержали другие части. Окруженный в казарме «Такны», мятежный генерал вынужден был начать переговоры с правительством о капитуляции.
В первые же часы 21 октября руководящие партии, входившие в Народное единство, единодушно осудили мятеж военных. То же сделали руководители КУТ, придерживающиеся различных политических убеждений. Однако позднее стал наблюдаться различный подход к этому событию со стороны представителей различных левых группировок.
Во время двух пресс-конференций, проведенных в казарме «Такна», и в публичном заявлении генерал Вио все время повторял, что «действия, предпринятые сегодня утром различными частями гарнизона Сантьяго, имеют чисто военный, профессиональный аспект». Он провозглашал свою «абсолютную верность его Превосходительству Президенту Республики» и утверждал, что «они не связаны ни с какой политической партией» и «никогда не намеревались выступать против профсоюзов». «Я никакой не горилла и не мятежник», — заявил Вио одному из корреспондентов.
Одновременно из «Такны» посылались эмиссары с задачей наладить контакты с руководителями народных масс и убедить их в том, что Вио принадлежит к левым силам.
Получив приглашение встретиться с Вио в полку «Такна», председатель КУТ Луис Фигероа ответил, что «чилийские трудящиеся будут проводить свою независимую линию, и я не пойду на встречу, так как не хочу умереть, как Вандор», намекая на судьбу одного из перонистских профсоюзных руководителей, который поддержал переворот, приведший к власти в Аргентине генерала Онганиа, а затем был убит из автомата в своей конторе.
Однако, если исходить из перуанского опыта — создания военного националистического и передового правительства, — думали некоторые политические деятели, то подобный путь мог бы открыться и в Чили. В то же время, утверждали они, выступать против движения Вио значило защитить неудачное и антинародное правительство Фрея.
В этой обстановке компартия заняла твердую и последовательную позицию. Она использовала свое решающее влияние на народные массы, чтобы всеми силами содействовать национальной забастовке.
Хотя Вио не раз отрицал какие-либо связи с правыми силами, компартия, не колеблясь, обвинила Национальную партию в поддержке действий мятежного генерала. «Были начаты мятежные действия, цель которых — ликвидация свобод и демократических гарантий, завоеванных рабочим классом и народом», — говорилось в заявлении, опубликованном утром в первые часы мятежа Политической комиссией Коммунистической партии Чили.
Компартия подчеркивала далее:
«Это событие не конфликт ни между гражданскими и военными, ни между правительством Фрея и оппозицией, это угроза, нависшая над родиной, над правом трудящихся идти по пути установления народного правительства.
Мятеж и в дальнейшем государственный переворот могли быть возможными из-за колеблющейся, нерешительной позиции демохристианского правительства по отношению к вечным врагам нашего народа.
Те, к которым проявлена мягкость сегодня, находятся в тени восстания — гражданские генералы государственного переворота.
То, к чему стремятся мумии Национальной партии, среди них имеются и старые наци — расширить рамки восстания, — полностью противоречит законным желаниям всего народа. Государственный переворот не разрешит справедливые требования служащих вооруженных сил».
Другими словами, компартия призывала народ обуздать мятежников. Косвенным образом это содействовало спасению правительства, но не для того, чтобы поддерживать его политику, а для сохранения конституционных, демократических гарантий, которые вместе с другими условиями позволяли левым силам развернуть борьбу на президентских выборах в следующем году.
ЦК Социалистической партии оценил обстановку несколько по-другому. Он опубликовал заявление, в котором обвинил демохристианское правительство в том, что своей неспособностью оно создало «вакуум власти». В заявлении отмечалось, что «Социалистическая партия призывает трудящихся не к защите буржуазных порядков, а к мобилизации, чтобы отстоять свои политические и социальные требования, которым угрожает деятельность реакционных сил, намеревающихся использовать военный мятеж в своих целях».
Социалистическая партия указывала, что существующий «вакуум власти» должен быть «заполнен силами народа, выраженными через свои партии и классовые организации».
Однако события более или менее нормализовались с мирной сдачей оружия полком «Такны» утром следующего дня после мятежа. В «акте Такны», подписанном заместителем министра здравоохранения Падрисио Сильвой от имени президента Фрея и генералом Роберто Вио, закреплялись результаты переговоров. Вио слагал оружие, заявлял об уважении к президентской власти, уходил в отставку министр обороны Тулио Марамбио, правительство пообещало срочно разрешить экономические проблемы вооруженных сил, и все участники мятежа привлекались к суду.
А в последующие дни начался самый странный процесс коллективного гипноза, генеральной нейтрализации чилийцев.
Генерал в отставке Роберто Вио, посаженный под домашний арест под честное слово в своем доме на улице Диагональ Ориенте, 1310, делал многословные заявления журналистам, которые его постоянно навещали. Его своеобразное лицо стало часто мелькать в информационных передачах по телевидению. Снимки Делии Игуальт Оссы, его еще молодой красивой жены, и троих детей оспаривали места самых выдающихся лиц на первых полосах многих газет.
В парламенте, в правительстве, по телевидению, в печати очень немногие определяли восстание, которое поднял несколько дней назад Роберто Вио, как «мятеж» или тем более как «провалившийся государственный переворот». О нем говорили только как о «движении в казарме» или о «профессиональном военном движении».
Это событие описывали в таком роде проамериканская газета «Меркурио», ультраконсервативная газета «Диарио иллюстрадо», а также представители правой национальной партии.
Один из журналистов писал в заметке, опубликованной в вечерней газете «Нотисиас де ультима ора»: «Это не был переворот — это была забастовка в защиту своих профессиональных требований». Хотя Чилийский университет ясно выразился в отношении попытки военного переворота, группа упомянутых журналистов распространяла по телевизионному каналу университета, где она пользовалась большим влиянием, специально подготовленную кинохронику, которая приукрашивала мятежного генерала.
Компартия и другие левые силы, однако, твердо стояли на своих позициях. В переданном по радио заявлении в эти дни Генеральный секретарь компартии Луис Корвалан отметил: «Нет недостатка в тех, кто пытается заставить поверить, что не было ни мятежа, ни опасности государственного переворота. Эти же самые лица пытаются заставить других поверить, что забастовка трудящихся была ошибкой, что нужно было не мешать упасть правительству. И, кроме того, некоторые лица считают, что нужно было поддержать движение военных для того, чтобы создать возможность народу прийти к власти, заполнив им, а не правыми силами то, что некоторые лица называют ˮвакуумом“, который якобы был создан. Хочу сказать, что мы, коммунисты, придерживаемся совершенно противоположных идей, а не этих прыжков в ˮвакуум“ этой авантюристической политики. И если рабочий класс, как один человек, отозвался на призыв к забастовке, единодушно одобренный всем руководством КУТ, то это произошло, так как он понимает, что путь борьбы за свои права и за достижение рабочим классом и народом власти не имеет ничего общего с путем переворотов и соглашательств с его участниками».
Корвалан добавил: «Хочу подчеркнуть мысль об абсурдности утверждения, что не было опасности государственного переворота потому лишь, что никто не признает себя мятежником. По крайней мере в нашей стране участники переворотов никогда и ничего не признавали».
«Если мы только примем во внимание социальный состав командных кадров вооруженных сил, — подчеркнул еще через месяц Корвалан, отвечая энтузиастам переворота слева, — военное решение проблемы в лучшем случае могло стать буржуазным решением, возможно, новым уроком реформизма, опытом, из-за которого не следует и бороться, потому что заранее известно, что все это не явится революционным выходом, которого хочет народ и в котором нуждается страна».
Фактором, содействующим тому, что некоторые секторы Народного единства не разглядели подлинного лица Вио, была его способность, с которой он сумел в самом начале скрыть свою ультраправую политическую позицию, становившуюся ясной лишь с течением времени.
Были известны поездки некоторых руководителей Национальной партии в Антофагасту в дни, которые и Вио провел в этом городе, но для доказательства прямых связей генерала с правыми силами этого еще недостаточно.
Легко было представить себе интерес североамериканцев к проведению военного переворота, тем более что подобная тенденция была рекомендована для всего континента в докладе Рокфеллера, который был в эти дни опубликован в целях выработки новой политики США в Латинской Америке, но конкретных доказательств прямого участия североамериканских агентов не было.
Несколько месяцев спустя в военных кругах распространились подробности конкретного предложения, сделанного несколько дней до «Такнасо», о передаче 700 тысяч долларов одному чилийскому военнослужащему для организации государственного переворота, финансируемого из США. Согласно сообщению, военный сделал вид, что соглашается на предложение, и получил деньги, но будто бы не на подготовку государственного переворота, а на улучшение разведывательной службы армии.
В довольно сложной обстановке дней, последовавших за «Такнасо», начался процесс над Вио и другими участниками мятежа.
Генерал в отставке Роберто Вио выступил с серией различных заявлений, положив начало своей политической кампании.
«Не принадлежу ни к правым, ни к левым силам: я только военный», — заявил генерал Вио в здании военного госпиталя, где он был задержан и подвергался допросу.
На следующий день он добавил: «Политические партии представляют определенные слои населения. Военные представляют всю страну».
Несколько месяцев спустя, 6 февраля 1970 года, за несколько дней до провозглашения Сальвадора Альенде кандидатом в президенты от Народного единства, более 500 единомышленников устроили чествование Вио в испанском клубе, расположенном по улице Аламеда, в ста метрах от традиционного военного клуба. Открыл собрание генерал в отставке Эктор Мартинес Амаро.
В речи, обращенной к присутствующим и «отсутствующим друзьям и товарищам», виновник торжества заявил, что «положение в стране довольно неутешительное». Он утверждал, что, несомненно, «присутствие вооруженных сил необходимо не для того, чтобы обострить кризис, а для того, чтобы сотрудничать в объединении коллективных стремлений к прогрессу в условиях действительности, свободной от какого-либо философского влияния, от искажений, от экономических, политических и предвыборных интересов, не заниматься дешевой агитацией и ведением бесплодных доктринерских войн... К сожалению, — сказал он, — перспективы предстоящего конституционного обновления исполнительной власти далеки от того, чтобы назвать их обнадеживающими, кем бы ни был тот гражданин, который в результате выборов займет пост президента республики».
Так по-новому начал представляться перед публикой Вио, который уже высказывался по самым различным национальным проблемам и который неустанно путешествовал по стране, принимая участие в обедах и приемах в честь собственной персоны.
Его имя начало звучать как имя возможного кандидата в президенты, и он сам способствовал распространению слухов, заявив на собрании в Континентальном театре, что «болезнь, которую переживает нация, требует вмешательства хирурга».
30 мая, когда политическая предвыборная борьба между Альенде, Алессандри и Томичем вступила в решающую фазу, на одном из обедов в парке Роседаль на Гран Авениде более тысячи единомышленников аплодировали речи, в которой генерал предложил свои услуги стране, заявив: «Если в будущем случаи крайней опасности для республики или невыносимое положение безвластия, хаос или грубые нарушения основных прав оправдают применение права восстания, которое, несмотря на все законы международного государственного права, признает народ, я без колебаний сразу же буду готов оказать содействие в авангарде, не говоря уже о том, что право каждого военного — служить своей Родине».
«Я глубоко убежден, — воскликнул он, — что так скоро, как даже нельзя и подумать, снова возникнет право силы, и наши стремления должны ориентироваться на то, что силы в этом случае будут справедливо и разумно использоваться!»
Именно на этом обеде в парке Роседаль были заложены основы для самого неразумного, варварского использования грубой силы.
Дон Роберто организовал свой штаб, сделав в нем начальником своего тестя, полковника в отставке Рауля Игуальта Рамиреса. Привлек он и своих двух шуринов — инженера, этакого «голливудского» кавалера Хулио Фонтесильо Рохаса, женатого на сестре, Берте Вио Марамбио, и торговца Хорхе Арсе Брахма, мужа другой его сестры, Инесы Вио Марамбио.
Делиа Игуальт Осса, жена дона Роберто, превратилась по собственному желанию в самую результативную связную движения с общественностью и центральную фигуру на встречах и собраниях женщин, на которые приходили жены военных, которым никакой устав не мог запретить встречаться с женой заговорщика.
Молодому Раулю Игуальту Оссе, брату Делии, поручались менее важные задачи, как, например, хранить в соответствующем порядке ключи от машин, которые могли быть использованы для нападения на командующего армией.
Подобный штат в лице семьи Вио нуждался, естественно, в помещении для своих операций, и оно было найдено на улице Диагональ Ориенте. Дон Роберто занимал там дом под номером 1310, принадлежащий его матери, донье Терезе Марамбио. В доме по соседству, под номером 1342, жили его сестра Берта и его шурин Хулио Фонтесилья, затем под номером 1374 — его сестра Инес и ее муж Хорхе Арсе.
В то время как семья Вио устраивала там свою зону заговора, военные службы разведки и контрразведки организовывали «зону наблюдения», так что для многих детективов и секретных агентов прогуляться на Диагональ Ориенте стало обычным времяпрепровождением.
«Не следует принимать всерьез Вио, потому что он глуп», — обычно говорил командующий Рене Шнейдер. «А что касается его тестя, — добавлял он, — то этот даже не глуп, а просто дурак».
В городке на улице Диагональ Ориенте царила атмосфера, которая соответствовала началу исторического поворота. У дона Роберто и членов его семьи сверкали глаза, когда они думали, что в будущем их ждет слава. Они начинали чувствовать себя властелинами, находящимися в центре всех почестей.
Ослепление было коллективным, и это мешало им считаться по крайней мере с другой возможностью: крахом задуманного дела, который неизбежно приведет семью к окончательному поражению и трагедии.
Любому уравновешенному и спокойному человеку, такому, например, как генерал Шнейдер, достаточно знать немного положение, чтобы понять, что единственное, что может ожидать дона Роберто и его опереточный штаб, — это полное поражение.
Так и должны были развертываться события, если бы не появились в этой игре новые факторы, возникли новые обстоятельства, другие лица, которые увидели в доне Роберто и семье Вио детонатор, способный вызвать гигантский взрыв, который смог бы разнести на тысячи кусков структурные устои чилийского общества.
Поставив себя в подобное положение, «глупец» Вио, его тесть и его шурины превратились в чрезвычайно опасных личностей.
А этого генерал Рене Шнейдер уже не смог оценить.
Когда на выборах в пятницу 4 сентября 1970 года победил Сальвадор Альенде, многотысячные толпы народа вышли на улицы главных городов страны. Во всех рабочих кварталах развевались чилийские национальные флаги.
А в то же время со стен роскошных особняков дрожащие руки торопливо снимали портреты Алессандри и предвыборные лозунги в его пользу, которые еще совсем недавно во множестве красовались в этих домах.
Народ, даже те, кто и не голосовал за Альенде, веселился всю ночь в пятницу, а потом в субботу и воскресенье. Но в стране одновременно созывались тайные собрания, на которых их участники высказывали одну и ту же мысль: «Мы не можем допустить, чтобы Альенде стал президентом».
В воскресенье первые группы молодежи из аристократов прошли по улицам с криками: «Тревога, чилиец: русские стоят у порога!» В понедельник началась финансовая паника. Во вторник появились очереди у медпунктов, где делались прививки лицам, в спешном порядке покидавшим Чили. В среду перед президентским дворцом «Ла Монеда» стояли пикеты роскошно одетых женщин. В четверг все консервативные группы и лица сошлись в одном: просить христианских демократов — членов конгресса отдать свои голоса на пленарной сессии Хорхе Алессандри, занявшему второе место на выборах, в этом случае его можно было бы провозгласить президентом, хотя это было бы беспрецедентным в истории страны, но тогда Чили смогло бы «спастись от коммунизма». Еще через несколько дней начали взрываться бомбы в разных местах страны.
В час паники прежние личные счеты, партийные разногласия, расхождения, которые, казалось, требовали неотлагательного решения, были отодвинуты на второй план. «Мы должны объединиться», — вещала правая чилийская печать. «Они должны объединиться», — вторила ей вся империалистическая печать континента и мира.
Гигантская операция — закрыть путь Народному единству и Сальвадору Альенде — готовилась в разных планах: политическом, экономическом, социальном, пропагандистском — в национальном и международном масштабах.
Для защитников режима наступал решающий час, потребовавший использования всех средств.
Наступил час и для грязной работы.
Взоры тогда обратились на улицу Диагональ Ориенте, в квартале Провиденсия, где деятельность не прекращалась ни на минуту.
Пока проходила предвыборная кампания, дон Роберто предпринял активную деятельность по созданию очага заговорщиков вокруг семьи Вио.
Проекты дона Роберто предусматривали два исхода:
а) если победит Алессандри, то основной задачей будет разгром революционных выступлений, организованных Народным единством, которые он считал неизбежными;
б) если победит Альенде, то необходимо с помощью оружия воспрепятствовать его приходу к власти.
Несколько месяцев спустя один из заговорщиков, молодой богач Леон Космельи, подтвердил на военном следствии, что заговорщическая деятельность, приведшая к выработке этого двойного плана, началась намного раньше, примерно с момента «Такнасо». Чествование дона Роберто в парке Роседаль 30 мая способствовало установлению контактов между некоторыми из участников заговора. В парке Роседаль присутствовал, например, промышленник Адольфо Бальас, чья задача в дальнейшем заключалась в том, чтобы в нужный момент иметь под рукой четырехместный самолет и использовать свои знания гражданского пилота. Он установил контакты с молодым Энрике Арансибиа Клавелем, «Эугенио», руководителем группы, которая взорвала десятки бомб в Сантьяго после выборов.
Однако деятельность дона Роберто, которая в течение месяцев не выходила из узкого круга его семьи и публичных чествований, резко изменилась после победы Альенде на выборах.
Начиная с этого дня все, кто намеревался воспрепятствовать приходу к власти Альенде, различными путями, прямыми и окольными, начали активно стремиться к контактам с доном Роберто. Он в свою очередь заметил с удовлетворением, что его попытки войти в доверие к выдающимся личностям, которые раньше поворачивались к нему спиной, сейчас поспешно принимаются.
Так родился крупный заговор.
В ходе проводившихся многочисленных переговоров и встреч вырисовывался неизбежный вывод о том, что без участия вооруженных сил любой план обречен на полное поражение.
И произошло явно отрицательное событие, когда трое или четверо высших военных руководителей, которые в свое время выступили против нарушителей дисциплины и чести вооруженных сил, проявили готовность к сотрудничеству в грязной авантюре под руководством Вио.
Так было положено начало лихорадочной организации военного переворота, который должен был произойти до 24 октября, до дня, когда должно было состояться пленарное заседание конгресса по выборам нового президента, и, как складывались обстоятельства, им мог стать только Сальвадор Альенде.
Заговорщики понимали, что переворот вызовет бурную народную реакцию. Поэтому они наметили организацию вооруженных отрядов из 1000 или 1500 человек в Сантьяго, которые помогали бы вооруженным силам и карабинерам в подавлении огнем и мечом народных выступлений. Другими словами, в Чили могла бы начаться гражданская война.
 |
Быстрые зондажи показали, что первым непреодолимым препятствием для заговорщиков была твердая приверженность к конституционным порядкам командующего армией генерала Рене Шнейдера и командующего флотом адмирала Порты Ангуло. Ловко проведенная интрига привела к устранению последнего. Несколько высоких чинов флота встретились с победившим кандидатом Сальвадором Альенде, адмирал Порта заблаговременно не испросил разрешения на встречу у своего непосредственного начальника, министра обороны демохристианского правительства Серхио Оссы Претота.
Президент Фрей предложил адмиралу Порте уйти в отставку и назначил на его место ультраправого адмирала Уго Тирадо Барроса, замешанного в заговоре.
Осталось последнее препятствие — генерал Шнейдер.
Когда один из заговорщиков, Хуан Э. Прието, спросил дона Роберто, почему не предпринимаются усилия для налаживания сотрудничества со Шнейдером, он получил ответ экс-руководителя «Такнасо», который не оставил сомнений в непоколебимой твердости командующего армией:
— Стали бы вы пытаться убедить пепельницу, которую держите в руках?
Сначала была предпринята попытка устранить командующего армией политическим путем. Был пущен слух о его секретной встрече с Сальвадором Альенде. Этот слух появился и на страницах вечерней газеты «Сегунда», выходящей в издательстве «Меркурио» [VI], но не имел успеха.
Позже в военной прокуратуре участники заговора раскрыли детали, которые позволяют воссоздать ходы и планы заговорщиков. Это долгая история.
В первые же дни после выборов возник план ухода в отставку правительства президента Фрея и замены его военным в качестве первого шага на пути к недопущению прихода к власти Альенде. Причиной отставки правительства мог стать, в частности, финансовый кризис, который вызывали и углубляли крупные предприниматели сразу же после победы на выборах Народного единства. Могло это произойти, скажем, после выступления с речью демохристианского министра финансов Андреса Сальдивара, в которой он в драматических выражениях обрисовал бы экономическое положение страны. Сальдивар произнес свою речь, однако президент Фрей отказался от этой мысли и решил сохранить свое правительство.
Поэтому занялись новыми проектами, в которых в той или иной степени участвовали или фигурировали следующие военачальники: в армии — генерал Камило Валенсуэла Годой, начальник гарнизона Сантьяго, и генерал Эдуардо Арриагада Ласа, командующий третьей дивизии со штабом Консепсьоне; во флоте — командующий, адмирал Уго Тирадо Баррос; генерал Хоакин Гарсиа из военно-воздушных сил, который утверждал, что может привлечь к участию в движении командующего авиацией генерала Карлоса Геррати; в корпусе карабинеров — генеральный директор Висенте Уэрта Селис.
Появились новые планы. Один из них основывался на совместном восстании полка в городе Вальпараисо и моряков. Другой — на восстании полков на юге страны при поддержке флота и авиации. Наконец было решено, что генерал Арриагада восстанет в Консепсьоне во главе своих подчиненных. Затем в Сантьяго будут взяты под стражу четверо самых важных генералов в армии: Шнейдер, Карлос Пратс Гонсалес, Мануэль Пиночет и Пабло Шаффхаусер.
Проект захвата Шнейдера значился у заговорщиков как «План альфа». Захват Пратса был назван «Планом бета», Мануэля Пиночета — «Планом гамма» и Шаффхаусера — «Планом дельта».
Командование армией в этом случае выпало бы на долю генерала Камило Валенсуэлы — заговорщика, который возглавил бы военную хунту. В нее должен был бы войти также командующий авиацией Карлос Геррати. Руководителей Народного единства предполагалось посадить в тюрьму или выслать из страны, а военная хунта начала бы проводить «националистическую» политику, политику «твердой руки». Фрея отправили бы в эмиграцию, но разрешили бы ему вернуться через шесть месяцев, чтобы выставить свою кандидатуру в президенты при условии участия всех «демократических» сил.
Дон Роберто и начальник корпуса карабинеров генерал Висенте Уэрта Селис каким-либо образом также участвовали бы в новом правительстве.
Детали переворота уточняли на поспешных собраниях. 14 октября в доме адвоката Гильермо Карея Тагле по улице Ренато Санчес, 4154, дон Роберто встретился с генералом Камило Валенсуэлой. В другой раз встречались Камило Валенсуэла, Висенте Уэрта и дон Роберто, при этом шоферами при них были два шурина последнего — Хорхе Арсе и Рауль Игуальт Осса, а также Хорхе де Солминиак. На следующую встречу по улице Гран Авенида в доме Солминиака пришли правый политический деятель Хорхе Прат, майор Лопес, представитель адмирала Уго Тирадо. На этой встрече изыскивались возможности для контактов с генералом Хоакином Гарсиа из военно-воздушных сил. Затем в доме, принадлежащем сеньоре Ракель Гарсес по улице Авенида Принсипе де Галес, встретились Хорхе Прат, генерал Камило Валенсуэла, адмирал Уго Тирадо, адвокат Гильермо Карей Тагле и, естественно, дон Роберто.
В одной из последних встреч адвокат Карей сказал, что, по его сведениям, некоторые министры относятся с симпатией к движению и что правительство не окажет противодействия военному перевороту, а даже, наоборот, утверждал он, члены правительства откажутся от своих постов и передадут власть хунте во главе с генералом Валенсуэлой.
 |
Надпись на стене: «Подвижная группа карабинеров Чили» |
Позже, во время открытого процесса на военном суде арестованный Диего Давила Бастеррика утверждал в интервью корреспонденту вечерней газеты «Нотисиас де ультима ора»: «Могу сказать, что некоторые члены правительства знали о готовящемся государственном перевороте и лично были согласны с его проведением, считая, что он разрешит проблемы сложного периода в жизни страны».
Бывший генеральный директор карабинеров Висенте Уэрта признавал на военном суде, что участвовал во встречах заговорщиков, но сделал оговорку, что информировал обо всем свое непосредственное начальство. А им был не кто иной, как министр внутренних дел Патрисио Рохас.
Для контактов с генералом Арриагадой в Консепсьоне больше всего подходил аристократ, богач, сенатор от Национальной партии Франсиско Бульнес Санфуэнтес, одна из самых заметных фигур в чилийском парламенте. Согласно более поздним утверждениям Хулио Фонтесильи на военном судебном процессе, сенатор Бульнес добился от генерала Арриагады того, что были обойдены по службе офицеры, связанные с группой дона Роберто. После первой неудачной попытки встретиться, когда дон Роберто не появился в условленном месте, где его ждали Бульнес и сенатор Рауль Моралес Адриасола, сенатор Бульнес встретился в середине сентября в доме адвоката Гильермо Карея с доном Роберто, который пришел в сопровождении своего шурина Хулио Фонтесильи и своего тестя Рауля Игуальта.
Адвокат Гильермо Карей, который затем убежал в США, играл во всем этом важную роль благодаря своим связям, которые помогали ему иметь контакты с самим президентом Эдуардо Фреем, сенатором Франсиско Бульиесом и доном Роберто.
Кроме того, будучи сыном крупного адвоката и служащего, пользовавшегося абсолютным доверием у североамериканской «Анаконда компани», имеющей значительные интересы в Чили, Гильермо Карей был именно тем человеком, который мог разрешить проблему международных связей и проблему поддержки движения из-за границы средствами и оружием.
С большим трудом, но, может быть, когда-нибудь история установит, в какой степени и что именно могли знать члены правительства президента Эдуардо Фрея о заговорщической деятельности.
Известно лишь то, что имена президента Фрея и некоторых его министров: внутренних дел — Патрисио Рохаса, финансов — Андреса Сальдивара, обороны — Серхио Оссы Претота, экономики — Карлоса Фигероа — не раз фигурировали во время процесса в военном суде.
Для членов семьи Вио становилось ясно, что дон Роберто может стать при новом режиме сильным человеком, а может быть, как об этом высказался помещик Луме Винет Льямасарес на судебном процессе, стать не кем иным, как президентом.
Однако любому здравомыслящему политическому деятелю было ясно, что дон Роберто, человек без престижа и авторитета, никогда не смог бы управлять Чили — страной с сильными историческими традициями. Для тех, кто знал неприветливый, колеблющийся характер и определенные аспекты семейной жизни Камило Валенсуэлы [VII], также было понятно, что это не тот человек, который смог бы навести «твердый» порядок на чилийской земле.
Представители крупного иностранного и чилийского капитала и их политические агенты хотели не мытьем, так катаньем добиться того, к чему стремился дон Роберто и его люди. Они считали, что, закрыв путь Народному единству к власти, они оставят возможности для новых политических маневров, в результате которых они смогут снова появиться на политическом горизонте как деятели высокого полета. Для этого им нужно было подтолкнуть развитие событий, избегая запачкать руки и опасаясь огласки.
Именно поэтому идея переворота с целью положить конец хаосу, который могли бы вызвать подопечные дона Роберто, витала в воздухе.
Адмирал Тирадо — человек с хорошей выправкой, немногословный, с крутым нравом — возмущался медлительностью, с которой развертывались события, а также постоянными внесениями изменений в планы. Особенно его возмутила встреча, устроенная на курорте Реньяка, на которой говорилось о возможности восстания на флоте без предварительной консультации с ним. Поэтому он довел до сведения дона Роберто поспешный ультиматум в следующих словах: «Хватит собраний; теперь каждый должен выполнять свой долг».
И среди обязанностей, которые должен был выполнить один из заговорщиков — генеральный директор карабинеров, был долг устранить пост, охранявший генерала Шнейдера и его дом, или приказать карабинерам не мешать взять генерала в его собственном доме.
Так на этом уровне были отменены планы захвата четырех генералов и было решено действовать только против одного командующего.
Для этого был выбран день: понедельник, 19.
Однако для выполнения «Плана альфа» требовалось добыть оружие.
Тайный ввоз оружия в Чили осуществлялся в больших размерах в первую половину 1970 года, но начиная с июля цена на один пистолет, карабин или автомат подскочила до небес и было очень трудно приобрести хотя бы одну коробку патронов.
Луис Гальярдо, руководитель спецгруппы, получил от дона Роберто в первые же дни деньги на приобретение автоматов по 5 тысяч эскудо за штуку, которые продавал помещик и маклер на бирже Николас Диас.
Но дону Роберто нужно было оружие в больших количествах. Он поручил выполнить эту задачу группе богатых аристократических молодчиков. Оружие поступало из-за границы, и в его получении решающую роль играл сенатор Рауль Моралес Адриасола, член Радикально-демократической партии.
Таким образом, различные сферы деятельности дона Роберто и его семьи Вио можно обозначить так:
1) контакты с военными;
2) спецгруппа, руководимая Луисом Гальярдо;
3) команда террористов во главе с молодым Энрике Арансибией Клавелем (Эугенио). Из этой группы трое были арестованы, но необъяснимым образом выпущены на свободу по распоряжению министра юстиции Абрахама Меерсона. Это позволило двум из них — руководителю Радикально-демократической молодежи Энрике Шильингу и Луису Гонсалесу Гутьерресу — убежать за границу. Эта же группа пыталась переложить свою вину за террористические акты на левые силы, оставляя с этой целью в местах, где они подкладывали бомбы, листовки с подписью: «Рабоче-крестьянская бригада»;
4) группа молодых аристократов, которая занималась добыванием оружия, а позже приобрела машины для захвата Рене Шнейдера;
5) политические контакты, осуществляемые главным образом адвокатом Гильермо Кареем Тагле и самим доном Роберто.
Одновременно вся эта деятельность переплеталась с действиями, которые осуществляли две ультраправые организации, созданные в это же время:
а) секретное движение «Не предадим Чили» (НЕЧ), которое было создано еще до выборов, в августе, на встрече в клубе, расположенном на улице Санта-Роса де Лас-Кондес. В ней участвовали адвокаты Густаво Валенсуэла Салас, Серхио Миранда и другие лица;
6) движение «Родина и свобода» не секретного характера во главе с адвокатом Пабло Родригесом [VIII], созданное несколько дней спустя после победы на выборах Альенде с целью организации массовой мобилизации сил, выступающих против его прихода к власти. Однако в 70-е годы не было ни одного непредставительного заговора, в котором не участвовали бы заговорщики, владеющие роскошными отелями, пьющими виски на исключительно для них устроенных приемах, пользующиеся скоростными автомобилями или летающие на самолетах, приземляющихся на тайных аэродромах.
Возможно, что именно поэтому после выборов Хулио Фонтесилья установил контакты со скотовладельцем Хулио Боучоном Сепульведой, хозяином поместья «Винья Педеуе» в зоне Сан-Фернандо и собственником, в свои 28 лет, двух самолетов («пайпер ацтека» и «бонанса»), одного автомобиля «пежо» последней модели, спортсменом, молодым супругом, недавно женившемся на красивой аристократке Ракели Лион Осса, и основателем в провинции Кольчагуа, еще в бытность студентом факультета агрономии, местного отделения антикоммунистической организации крайне правых сил, названной «Свободное Чили».
Боучон вступил в группу, которой было поручено добыть оружие, необходимое для государственного переворота. В эту группу вступил также инженер-агроном Луис Винет Льямасарес, владелец имения «Онтарио» в провинции Мальеко, член аристократического клуба, двоюродный брат капитана Гильермо Хары Льямасареса из гусарского полка, с помощью которого он установил контакты с группой дона Роберто.
К ним присоединился и Леон Космельи Перейра, 24 лет, сын одного из самых крупных помещиков в провинции Айсен и хороший знаток района Марчигуэ, выбранного для приземления самолетов с оружием.
В группу входили также Уидоу (гринго) — юноша из Вальпараисо, который также был членом спецгруппы, и Адольфо Бальянс Остергаард, промышленник 41 года, женатый на Сонии Марчессе Миранда, двоюродной сестре майора Артуро Маршаля Марчессе, энтузиаста — последователя дона Роберто со времен «Такнасо». Бальянс предоставлял свой джип «лендровер» для террористической группы, которая после 4 сентября в разных районах Сантьяго бросала бомбы. Кроме того, ему было поручено достать в нужное время четырехместный самолет в авиаклубе в Сан-Фелипе, членом которого он был, для переброски в тайное место генерала Шнейдера после его захвата.
Наконец, следует сказать и об адвокате Гильермо Карее Тагле, одном из самых активных участников всех планов заговорщической деятельности; он, чтобы не показалось, что сделал мало, предложил использовать свой самолет «Чероки 180».
26 сентября Бальянс повез на своем джипе террориста Энрике Арансибиа Эутенио в место, называемое «Пасо Ла Калавера» по дороге на Мелипилью, где они должны были на взлетной дорожке забрать груз динамита с прилетевшего самолета. Поломка в машине стала причиной опоздания на встречу, однако Арансибиа дождался и на этом же месте несколько дней спустя забрал взрывчатку.
В начале октября Боучон вместе с женой находился в своем номере отеля «Каррера Шератон», когда ему позвонил Хулио Фонтесилья и пригласил к себе домой, где уже находились Гильермо Карей, Леон Космельи, Хорхе Арсе, его жена Инес Вио и Берта Вио де Фонтесилья. В этом обществе обсуждалась необходимость ввоза в страну из Аргентины 500 автоматов для отрядов, которые должны поддержать государственный переворот.
На той же встрече Фонтесилья информировал, что покупку оружия финансирует чилийский богач, проживающий в Венесуэле и заинтересованный в том, чтобы Чили не попало в руки марксистов, а также попросил Боучона предоставить свои самолеты для перевозки груза.
Хорхе Арсе пригласил Боучона на следующий день на встречу, которая состоялась в номере на третьем этаже отеля «Крильон». На нее пришли в первый раз сенатор Рауль Моралес Адриасола — представитель радикал-демократов и чилийско-венесуэльский финансист Хосе Олалкиага. Во время встречи, как показал позже на судебном процессе Боучон, сенатор Моралес два раза говорил по телефону о «товаре», принял господина 50-ти лет с уругвайским или аргентинским произношением, с которым говорил в соседней комнате. Олалкиага, чилиец в возрасте 41 года, очень давно покинувший свою родину, сразу же после выборов внезапно появился в Сантьяго. Он представился как приверженец Христианско-демократической партии Чили и одновременно выставлял напоказ свою дружбу с венесуэльскими демохристианами из партии президента страны Рафаэля Кальдеры. Он занимал должность чилийского консула в Лос-Текесе, небольшом городке вблизи Каракаса — столицы Венесуэлы, и путешествовал с официальным чилийским паспортом, который, по его словам, прислал ему президент Фрей.
Проинтервьюированный корреспондентом венесуэльской газеты «Вердад» сразу же после выборов и перед своей поездкой в Чили, Олалкиага с энтузиазмом высказался за переворот чилийских военных, отметив, что «многие из этих офицеров должны понять, что небольшое нарушение конституции во много раз предпочтительнее, чем полный обход ее со стороны Коммунистической партии».
Сенатор Рауль Моралес Адриасола и Хосе Олалкиага установили контакты друг с другом после выборов.
Одновременно сенатор Моралес Адриасола связался с заговорщической группой на улице Диагональ Ориенте через своего друга, бывшего дипломата Маршала Риверу Марамбио, двоюродного брата дона Роберто, — снова семья Вио! — в чьем доме впервые встретился с Хорхе Арсе для разговора об оружии. Таким образом, сенатор Моралес стал связующим звеном между финансистом, прибывшим из-за границы, и центральной ячейкой заговора.
На встрече в отеле «Крильон» было условлено, что на следующий день полетят в Буэнос-Айрес Олалкиага и Боучон на самолете «пайпер». Путешественникам, к которым присоединилась жена Боучона, на аэродроме «Лос-Серрильос» были устроены проводы представительной группой из сенатора Рауля Моралеса, террориста Энрике Арансибиа, Хорхе Арсе, Леона Космельи и Луиса Винета.
Однако нелетная погода помешала путешественникам перелететь Кордильеры, и они должны были вернуться в Сантьяго.
Олалкиага и Боучон возвратились в отель «Крильон». Известили сенатора Моралеса, и через несколько минут он появился собственной персоной. В их присутствии Моралес позвонил в посольство Аргентины, как об этом заявил впоследствии на суде Боучон. Он звонил, чтобы получить два билета до Буэнос-Айреса на аргентинских авиалиниях, потому что на все полеты билеты были уже проданы. Боучону показалось, что представитель посольства, с которым говорил Моралес, знал об истинных целях поездки.
На следующий день автомобиль сенатора Моралеса Адриасолы, за рулем был он сам, отъехал от отеля «Крильон» по направлению к международному аэропорту Пудауэль. В автомобиле находились: Моралес, Боучон и Олалкиага. Билеты на аргентинских авиалиниях были зарезервированы на имя Олалкиаги и Моралеса, а так как вместо сенатора летел Боучон, билет был исправлен в самом аэропорту. Хулио Боучон заплатил за билеты из своего кармана. Самолет должен был задержаться, так как они прибыли в аэропорт с опозданием. По прибытии в Буэнос-Айрес Олалкиага позвонил из аэропорта своему знакомому Торресу, служащему федеральной полиции. Остановились они также в отеле «Крильон». Там встретились с Торресом, который сказал, что есть возможность купить краденое оружие. На следующий день появился человек лет 60-ти, высокого роста с голубыми глазами, который сообщил Олалкиаге о невозможности совершения сделки. В другой раз Олалкиага связался с оружейными магазинами, где предложили ружья калибра 22, неподходящие для задуманного дела.
Боучон и Олалкиага возвратились в Сантьяго, ничего не добившись. Когда этой же ночью молодой помещик сообщил Фонтесилье о результатах поездки, шурин дона Гоберто категорически заявил, что «без оружия мы не сможем ничего сделать».
Было уже 10 октября 1970 года. Оставалось только две недели до пленарного заседания конгресса.
Но вдруг появилась новая возможность.
Суббота, 10 октября. Фонтесилья сообщает Боучону о возможностях доставки партии оружия, которое прибудет самолетом через Панаму в понедельник, 12 октября, вечером. Ответственным за эту операцию был адвокат Гильермо Карей.
Воскресенье, 11 октября. Утром Хулио Фонтесилья звонит Боучону в отель «Каррера» и немедленно приглашает прийти к себе домой. Он просит указать место для приземления самолета, который привезет оружие. На встрече присутствовал Хорхе де Солминиак.
Вечером Боучон навещает своего больного родственника Антонио Орнитса и покидает его в тот момент, когда там появляется Хулио Фонтесилья.
В этот же дом прибывают для обсуждения деталей террорист Энрике Арансибиа и Леон Космельи. По телефону звонит Карей и сообщает, что дата прибытия оружия переносится.
Понедельник, 12 ноября. Утром встречаются Гильермо Карей и Хулио Боучон в доме Фонтесильи. Оттуда они направляются в аэропорт Тобалаба, откуда вылетают на самолете Карея «Чероки 180» в район Пеньюэлас и Марчигуэ. Они приходят к выводу, что имение «Сан Хосе де Марчигуэ» является самым лучшим местом для приема самолета.
В два часа дня в доме Фонтесильи встречаются Карей, Бальянс, Уидоу, Боучон и Винет. На короткое время появляется дон Роберто. Они решают доставить оружие с места приземления на двух грузовиках, которые добудет Бальяс в Сан-Фелипе, а затем перевезут его в подвал, который укажет им Фонтесилья.
Вечером в районе Витакура в доме тещи Боучона они встречаются снова. Оттуда в автомобиле Луиса Винета выезжают Космельи, Уидоу и Бальяс для разведки дороги, по которой повезут оружие. Они возвращаются под утро и снова на короткое время собираются в доме тещи Боучона.
Вторник, 13 октября. Винет и Бальяс совершают новую поездку в целях разведки дороги. Дон Роберто, Боучон и Фонтесилья встречаются в доме последнего. Дон Роберто сообщает, что генеральный директор карабинеров Висенте Уэрта передаст пропуск для проезда грузовиков с оружием или пошлет двух своих офицеров для их сопровождения. Уходит дон Роберто. Появляется Гильермо Карей, который затем снова уходит. Вновь появляется Карей и сообщает, что все пропало: оружие не прибудет.
После провала последней попытки Хулио Боучон совсем пал духом. Это видно из протокола его допроса, когда он был арестован. Мнение Боучона о других заговорщиках содержится в документах следствия, предоставленных в распоряжение военного суда.
 |
В этих документах имеются следующие заявления Боучона, зафиксированные протокольным языком: «Используя предоставленную мне возможность, заявляю: вся эта сумятица по поводу того, прибывает оружие или не прибывает оружие, будет оказана помощь со стороны США или она не будет оказана, может быть объяснена тем фактом, что силы как внутри страны, так и за рубежом в действительности не хотели военного переворота, а стремились лишь к тому, чтобы все шло конституционным путем и конгресс избрал бы сеньора Альенде президентом. Образованное таким образом правительство, как того хотело большинство, по многим причинам вызвало бы серьезный экономический кризис. Такое правительство провалилось бы. Возможно, что провалу содействовала бы иностранная интервенция, предположительно со стороны Аргентинской республики».
На своих встречах, а позднее на допросах в ходе следствия заговорщики не раз говорили о необходимости «спасения родины от марксизма и коммунизма», о желании образовать «сильное, националистическое» правительство.
Однако показания Боучона свидетельствуют, что весь этот «национализм» зиждется на предполагаемой иностранной интервенции.
Слова Боучона свидетельствуют также об упадке духа у подручных дона Роберто, увидевших, что предложения о поддержке, поступавшие со всех сторон, не претворяются в конкретные дела.
В момент развязки семья Вио и ее самые близкие приверженцы снова оказались в одиночестве, как это было в начале заговора.
Члены группы понимали, что деньги, которые предлагал Олалкиага, не были его собственными. И хотя они предпочитали не задавать много вопросов, по общему мнению, чилийско-венесуэльский промышленник был лишь посредником, находящимся на службе ЦРУ США, которое не могло не внести свою лепту в заговор. Они также понимали, что связи сенатора Рауля Моралеса в Аргентине не ограничивались кругом частных лиц.
Когда позднее Гильермо Карей говорил об аргентинском или парагвайском оружии, которое должно было прибыть через Панаму, никто не сомневался, что это странное объяснение было попыткой прикрыть участие США в отправке этого груза.
Когда же наступал решающий момент, каждый раз заговорщики видели колебания своих заграничных «друзей», которые, несомненно, понимали всю серьезность их положения в случае, если они будут пойманы «с поличным» в этой авантюре в Чили.
В самой стране также не было недостатка в предложениях и спекуляциях на военных мятежах, было слишком много намеков на то, что правительство Фрея могло бы поддержать переворот.
Однако, когда наступил решающий момент, все предпочитали уступить первенство дону Роберто и его людям.
Они чувствовали себя более уверенными, отдав судьбу страны в руки фанатика.
Вопрос о возможности использовать парализующие и слезоточивые газы два раза обсуждался в группе.
Первый раз это произошло в начале октября в отеле «Крильон» на одной из встреч, в которой участвовали сенатор Рауль Моралес, финансист Хосе Олалкиага, Хорхе Арсе и Хулио Боучон. Именно сенатор Моралес первый поднял вопрос о возможности использования гранат или бомб с парализующим газом для обеспечения успеха операции и избежания пролития крови. Это оружие, по словам Моралеса, можно было достать с помощью Олалкиаги.
Вторично об этом говорили в доме дона Роберто, во вторник, 21 октября, накануне большого события.
В это время прибыли туда Хулио Боучон и Леон Космельи. Их вызвал Хулио Фонтесилья и дал им задание — достать большие автомобили.
Их встретил у входа полковник в отставке Рауль Игуальт. Затем появились дон Роберто и его шурин Хулио Фонтесилья. Этот последний принес с собой трубку типа «спрей», сказав, что она содержит парализующий газ (хотя в действительности это был слезоточивый газ), который можно использовать при захвате генерала Шнейдера.
На трубке была надпись по-английски: «Только для использования полицией». Дон Роберто с удовлетворением заявил, что эффективность этого оружия была уже испробована. Фонтесилья объяснил, что его жена Берта Вио с успехом использовала его на митинге движения «Родина и свобода», выбросив газ из трубки в лицо одному из демонстрантов.
Фонтесилья сказал юношам, что он рассчитывает на помощь своего сообщника в доме генерала Шнейдера и что захват его можно произвести в спальне или во время его следования в министерство обороны. Он также объяснил, что государственный переворот произойдет вечером в тот же день, 21 октября, и что он рассчитывает на содействие карабинеров. Полковник в отставке Рауль Игуальт уточнил, что переворот может быть перенесен на утро следующего дня, если не установят контактов с корпусом карабинеров. Начиная с этой минуты начались поспешные поиски нужных автомобилей. Они должны были быть на месте в 19:30.
Помещик Луис Винет предоставил свой «додж дарт». Он оставил его у своего дома и вручил ключи Леону Космельи. Затем Винет и Космельи отправились в аристократический клуб верховой езды «Санта-Роса де Лас-Кондес». Винет встретился там со своим другом — адвокатом Густаво Валенсуэлой, членом и основателем движения «Не предадим Чили». Винет попросил у него автомобиль, и тот с явным удовольствием передал ему ключи от своего «пежо». Луис Винет остался в клубе, чтобы покататься на лошади и затем выпить коньяку со своими хорошими друзьями.
В то же время Хулио Боучон полетел на одном из своих самолетов в свое имение «Сан-Фернандо», откуда возвратился в 19:30 в тот же день, в среду, 21-го, в аэропорт Тобалаба. Там его уже ждал Леон Космельи в своем автомобиле марки «пежо». В аэропорту Боучон встретился со своим другом промышленником, однокашником по школе «Гранде шкул» Гонсало Уррутией. Он попросил Уррутию предоставить ему свой автомобиль, тоже «пежо» белого цвета, для одного «срочного дела», и тот немедленно согласился. Космельи и Боучон направились на перекресток улиц Диагональ Ориенте и Лос-Леонес, за пять кварталов от дома дона Роберто, и там оставили одну из машин. На другой машине, принадлежащей Боучону, подъехали к дому дона Роберто и передали его тестю Раулю Игуальту и объяснили, где найти три полученные машины — Винета, адвоката Валенсуэлы и промышленника Уррутиа.
Полковник в отставке Рауль Игуальт аккуратно привязал к цепочке ключи от каждой машины, указав ее номер и место стоянки, а Космельи и Боучон отправились в аристократический клуб, где всю ночь пили шотландское виски, предвкушая неизбежный успех государственного переворота.
В этот последний визит в «крепость» на улице Диагональ Ориенте двое юношей заметили, что там царила атмосфера всеобщей готовности. Дверь им открыл широкоплечий незнакомец высокого роста с грубым лицом. Во время очных ставок в военном суде и совместного пребывания в тюрьме Сантьяго они узнали, что это был законченный преступник, живущий за чужой счет, насильник, профессиональный наемный убийца, часто посещавший гимнастические залы и турецкие бани, выигрывавший, как правило, несколько песо в соревнованиях по вольной борьбе, и звали его Хайме Мельгоса Гарай.
Другие знали его только по кличке Северино.
Джип красного цвета, на котором в то дождливое утро направлялись в верхнюю часть города Мельгоса и его компаньон Карлос Лабарка, был получен доном Роберто и его тестем у собственника одной прокатной станции на перекрестке авенида Бильбао и Антонио Варас, где обычно брали напрокат автомобили. Хозяину станции сказали, что нужно перевезти лодку на озеро Акулео.
Вера в успех переворота была такова, что члены группы перестали принимать самые элементарные меры предосторожности. На машинах ездили с открытыми номерами, и только один из заговорщиков в самый решающий момент повязал платок на лицо.
Мельгоса и Лабарка на своем красном джипе прибыли последними на место сбора в район Ла-Пирамиде, недалеко от аэродрома Ло-Кастильо. Остальные члены спецгруппы приехали прямо из дома Карлоса Аравены, расположенного напротив закусочной «Ла Сирена».
Журналист Мануэль Мендоса на страницах журнала «Пуро Чили» так описывал последовательность событий с того момента, как группа вышла из дома Карлоса Аравены: «Сильва Доносо спустился с чемоданами, своим и Гальярдо. Они сели в машину «боргвард». В «пежо» белого цвета поехали Эрасмо, Марио и Леонардо. Прибыв на аэродром Ло-Кастильо, перераспределили машины,
Повторили условные знаки и задачи каждого. Северино, «специалист» по карате, должен был оглушить шофера генерала Шнейдера в то время, как «мерседес-бенц» столкнется с джипом, за рулем которого будет Роберто, компаньон Северино.
Хуан Луис Бульнес, братья Искьердо и Сильва Доносо должны будут схватить генерала. С собой они прихватили молоток, чтобы выбить стекло задних дверей. Это на случай, если двери будут заперты изнутри, а стекла непробиваемы для пуль.
Из аэропорта Ло-Кастильо получили приказ отправляться.
Четверо сели в головную машину «таунус» кремового цвета.
Старший из братьев Искьердо, высокий, худой, с длинными каштановыми волосами, сел за руль. Брат сел рядом. На заднем сиденье разместились: Хуан Луис Бульнес и Сильва Доносо. С собой они взяли молотый перец, бутылку с парализующим газом и веревку. На полу лежало оружие. Кроме того, у Хуана Луиса Бульнеса был револьвер калибра 38; у Сильвы Доносо — «Смит и Вессон»; у братьев Искьердо — пистолеты «Астраль». Маленький пистолет и бомба со слезоточивым газом находились в ящике под панелью перед передним сиденьем автомобиля. За правым сиденьем находился газетный сверток с небольшими динамитными шашками.
Прибыли на угол улиц Мартин де Самора и Америго Веспуччи.
В 8.15 утра раздался крик: «Он уже здесь!» За машиной генерала Шнейдера следовали две других. Красный джип, согласно плану, столкнулся с «мерседес-бенцом».
Тем утром, когда одетый в мундир генерал спускался по лестнице, зазвонил телефон. Служанка Маргарита подняла трубку. Мужской голос спросил хозяина дома.
«Это меня?» — поинтересовался генерал.
Как только услышали, что он дома, сразу же повесили трубку.
Прошлую ночь, когда хозяева ужинали вне дома, также звонили по телефону и поносили генерала. Около 11 часов вечера к дому подъехал в автомобиле серого цвета высокий молодой блондин и спросил, где находится генерал. Служанка Маргарита, выполняя указания, отказалась что-либо сообщить ему. Чуть позже другой молодой человек с длинными волосами начал прохаживаться напротив дома. Когда стоявшие в охране карабинеры захотели к нему приблизиться, он исчез.
Генерал сказал Маргарите, что если снова будут звонить по телефону, то пусть она ничего не отвечает.
Генерал сел за стол и позавтракал чаем и галетами с мармеладом. Ему было холодно, и он постоянно потирал руки.
Проехал муниципальный грузовик по очистке улиц. Со служанкой генерал передал мусорщикам 10 эскудо, чтобы те забрали кучу мусора на краю тротуара. Приказал своему шоферу, старшему капралу Леопольдо Мауне, недавно пришедшему к нему на службу, отогнать «мерседес-бенц», чтобы не мешать уборке.
В 8:15 генерал вышел из дома.
На тротуаре несли охрану вооруженные автоматами два карабинера подвижной группы, которые в 7:00 сменили тех, кто дежурил ночью.
Генерал сел в свою машину на заднее правое сиденье. Рядом с собой он положил папку с документами, во внутреннем отделении которой находился его небольшой пистолет. Затем начал протирать платком свои очки. Машина тронулась, и они направились по улице Сабастьян Элькано в южном направлении.
Генерал, как обычно, рассеянно смотрел по сторонам.
Накрапывал дождь.
Он увидел лишь двух-трех прохожих, торопившихся по своим делам.
Как и раньше, они повернули направо на улицу Мартин де Самора в западном направлении к авениде Америго Веспуччи. Автомобиль прибавил скорость.
Остальные машины следовали в том же направлении.
Пересекли одну, вторую, третью, четвертую, пятую и шестую улицы. Проехали еще один поворот. Приближались к авениде Америго Веспуччи.
Голубой «додж» внезапно выскочил с правой стороны.
Шофер Мауна избежал столкновения, взяв влево, но тут же должен был резко затормозить. Впереди два белых «пежо» перекрыли дорогу.
Ветки плакучей ивы слегка касались крыши служебной машины «мерседес-бенц», прижатой к левому тротуару.
Северино ехал в желтом «форд фальконе», управляемом Нельсоном.
Сделали несколько кругов близ улицы Мартин де Самора, увидели двух карабинеров с автоматами.
Подобрали Уидоу и еще одного молодого блондина. В тот момент появился автобус карабинеров, который подбирал своих полицейских.
Нельсон оставил Северино, Уидоу и его компаньона на улице Сориа, параллельной Америго Веспуччи. Пешком они направились на свои места на углу улиц Мартин де Самора и Америго Веспуччи: Северино встал на одном тротуаре, молодой блондин — на противоположном.
«Мерседес-бенц» генерала приходился между ними, посередине. В задачу Северино входило нападение на шофера с левой стороны и доставка его в другую машину. Уидоу и его компаньон и пассажиры из серой машины «боргвард», которая стояла у правого тротуара, должны были захватить генерала.
«Мерседес-бенц» попал в ловушку.
Два белых «пежо» и голубой «додж» создали непроходимый барьер. Красный джип, в котором находились за рулем Лабарка и пассажир Рекена, появился с улицы Обриа и ударился сзади о машину генерала.
Северино вытащил свой кольт и побежал к своему месту, за ним следовал Мартин Монтес Тагле с люгером в руках.
С другой стороны быстро приближался Уидоу с револьвером. За ним следовал Карлос Сильва Доносо с молотком с красной ручкой. Появились Хуан Луис Бульнес, Аллан Купер и братья Искьердо.
Послышался сначала треск разбиваемого молотком одного стекла, затем второго.
Северино увидел шофера, пригнувшегося на переднем сиденье.
Послышались выстрелы.
С самого начала заговора говорили о том, чтобы над Шнейдером применять как можно меньше насилия.
У заговорщиков было при себе оружие, на собраниях спецгруппы никогда не обсуждался вопрос о его убийстве.
Один из нападающих — шофер Марио Берриос (Чико Марио) — должен был сесть за руль автомобиля Шнейдера и отвезти генерала на аэродром, где Диего Давила Бастеррика — главный координатор операции — руководил бы перевозкой захваченного генерала в другое место.
Однако шофер Мауна и все свидетели сошлись во мнении, что нападавшие на «мерседес-бенц» с молотками в руках для выбивания стекол пришли, чтобы совершить убийство.
Среди нападавших находился наемник Мельгоса — Северино, на которого с самого начала судебного разбирательства остальные члены группы пытались взвалить всю вину. Торговец фруктами Карлос Сильва Доносо и другие убийцы действовали согласно своим идеологическим убеждениям. Самые молодые из группы — пятеро аристократов — успели скрыться в последующие дни.
Один из них — Хуан Луис Бульнес Серда, прямой потомок двух президентов республики — Мануэля Бульнеса (генерала, выигравшего войну против Перуанско-боливийской конфедерации) и Хуана Луиса Санфуентеса, а также два других видных представителя своих семейств Хоакин Прието и Франсиско Антонио Пинто. Мануэль Бульнес Санфуентес в течение многих лет был президентом банковской ассоциации, а его дядя Франсиско, связанный с заговором дона Роберто, — одним из виднейших представителей чилийских правых сил.
В Католическом университете 25-летний Луис был членом общества защиты традиций, семьи и собственности, известного под именем «Фидусиа». Его религиозно-политический фанатизм был таков, что однажды во время полемики со студентами левых убеждений он, подняв скрещенные руки, истерически кричал: «Прибейте меня к кресту, прибейте!..»
Молодой Бульнес достал для операции автомобиль «таунус» своего отца и автомобиль «пежо» своего шурина Хуана Карлоса Дорра.
Блондин с длинными волосами, длинными усами, высокого роста, Андрес Годфрей Уидоу, гринго, бывший слушатель морской школы, издавал в Вальпараисо ультраправый католический журнал «Тизона».
Два брата Хулио и Диего Искьердо, которые также участвовали в нападении, заметно выделялись среди других аристократических учеников Католического университета в Сантьяго. Большой любитель спорта, Хулио всегда руководил ударными группами правых студентов Католического университета. Он не колеблясь выступил против командующего армией, несмотря на то, что в Немецком лицее Искьердо был учеником, когда капитан Шнейдер преподавал там физкультуру.
Аллан Лесли Купер, также участвовавший в нападении на генерала Шнейдера, во многом похож на своих компаньонов.
Существовала ли внутри спецгруппы отдельная команда, которая действовала независимо, основываясь на своих решениях или на полученных со стороны инструкциях? Или же нервная и быстрая реакция Шнейдера заставила нападавших применить оружие?
Мауна и Шнейдер увидели, что к ним бежит Северино.
Инстинктивно шофер хотел дать задний ход. Но тут сзади на него налетел джип. Мауна наклонился, чтобы достать пистолет из под сиденья. Генерал успел достать из папки свой небольшой пистолет.
Раздался один удар молотка по стеклу, потом второй. Генерал оглянулся и... Он успел нажать на курок в момент, когда свет и звуки удалялись от него, он погрузился во тьму.
Многие ожидали, что предвыборная борьба в 1970 году будет наиболее длительной по сравнению с предыдущими годами, а оказалась она самой короткой. Но это была острая, напряженная и суровая борьба.
Кампания в пользу Альенде в 1964 году началась за два года до выборов. Кампания 1970 года началась в феврале и завершилась 4 сентября: всего семь месяцев.
Традиционно президентская кампания в Чили заключалась в речах, ответных выступлениях, в дискуссиях кандидатов. Массы участвовали в этой борьбе, но, в общем, лишь поддерживая выдвинутого кандидата. Кампания 1970 года в основном проходила в плане социальной борьбы. Кандидаты перемещались по стране, как по шахматной доске, на которой передвигались также многие другие фигуры. Их слова и действия имели свое значение, однако на этот раз выступления кандидатов представляли собой какую-то часть неизмеримо более широкого процесса.
В капиталистических странах, где выборы имеют свои традиции, как, например, в США, стало привычкой анализировать «на основании полученного опыта» факторы, которые определили победу того или иного кандидата. Противники победителя досконально изучают этот «опыт», делают выводы и готовятся к реваншу.
Анализ победы Народного единства на выборах 1970 года в течение длительного времени будет представлять собой ценный политический опыт.
Поражение в России восстаний 1905—1907 годов [IX] послужило уроком, благодаря которому в 1917 году стала возможной победа революции. Неудачное нападение на казарму «Монкада» на Кубе в 1953 году стало предвестником подвига в горах Сьерра-Маэстры. Таким же образом в Чили кампании на выборах президента 1952, 1958 и 1964 годов дали необходимый опыт, который открыл путь победе Народного единства в 1970 году, сделал возможным начать широкие революционные преобразования.
Партии, входившие в ФРАП [X], признали своей главной ошибкой в 1964 году оборонительную тактику при завершении кампании. А в 1970 году, наоборот, левые перешли в наступление с первого этапа избирательной борьбы, и наступательный темп смогли поддерживать почти беспрерывно до 4 сентября.
Не проходило и дня без того, чтобы не вспыхнула какая-нибудь забастовка, без того, чтобы не захватывали земли, или без того, чтобы 10, 50 и даже 200 поместий не были заняты теми, кто работал в них. В разгар предвыборной кампании была объявлена первая в истории страны всеобщая крестьянская забастовка, а за 55 дней до выборов была успешно проведена национальная забастовка по призыву Единого профсоюзного центра трудящихся.
Январь 1970 года начался забастовками на крупных промышленных предприятиях «Сумар» и «Фенса» и отважным «голодным маршем» горняков Овалье. В феврале рабочие захватили фабрику макаронных изделий Кароцци, прекратили работу трудящиеся кожевенных и обувных предприятий, десятки тысяч рабочих-пенсионеров поднялись по всей стране, чтобы потребовать повышения мизерных пенсий. Борьба крестьян развивалась одновременно в провинциях Курико, Ньюбле и Магальянес. В марте прекратилась работа в портах, а занятие поместий распространилось на провинции Кокимбо и О’Хиггинс, забастовали рабочие селитряных предприятий.
19 марта угольные районы страны встретили в штыки кандидата правых Алессандри. Альенде тотчас же направился в этот район, и 27 марта шахтеры устроили ему триумфальную встречу.
Кандидат Христианско-демократической партии Радомиро Томич со своей стороны пытался завоевать симпатии среди рабочих селитряной промышленности, объявивших забастовку, и с этой целью направил им чек на 1000 эскудо для поддержки их движения. Однако шахтеры вернули ему этот чек вместе с написанным в энергичном тоне письмом, в котором указывалось, что они не нуждаются в помощи представителя правительства, несущего ответственность за положение, приведшее к забастовке.
Спустя неделю Альенде вылетел на север страны, и рабочие селитряной промышленности встретили его с энтузиазмом.
В апреле забастовка прервала работу компании «Чилена де электрисидад» и сталелитейного завода «Уачипато». Три тысячи горняков провинции Арауко прибыли маршем протеста в г. Лебу. Трудящиеся провинций Тарапака и Антофагаста прекратили свою работу в знак солидарности с трудящимися селитряной промышленности.
Одновременно с этим партии Народного единства поддерживали выступления профсоюзов, предпринимая наступление в парламенте. В парламенте они выступили с обвинениями в незаконных действиях министра обороны Серхио Оссы Претота и министра труда Эдуардо Леона. В первом случае речь шла о поддержке пенсионеров, бывших служащих вооруженных сил и карабинеров, а во втором — о рабочих-пенсионерах, получавших пенсии по государственному социальному страхованию. Обеим этим группам пенсионеров в связи с ростом стоимости жизни необходимо было увеличить пенсионные пособия.
Вместе с тем Народное единство организовало обсуждение в палате депутатов, которое вызвало широкий отклик по всей стране, вопроса о необходимости проведения полной национализации медной промышленности.
С января по сентябрь 1970 года обстановка становилась все напряженнее. Землевладельцы вооружались, организовывали отряды белой гвардии. Правительство послало подвижную группу карабинеров и новоиспеченную бригаду специальной службы расследований на зверское подавление выступлений народных масс.
Генерал Роберто Вио Марамбио и члены его главного штаба разъезжали по стране и все более открыто призывали к военному перевороту.
В этой сложной обстановке росло число преступлений, немало было жертв.
Убийство инженера-агронома Эрнана Мэри Фуэнсалиды не было началом. Это было отражение эскалации насилия.
Сопротивление помещиков началось с того самого дня, когда правительство президента Фрея пустило в ход свою робкую аграрную реформу.
Помещики препятствовали в течение двух лет продвижению соответствующего закона в парламенте, используя для этого депутатов и сенаторов Национальной партии, а также некоторых социальных демократов.
Вместе с тем в деревнях они пытались перетянуть на свою сторону некоторые слои средних и мелких землевладельцев, а также отдельные группы безземельных крестьян, по отношению к которым они вдруг стали великодушными и щедрыми.
Предприниматель, помещик и сенатор от Национальной партии Педро Ибаньес Охеда объезжал страну, принимал участие в создании так называемых «траншей», при помощи которых крупные землевладельцы и группы крестьян, обманутые их обещаниями, сопротивлялись проведению в течение недель и месяцев экспроприации земель и передачи поместий в распоряжение Корпорации аграрной реформы (КОРА).
Сопротивление помещиков стало повсеместным с 15 января 1969 года в связи с действиями, получившими название «препятствия на дорогах».
В этот день в 15 часов помещики провинции Линарес блокировали своими автомашинами, подводами, грузовиками, тракторами и тягачами мост на большой дороге Лонгитудиналь-Сур через реку Ачибуэно. То же самое было предпринято в окрестностях местечка Тено на мосту через реку Лиркай, в провинции Талка и в других местах. На следующий день подобные случаи распространились вплоть до зоны Лаутаро, охватив 6 провинций: Кольчагуа, Талка, Линарес, Био-Био, Мальеко и Каутин. Остановка движения в течение более чем пяти часов на единственной дороге, которая идет от Сантьяго на юг страны, вызвала самую гигантскую «пробку», какую только помнят в Чили.
«Пробка» была организована под руководством провинциальных организаций Национальной конфедерации союзов сельскохозяйственных предпринимателей. Крупным помещикам удалось привлечь на свою сторону большое число мелких и средних землевладельцев, поддержав их требование об увеличении цен на пшеницу. Но одновременно они использовали и свои требования, преследовавшие цель прекращения экспроприации земель и проведения аграрной реформы.
Правительство Фрея приказало арестовать и предать суду 25 участников движения, которые вскоре были отпущены на свободу.
Среди арестованных был директор утренней консервативной газеты «Диарио илюстрадо» и президент Федерации сельскохозяйственных предпринимателей провинции Линарес Карлос Монтеро Шмидт, который на следующий год оказался непосредственно замешанным в убийстве Мэри.
На том самом месте, где была создана «пробка», помещик Габриэль Бенавенте, будущее главное действующее лицо покушения на Эрнана Мэри, избил депутата демохристиан Гидо Кастилью.
Руководили этими повсеместными выступлениями помещиков молодой президент недавно созданной Национальной конфедерации союзов сельскохозяйственных предпринимателей Мануэль Вальдес, бывший сенатор, придерживающийся правых взглядов, Уго Сепеда Барриос, президент Национального сельскохозяйственного общества и президент компаний «Консорсио агрикола дель Сур» Доминго Дуран, брат сенатора, сторонника правых радикалов Хулио Дурана.
На следующий месяц, собравшись на ферме Анкоса, руководители всех организаций помещиков страны предъявили ультиматум правительству, срок которого истекал 30 марта 1969 года. Если к этому сроку не будут приняты их условия, то они прервут полевые работы. Мануэль Вальдес заявил, что они «готовы пойти на все». А Хоакин Гарсия Уидобро, агрессивный вице-президент Национальной конфедерации сельскохозяйственных предпринимателей, признался журналистам, что «Чили нуждается в сильном правительстве военного характера».
Спустя некоторое время тот же Гарсия Уидобро заявил:
«У нас два пути: или сопротивляться, применяя силу, или эмигрировать за границу. Если мы не будем сопротивляться, применяя насилие, все мы пойдем на содержание к Корпорации аграрной реформы, принимая от нее плату за молчание».
Таким образом, с этого времени в деревне была объявлена война.
В октябре 1969 года во время открытия в Сантьяго международной ярмарки более сотни крупных землевладельцев сорвали выступление министра сельского хозяйства Уго Тривелли и издевались над тремя другими министрами правительства Фрея. Помещики спровоцировали настоящее сражение, избив нескольких высших государственных служащих. Началось увольнение крестьян по всей стране. Владельцы поместий отказывались передавать профорганизациям крестьян установленные законом взносы и отчисления.
По горным тропам в провинции Курико и других районах помещики начали контрабандный ввоз оружия из Аргентины. В некоторых поместьях образовывались тайные склады оружия: пистолетов, револьверов, ружей, автоматических винтовок — все это аргентинского производства, а также автоматов калибра 7.65 марки «Тала» того же происхождения.
В различных районах страны крестьянские организации сообщали представителям местной власти о существовании этих арсеналов и о том, что помещики готовятся оказать вооруженное сопротивление проведению аграрной реформы. КОРА очень медленно осуществляла свою власть над экспроприированными поместьями — иногда этот процесс запаздывал на два-три года, что облегчало крупным землевладельцам возможность маневрирования.
Очаги сопротивления продолжали расти до конца апреля 1969 года. За короткий срок группы помещиков совершили нападение на помещение крестьянского профсоюза им. Луиса Эмилио Рекабаррена [XI] в местечке Ренго, зверски избили крестьянина и инженера-агронома КОРА Луиса Риверо в поместье «Эль Трансито» в местечке Буин, стреляли в рехидора — судебного исполнителя, коммуниста в местечке Фрутильар и угрожали огнестрельным оружием и действительно нападали на крестьян в разных районах.
Один из очагов напряженного положения находился в поместье «Ла Пьедад» в местечке Лонгави (провинция Линарес). Здесь выполнял обязанности зонального начальника КОРА тридцатилетний инженер-агроном, член Христианско-демократической партии Эрнан Мэри Фуенсалида.
Убийство Эрнана Мэри было первым преступлением, совершенным при свидетелях. Подробности этого преступления изложены в протоколе, составленном нотариусом Хайме Моранде Оррего, который принимал участие в акте передачи КОРА поместья «Ла Пьедад».
Кроме того, показания дали: генерал карабинеров Роландо Сантос Виттке, полковник, 3 майора, 8 капитанов, 8 старших лейтенантов и 200 карабинеров. Случившееся нашло отражение и в фотографиях, сделанных самими помещиками, а также корреспондентами газет и журналов, были сделаны записи на магнитофонную ленту.
Карлос Монтеро Шмидт, президент провинциальной федерации сельскохозяйственных предпринимателей Линареса, Хоакин Гарсия Уидобро, вице-президент Национальной конфедерации сельскохозяйственных предпринимателей, и другие известные руководители движения сопротивления помещиков играли активную роль в этих событиях.
Конфискацией поместья «Ла Пьедад» завершились более чем двухгодичные проволочки, с помощью которых местные суды пытались доказать незаконность акта экспроприации, проведенного КОРА.
Поместье в 300 га принадлежало по наследству Габриэлю Бенавенте Бенавенте, а управлял им его сын Габриэль Бенавенте Пальма.
Этот последний был одним из самых наглых главарей упорного сопротивления, которое помещики провинции Линарес оказывали проведению аграрной реформы. «Подвиги» Бенавенте начались с принятия им активного участия в организации «пробки» на мосту через реку Ачибуэно в январе 1969 года, в нападении на депутата Гидо Кастилью.
Немного позже Бенавенте преследовал и ранил пулей в ногу служащего Института сельскохозяйственного развития Гильермо Кинтеро. Принимал участие в нападении на журналистов газеты «Меркурио», которых он и его подручные приняли за служащих, проводящих аграрную реформу. 2 сентября 1969 года Бенавенте возглавил нападение 20 вооруженных помещиков на помещения Корпорации аграрной реформы в городе Линарес. Напавшие ворвались в канцелярии КОРА, угрожали револьверами сотрудникам, а Бенавенте пинком ноги распахнул дверь кабинета зонального начальника Эрнана Мэри, которого в тот день там не оказалось.
В мае 1968 года, когда большинство крестьян его поместья вступили в профсоюз им. Бернардо О’Хиггинса [XII] в Лонгави, Бенавенте уволил 14 из них. А вместо них он пригласил на работу в поместье нескольких человек из ближайшего поселка Лос-Кристалес. Так возникло напряженное положение.
Уволенные крестьяне продолжали жить в поместье в домах, которые они занимали и раньше. Бенавенте и местные помещики создали «желтый» профсоюз, в который вошли как работники поместья, так и приглашенные со стороны — из поселка Лос-Кристалес. «Желтый» профсоюз стал называться «Уньон ла Пьедад».
Положение стало критическим. В июле 1969 года крестьянин Эктор Парра, руководитель прежнего профсоюза, был убит двумя членами «желтого» профсоюза, который выступал против проведения аграрной реформы.
 |
С подобным положением должно было быть покончено при проведении КОРА конфискации поместья «Ла Пьедад» и создании асьентамьенто [кооператив. — Перев.], куда бы вошли 35 крестьян, проработавших там всю свою жизнь и принадлежавших к прежнему профсоюзу.
Для Эрнана Мэри 30 апреля 1970 года, день передачи имения КОРА, должно было стать значительной датой.
Мэри уже год выполнял обязанности начальника 7-й зоны КОРА, в которую входили провинции Линарес и Мауле. Несколькими месяцами раньше он вынужден был в последнюю минуту отложить свою поездку в поместье «Ла Пьедад», где должно было быть объявлено решение об экспроприации, принятое КОРА, из-за того, что интендант провинции Хорхе Фонтана предупредил его, что помещики приготовили ему «ловушку».
 |
Служащим КОРА постоянно угрожали, а на улицах города их жены нередко подвергались оскорблениям со стороны членов семей помещиков.
Карлос Монтеро Шмидт, президент провинциальной федерации сельскохозяйственных предпринимателей, предупредил Мэри, что «если так пойдет и дальше, то прольется кровь...».
Монтеро часто хвастался своим положением бывшего министра внутренних дел при правительстве президента Карлоса Ибаньеса дель Кампо [XIII]. Кроме того, он был родственником Эрнана Мэри по линии его матери.
Эрнар Мэри, сын служащего Чилийского банка, к тому времени ушедшего на пенсию, начал свою трудовую жизнь техническим служащим КОРА после окончания с отличными оценками агрономического факультета Католического университета. Он активно участвовал в работе по проведению аграрной реформы, приобрел политические убеждения и вступил в Христианско-демократическую партию. Он был глубоко убежденный католик, изучал Библию и симпатизировал одной из групп в движении «Молодая церковь» [XIV].
За несколько месяцев до вступления в должность начальника 7-й зоны КОРА Мэри послал письмо епископу провинции Линарес Агусто Саминас, протестуя против его враждебной позиции по отношению к аграрной реформе и против его отказа присутствовать как высшему представителю церкви во время актов создания крестьянских асьентамьентос.
«Аграрная реформа, — нравилось говорить Мэри, — является самой настоящей религией».
Вечером 29 апреля состоялось собрание в доме зонального начальника КОРА. Вместе с Эрнаном Мэри здесь жили его жена Мария Анхелика Кастро и его дети: Мария Лорето семи лет, Клаудия четырех лет и Эрнан Андрес четырех месяцев.
Многие руководители и молодые сотрудники КОРА и ИНДАП пришли со своими женами. Это были друзья, сплоченные общим делом проведения аграрной реформы. Дом Эрнана Мэри и Марии Анхелики был открыт для всех.
Мероприятие следующего дня — конфискация поместья «Ла Пьедад» — для них означало многое. Поэтому все хотели принять в нем участие.
В этот вечер среди них были Мигель Эрмосилья, начальник отдела КОРА по оказанию помощи крестьянству, Нельсон Роландо, начальник отдела планирования, Антонио Мансур, начальник финансового отдела, Эдуардо Корнехо от ИНДАП.
Эрнан Мэри сделал соответствующие распоряжения. Жена Антонио Мансура запротестовала против того, что ее муж не должен был участвовать в конфискации поместья. Мэри ей ответил: «Благодари бога, что завтра ты не окажешься вдовой... Со мной могут расправиться запросто, но будем надеяться, что этого не произойдет».
Приказ Мэри был категоричным: служащим не брать с собой оружия. Технический директор КОРА Густаво Эррера сообщил группе тревожную новость. Помещики спешно проводили собрание. Это означало, что они уже узнали о завтрашнем мероприятии, несмотря на секретность его подготовки. Кроме служащих, об этом были уведомлены интендант провинции Хорхе Фонтана и генерал местных карабинеров Роландо Сантос.
Все разошлись, понимая, что могут произойти инциденты.
Эрнан Мэри этим вечером прочел несколько страниц из книги о Че Геваре.
На следующий день он поднялся в 6 часов утра.
Было холодное утро с густым туманом. Мария Анхелика подала ему черную шерстяную куртку. Обе дочери спали. Эрнансито, самый маленький, проснулся. Отец подержал его на руках.
В 7:15 подъехал пикап. Мария Анхелика плакала. Он попрощался с ней, поцеловав ее. «На счастье», — сказал он.
Как всегда, Эрнан Мэри был спокоен, волновался он очень редко.
Операция началась в 9:30.
Генерал Сантос расположил своих людей у входа в поместье «Ла Пьедад». У его людей были автоматы, бомбы со слезоточивым газом, каски, щиты из пластика и другие предметы экипировки.
 |
Эрнан Мэри шагал, засунув руки в карманы своей куртки. Ворота были заперты на цепь и висячий замок.
Из поместья вышли Карлос Монтеро Шмидт, Хоакин Гарсия Уидобро и помещик Альберто Бенавенте. Внутри двора осталось человек двадцать владельцев других поместий, а за воротами — шесть женщин с камнями в руках. В сорока метрах от ворот можно было заметить группу «амарильос» — «желтых» — около пятидесяти человек, вооруженных палками, ножами, топорами и другими инструментами, которыми они угрожающе потрясали в воздухе. Они выкрикивали ругательства и предостерегали: «Если сунетесь сюда — убьем!..»
Огнестрельного оружия не было видно. Помещики прятали его под пончо.
Монтеро потребовал документы, на основании которых поместье подлежало конфискации. Генерал Сантос приказал нотариусу зачитать их.
Помещики отказались передать имение, и Монтеро попросил дать им два часа для раздумий. Генерал посоветовался с Мэри, и они согласились дать им только 15 минут. Прежде чем вернуться, Монтеро крикнул своим людям: «Хотите аграрную реформу, дети?» «Амарильос» ответили хором: «Нет!..»
Монтеро посовещался и наконец вышел, чтобы сообщить их условие: они сдадут поместье в обмен на немедленную компенсацию в размере 2 миллионов эскудо. Из них один миллион предназначался бы владельцам, а другой — для распределения среди «амарильос», которые якобы останутся без работы.
Мэри отклонил это совершенно незаконное требование и попросил генерала Сантоса применить силу. Но генерал хотел сначала попытаться уладить это дело лично с владельцем Габриэлем Бенавенте, для чего вошел во двор и через пять минут вышел ни с чем.
«Я выхожу из игры, мой генерал, и, как Пилат, я умываю руки. Все остальное — под вашу ответственность», — заявил наконец Монтеро.
Двадцать минут хватило одному из карабинеров, чтобы разбить засов.
«Проходите», — сказал генерал Эрнану Мэри.
Вошли.
Начальник КОРА шагал впереди с руками, засунутыми, как всегда, в карманы. С ним шли генерал и не более десяти карабинеров, нотариус и сотрудники КОРА Густаво Эррера и Маурисио Домингес.
Не прошли они и десяти шагов, как с правой стороны на Мэри бросился Габриэль Бенавенте. Он нанес ему сильный удар в живот и начал пинать ногами, крича:
«Отсюда ты не выйдешь живым, сукин сын!»
Эрнан Мэри согнулся от ударов.
Карабинеры подбежали и схватили нападающего.
«Отпустите его, потому что он хозяин дома!» — решительно заявил Карлос Монтеро. «Хорошо, отпустите его»,— приказал генерал Сантос.
В этот же момент «амарильос» обрушили град камней на служащих КОРА, карабинеров и нотариуса. У служащего Густаво Эррера из раны на лбу потекла кровь.
Перед комиссией по расследованию, которую впоследствии создала палата депутатов, каждый свидетель или участник события по-своему рассказывал об этой жестокой расправе.
Хосе Иполито Эрнандес Уллоа или Иполито Уллоа — крестьянин, принадлежащий к «амарильос», неграмотный, 23 лет, без каких-либо документов, удостоверяющих его личность, умственно неразвитый, сказал, находясь в тюрьме провинции Линарес: «Когда произошла драка, я был зол... Или нет, когда вспыхнула драка, нет, когда началось... я схватил палку...»
Генерал Сантос свидетельствует: «Слева подходит этот человек, с виду типичный крестьянин, сутулый, в коричневой куртке и черном сомбреро, я смотрю на него, и он в это время ударяет Мэри... Он приблизился к нам, выхватил палку, которую он держал вот так, и сразу же нанес ею удар, очень быстро».
В акте о преступлении, составленном нотариусом, говорится: «Карабинеры, которые окружали поместье, направились к воротам, чтобы утихомирить тех, кто бросал камни, а в это время слева появился скромно одетый человек, который и нанес удар в голову сеньору зональному директору КОРА дону Эрнану Мэри Фуэнсалиде. Преступник, совершив удар, сразу же скрылся».
Служащий КОРА Густаво Эррера заявил комиссии: «Это было похоже на звук разбиваемого палкой арбуза, удар был внезапным, сильным, и он упал».
«Дон Эрнан, вас чем-то ударили?» — спросил Мэри крестьянин Никанор Кофре.
«Меня ударили по голове палкой, — ответил Мэри, — но вы продолжайте конфискацию имения...»
Врач провинциальной больницы Линареса Галлермо Ампуэро Гонсалес подтвердил:
«Появились признаки внутримозгового кровоизлияния, оно начало прогрессировать, приостановить его было невозможно, иными словами, степень повреждения мозга была такой значительной, что положение пострадавшего оказалось тяжелым, и у него появилась рвота. Я сделал несколько уколов, зная заранее, что это бесполезно, но делал все, что было в моих силах. Для перевозки пострадавшего в Сантьяго, в Талку или в другое место практически уже не было времени. Больной скончался в 13:00».
Убийство Эрнана Мэри показало многим чилийцам, что страна находится в тяжелом положении.
В эти дни в кинотеатрах Сантьяго демонстрировался фильм «Z» [XV], в котором показывалось, как ударом по голове убивают греческого депутата левых сил Теодора Ламбракиса [XVI] на глазах и при попустительстве полиции.
В Чили крупный государственный чиновник был убит таким же образом на виду большого полицейского отряда, возглавляемого генералом карабинеров, который только после телефонного разговора с министром внутренних дел осмелился арестовать Габриэля Бенавенте, Карлоса Монтеро Шмидта и других замешанных в этом деле помещиков. Так же как и в том фильме, с первых же шагов все говорило о том, что действия правосудия были направлены почти исключительно против батрака, нанесшего удар, а не против вдохновителей преступления.
Помещики Самуэль де ла Сотта, Деметрио Саньярту и Ренато Гасмури из района Бульнес провинции Ньюбле решили защитить от КОРА свои поместья «Ла Эрмита», «Сельва Нега» и «Лос Роблес». Для этого они собрали и обучили группу крестьян — «амарильос». Однажды они перекрыли дорогу своими машинами и заставили служащих Института сельскохозяйственного развития Рейнальдо Пуэнте и Хуана Аэдо выйти из автомобиля, отобрали у них документы, заставили их раздеться и наконец предупредили, что в следующий раз их кастрируют.
В провинции Био-Био в имении «Дуке кобрито» помещики, которые согласовывали свою деятельность с помощью современных радиоустановок, вооруженные автоматами и револьверами, схватили и избили зонального директора КОРА Хуана Эспоса и агронома Луиса Валенсуэлу. Их продержали взаперти в течение трех часов и в их присутствии обсуждали, каким способом убить их. Подобный случай произошел в провинции Мальеко с зональным директором Серхио Кастильо и Альберто Феррандо в поместье, принадлежавшем семье Шварца. Идентичные случаи были зарегистрированы в Осорио и других провинциях.Сотням крестьянских руководителей помещики угрожали избиением и убийством.
Выступая на митинге в городе Сан-Фелипе, Хорхе Алессандри так отозвался о чиновниках христианско-демократического правительства:
«Я призываю граждан не отступать перед угрозами этих чиновников. Необходимо отвечать на эти угрозы мужественно, энергично. Пусть знают эти прохвосты — дни их сочтены, а мы с них потребуем отчета».
Похороны Эрнана Мэри были пышными. На них присутствовали президент Эдуардо Фрей и члены его кабинета, кандидат от христианских демократов Радомиро Томич и многочисленные представители власти.
В наиболее неспокойных зонах правительство предприняло ряд мер по отношению к помещикам. В районе Бульнес были арестованы два главаря помещиков — Хорхе де ла Сотта и Ренато Гасмури, правда, через несколько дней они были отпущены на свободу.
Другим актом отпора помещикам, осуществленным правительством, был арест за незаконное владение огнестрельным оружием президента Федерации сельскохозяйственных предпринимателей провинции Курико Гастона Фуэнсалиды Наваррете и владельца поместья «Эль Фосо» этой провинции Гонсало Прадо Бусеты. Оба они поддерживали связи с торговцем и контрабандистом Серхио Мильаном Васкесом. Всего представители власти отобрали у них 8 винтовок, 2 револьвера и около 1500 патронов — все это было получено из Аргентины.
Помещики утверждали, что упомянутое оружие они использовали для охоты на кроликов. А крестьяне уверяли, что они видели у помещиков также и автоматы.
Народное единство осудило «либеральность правительства и его потворство самым реакционным кругам, что дало им возможность чувствовать себя в состоянии препятствовать любыми средствами социальному прогрессу». Единый профсоюзный центр трудящихся, профсоюзные и общественные организации всей страны выражали протесты и требовали от правительства принятия решительных мер против помещиков. Молодые демохристиане проявляли недовольство тем, что правительство и сам Радомиро Томич не приняли во внимание их мнение о необходимости принятия более энергичных мер.
В этой обстановке началась подготовка к проведению первой национальной всеобщей забастовки крестьян, назначенной на 12 мая 1970 года. В ее организации принимали участие три национальные конфедерации крестьян: Конфедерация крестьян и индейцев имени Ранкиля [XVII], входящая в КУТ, Конфедерация сельскохозяйственных рабочих «Триумфо Кампесино» и Национальная конфедерация крестьян «Либертад», в двух последних большинство руководителей были христианскими демократами. В подготовке забастовки участвовали также конфедерации крестьянских и сельскохозяйственных кооперативов.
Еще до забастовки депутат от Национальной партии Виктор Кармине Суньига, тридцатидвухлетний юрист и владелец поместья в провинции Каутин, выступил со своими угрозами.
На заседании палаты депутатов он заявил:
«Чиновники КОРА действуют по всей стране, как настоящие преступники! Я заявляю, что, если хоть один из этих мошенников придет ко мне в поместье и будет воровать у меня скот, я всажу в него пулю!..»
В момент принятия решения о посылке соболезнования вдове Мэри он вне себя крикнул:
«Он был первым, но не последним убитым!..»
На этом заседании произошла настоящая потасовка.
Национальная партия поняла, что слова Кармине могут причинить ей вред во время избирательной кампании, и решила исключить его из своих рядов в тот же день. Но на следующий день несдержанный депутат отказался от своих слов, извинившись перед семьей Мэри и палатой депутатов.
Несмотря на изгнание из рядов Национальной партии, Кармине дал понять, что он будет продолжать активно бороться в провинции Каутин за кандидатуру Хорхе Алессандри на пост президента.
Газета «Меркурио» использовала смерть Мэри и последующие эксцессы для внесения предложения о «приостановке проведения экспроприации в предвыборный период».
В то же время левые организации трудящихся с новыми силами приступили к борьбе за проведение аграрной реформы.
В национальной крестьянской забастовке 12 мая приняли участие 200 тысяч человек.
Несколько дней спустя Альенде посетил провинцию Линарес. Его встретили четыре колонны крестьян, которые прибыли с побережья и с гор, с севера и с юга.
Выступая на Пласа де лас Армас города Линареса, Альенде ознакомил крестьянское население с двадцатью основными пунктами аграрной реформы правительства Народного единства, подготовленными Жаком Чончолем и другими специалистами, представителями левых сил по проблемам сельского хозяйства.
Когда избирательная кампания была в полном разгаре, все понимали, что никакая появившаяся в политической жизни тенденция не могла рассматриваться как самая верная до тех пор, пока не начнутся главные события.
Они начались в понедельник 1 июня 1970 года. Грянули как гром среди ясного неба. И перед ними любой человек мог бы почувствовать себя беспомощным, как ребенок, столкнувшийся лицом к лицу с великаном, вооруженным дубинкой.
Это было уже слишком невероятным, трудно вообразимым, возможно, непоправимым, делом...
В первый момент некоторые из левых почувствовали себя как бы парализованными.
Первым признаком надвигающейся опасности была публикация объявления на четверть страницы, появившегося в газете «Меркурио». Был помещен фотомонтаж с изображением дворца «Ла Монеда», перед дверью которого стоял советский танк с нарисованным на нем серпом, молотом и буквами «СССР». Подпись гласила: «В Чехословакии также не думали, что так получится... Но советские танки пришли при первом же удобном случае, который им представился. Правительство ставленников коммунизма откроет ворота Чили этим танкам, которые решительно подавят самое святое, что мы имеем: свободу». Подписано: «Чиле ховен» («Молодое Чили»).
Страна уже пережила кампанию пропагандистского террора в 1964 году во время выборов, на которых победил Эдуардо Фрей. Но та по сравнению с кампанией 1970 года вспоминалась как простая работа группы любителей.
Новая кампания получила неимоверно широкий размах с использованием всех имеющихся в наличии средств. Передавались тревожные новости двадцатиминутной продолжительности всеми крупными радиостанциями страны. Все буржуазные газеты Чили — кроме тех, которые по политическим соображениям или престижным причинам их не принимали, — опубликовали платные объявления организаторов кампании террора на четверть страницы. Афиши, брошюры, красочные журналы, листовки и другие самые различные виды материалов наводнили улицы, украшали стены домов и проникали в дома чилийцев. Две подписи, которых никто не знал до 1 июня, превратились в предмет жаркой национальной дискуссии: «Чили ховен» и «Аксьон мухерес де Чиле» («Действие женщин Чили»). Они появились под объявлениями и сообщениями в кампании террора.
Среди многочисленных объявлений по радио, записанных с музыкой и драматическими голосами, попадались и такие:
Диктор (он): В чем выражаются хорошие качества чилийской женщины?
Диктор (она): В отражении опасности, которая угрожает Чили...
Преградим дорогу режиму, который отнимет свободу!
Долой мелкое политиканство, которое ведет нас к катастрофе!
Для Чили — Независимое правительство!
Диктор (он): Чилийская женщина! Судьба родины в твоих руках!
Диктор (она): «Аксьон мухерес де Чиле!»
Диктор (он): Глагол «экспроприировать» означает «лишать»...Диктор (он): Вначале будут экспроприированы результаты твоего труда... затем твои мысли... а еще позже твои дети...
Диктор (он): Все будет принадлежать государству...
Диктор (он): Отвергнем коммунизм и неспособных бороться с ним!
Диктор (он): Это призыв «Чиле ховен»!
На стенах по всей стране появились афиши, которые гласили: «Чилийская женщина! Освободись наконец и отдай своих детей государству. Голосуй за Альенде».
Фотографические превращения ребенка, сначала одетого в ученическую форму, а затем в берете и с автоматом в руке, были опубликованы в качестве платного объявления в печати в сопровождении следующей подписи: «Твой сын... или твой враг? В странах, где господствует коммунизм, детей заставляют выступать против родителей, чтобы подавить любую попытку освободиться от тех, кто поработил их с помощью террора. Мы не позволим, чтобы такое случилось в Чили!»
Луис Гойенечеа Сегарра, чилийский карикатурист, несколько лет тому назад эмигрировавший в Соединенные Штаты, где сотрудничал в изданиях кубинских контрреволюционеров, вернулся на родину. Из-под его пера выходил журнал типа комиксов под названием «Ла палмада эн ла френте» («Удар в лоб»), который являлся одним из главных орудий кампании пропагандистского террора.
Журнал показывал то, «что произошло бы в Чили» с приходом к власти правительства Альенде. На его страницах был изображен «первый марксистский кабинет». Альенде сидел в углу, а главные места занимали руководители-коммунисты и одетый в военную форму «советник, присланный из Кремля». Среди «обслуживающего персонала» находились сенатор Рафаэль Таруд, раскуривающий трубку для Пабло Неруды, сенатор от МАПУ Альберто Херес, несущий поднос с бутылкой и стаканом, депутат Карлос Моралес Абарсуа — председатель Радикальной партии, чистящий сапоги советскому генералу.
В 1964 году на папертях ряда церквей распространяли отпечатанный во многих тысячах экземпляров образ святой девы Кармен [XVIII] со следующей надписью: «Святая дева Кармен, царица и покровительница Чили, избавь нас от безбожного коммунизма». В 1970 году лики святой Кармен, а также «чудотворной» святой Хемиты с подобной же надписью были напечатаны уже в сотнях тысяч листовок, которые разбрасывались по улицам городов и селений всей страны.
В 1964 году распространялись слухи, что победа левых сил на выборах вовлечет Чили в международные конфликты. В 1970 году подобные инсинуации, но только написанные более открытым античилийским языком, содержались в массовом издании — брошюрке «Роковые последствия».
В брошюрке в 14 главах описывались «роковые последствия президентских дел Сальвадора Альенде в случае его избрания». В одной из них, озаглавленной «Неизбежный конфликт с соседними странами», говорилось:
«Значительная протяженность границ Чили и соседство с группой антикоммунистических стран создают серьезную опасность для марксистского правительства, которое намереваются создать в Чили.
Несомненно, патриотические силы получат поддержку благодаря действиям соседних стран, не расположенных иметь у своих границ вторую Кубу. Соседние страны не допустят, чтобы к власти в Чили пришли правительство и президент, которые открыто прославляют кубинские доктрину и методы.
Столкновение со всеми патриотическими силами страны, которые рассчитывают на поддержку соседних стран, может быть фатальным для этого правительства. В этих условиях у правительства Сальвадора Альенде будет только один выход: просить помощи у иностранной коммунистической державы».
В 1964 году утверждалось, что левое правительство отнимет у чилийцев их телевизоры, автомашины, дома, а также заставит их поселить в своих домах семьи рабочих.
В 1970 году организаторы «кампании террора» разослали по домам анкету со следующим заголовком: «Городская реформа. Анкета переписи имущества и жилищ (должна быть заполнена главой семьи)».
Среди многочисленных вопросов анкета включала следующие:
— Ответьте, имеется ли в вашей собственности следующее: холодильник, радио, телевизор, телефон, автомобиль или другой вид транспорта.
— В состоянии ли вы принять в свой дом в качестве постоянных жителей других лиц, кроме тех, кто в настоящее время проживает с вами?.. Если нет, то перечислите причины, которые не позволяют вам принять в свой дом других лиц, которые в настоящее время лишены подходящего жилья.
В документе говорилось:
«Не забывайте, что эти анкеты будут собраны официальным представителем Городской реформы народного правительства, которое, конечно, благодарит Вас за поддержку программы, направленной на благо чилийской революции».
Ниже указывалось:
«Ничего не пишите в колонке, которая будет заполнена представителем правительства, который заберет эту анкету. Запись в этой колонке будет отражать Ваше отношение к программе Народного правительства».
Кампания террора 1970 года была хорошо подготовлена. Ее организаторы, казалось, предусмотрели все. Пропаганда «ужасов» преследовала каждого чилийца, никто не мог избежать ее. Поэтому она не должна была потерпеть поражение.
Однако она обанкротилась.
В 1964 году террористическая пропаганда застала чилийцев врасплох. Она началась внезапно, как эти призраки, наводящие ужас, которые появляются из-за поворота черного «туннеля ужасов» на праздничной ярмарке.
Но в 1970 году чилийцы знали, что на каком-то повороте призрак должен исчезнуть. И действительно, возникнув снова в еще более полном объеме, чем в 1964 году, «кампания террора» вызвала у всех ощущение того, что они уже раньше испытывали нечто подобное.
Нельзя дважды выиграть на одну и ту же крапленую карту. И как только в 1970 году началась новая кампания пропагандистского террора, левые силы немедленно дали ей отпор, разоблачив и показав стране, в чем заключается новый трюк, где западня.
Одновременно авторы «кампании террора» столкнулись с реакцией, неожиданной для них.
Католический архиепископ Сантьяго составил текст решительного осуждения, который читался во всех церквах все воскресенья, тех, кто использовал изображение святой девы Кармен и святой Хемиты в целях одиозной политической кампании ненависти.
Заведующий кафедрой психологии Чилийского университета и руководитель колледжа психологии указали на пагубное влияние, которое «кампания террора» могла оказать на эмоциональное и психическое состояние чилийцев, а особенно детей.
Народное единство разоблачило лживый характер анкеты «городской реформы» и других документов «кампании террора», опровержения широко распространялись через прессу, радио и телевидение, ставя в глупое положение авторов этих дел.
Генеральный штаб вооруженных сил расценил содержание брошюры «Роковые последствия» как весьма опасное, а открытое обсуждение этой брошюры показало антипатриотизм ее авторов, приглашавших соседние страны вторгнуться в Чили в случае победы левых сил.
Среди слоев, стоящих вне политики, и среди средних слоев населения «кампания террора», конечно, возымела некоторое действие.
Однако Народное единство и наиболее антиправые члены Христианско-демократической партии добились того, что упомянутая кампания в большей мере обернулась против самих же ее создателей.
В 1964 году подобная кампания привлекла внимание публики к таким провокационным вопросам, как вопрос о расстрелах, о судьбе детей, которых якобы вывезут на Кубу или в СССР, о религиозных преследованиях, о продовольственном пайке и других предполагаемых несчастьях, которые, как предсказывалось, наступят с приходом к власти правительства левых.
В 1970 году Народному единству удалось разоблачить «кампанию террора» и все поставить на свои места. В центре внимания общественности оказалось происхождение источников финансирования этой кампании, цели, которые в действительности она преследовала, факт аморальности пропаганды такого характера. Короче говоря, был осуществлен общественный процесс над «кампанией террора».
В отличие от 1964 года левым удалось заставить авторов «кампании террора» занять оборонительную позицию. И в конце концов даже Хорхе Алессандри, в пользу которого она проводилась, был вынужден, выступив по телевидению, выразить свое несогласие с ней.
И все это в значительной мере стало возможным благодаря действиям группы молодых людей, которые однажды вечером с пистолетами в руках проникли в контору, расположенную на восьмом этаже здания № 251 на улице Театинос.
Нападение на агентство «Андальен» было тщательно подготовлено и имело успех.
В операции принимало участие двадцать молодых коммунистов, которые заняли посты у основных пунктов: на тротуарах, у центральной двери здания, у лестницы и у лифтов, которые были остановлены на время всей операции.
Пятеро юношей, которые проникли в контору, приказали поднять руки служащим, находящимся там, — двум секретарям, двум курьерам, двум чиновникам и руководителю агентства Сальвадору Фернандесу, отключили четыре телефона и быстро собрали всю документацию, которая попалась под руку.
Среди этих бумаг, по сути дела, было только три или четыре важных документа.
Однако, уже уходя, один из юношей обнаружил в одном из письменных столов черный чемоданчик типа тех, которые использовал известный Джеймс Бонд, и в последнее мгновение решил прихватить его с собой.
Он не знал того, что именно в нем находилась вся документация по проведению «кампании террора».
Сальвадор Фернандес Зегерс, 41 года, бывший морской офицер и управляющий агентством «Публисидад и нотисиас андальен лимитада», никому не доверял секретов крупного дела, которым он руководил. Поэтому он всегда носил с собой весь архив, помещавшийся в его чемоданчике. По чистой случайности Фернандес находился в помещении «Андальен» как раз в тот момент, когда группа юношей пришла туда, чтобы выполнить свою задачу, в 18:10 во вторник 21 июля 1970 года.
За шесть дней до этого события палата депутатов решила создать комиссию по расследованию с целью установления «законности, финансирования и выявления лиц или предприятий, несущих ответственность за деятельность организаций, именуемых “Чиле ховен” и “Аксьон мухерес де Чиле”», а затем с целью «выявления источника фальшивой информации, распространенной итальянским информационным агентством АНСА, относительно якобы проведенного опроса, который предрешил победу Хорхе Аллесандри на выборах».
Предложение об учреждении комиссии было сделано депутатом христианских демократов Луисом Майрой, членом передового крыла своей партии и активным сторонником кандидатуры Радомиро Томича. Организация этой комиссии должна была завершить общественный процесс над «кампанией террора».
Бернардо Лейтон, депутат от ХДП и бывший министр внутренних дел правительства Фрея, был назначен председателем комиссии, деятельность которой правая печать попыталась высмеять, дав ей имя «драконовская комиссия».
Работа комиссии шла успешно благодаря интересу, который проявляли к ней парламентарии Народного единства и часть парламентариев — христианских демократов, но все понимали: этим путем нельзя будет добиться многого в установлении источников финансирования и выявления руководства «кампании террора».
И все же 27 июля на заседании комиссии по расследованию появились два журналиста, чтобы передать комиссии пакет, полученный неофициальным путем. В этом пакете были документы, находившиеся в чемоданчике Сальвадора Фернандеса Зегерса.
И тогда все прояснилось.
Документация «Андальен» содержала письма, сметы, расписки, проекты публикаций, месячные отчеты о деятельности и списки лиц, финансировавших «кампанию террора». Кроме того, там была обнаружена записная книжка со стенографическими записями, которые, будучи расшифрованы, явились сенсационным разоблачением.
Факты показали, что агентство «Андальен» в апреле 1970 года взяло в свои руки бразды правления «кампанией террора». 25 человек, 8 групп ночных «расклейщиков» афиш, которые работали даже по субботам и воскресеньям, и 4 типографии, работавшие по 14 часов в сутки, организовывали, подготавливали ход кампании.
Отчет о деятельности за июнь включал операции: организация передач через 40 радиостанций и публикация материалов в 22 газетах страны, выпуск и расклейка 1 миллиона афиш, рассылка по почте 100 тысяч брошюр, 100 тысяч экземпляров юмористического журнала «Пальмада эн ла фронте», издание и распространение девяти номеров журнала «Идея», предназначенного для интеллигенции и руководителей предприятий.
Энтузиасты борьбы, крестоносцы этой кампании, стремились получить большие суммы денег за свою террористическую деятельность. Если не считать комиссионных, то управляющий агентством Сальвадор Фернандес получал 13 тысяч эскудо в месяц. Художник Луис Гойенечеа Лугосе получал ежемесячно тысячу долларов, кроме того, ему оплачивали поездки в Нью-Йорк и обратно и его проживание в отеле «Крильон». Такие «неподкупные» граждане, как юморист Биготе и журналист Герман Гамональ, также получали свою долю.
Серхио Онофре Харпа, председатель Национальной партии, принимал участие в заседаниях исполнительной группы «кампании террора». На этих заседаниях именно он рекомендовал широко использовать фактор возможных международных конфликтов, в которые может быть втянуто Чили в случае победы Сальвадора Альенде.
Памятка, составленная Сальвадором Фернандесом, точно излагала цели «кампании террора», состоящие:
а) «Чиле ховен»: целенаправленная кампания показа жестокого террора, в основном отрицательная, которая в отдельных случаях может коснуться и Томича.
б) «Аксьон мухерес де Чиле»: внешне более мягкая кампания, описывающая ужасы и террор, пропагандирующая идеи о будущем родины и о том, что могут сделать для страны женщины.
Среди тем, которые должны быть разработаны, были и такие, как «бюрократия государства», «свобода труда», «справедливость (расстрелы)», «порнография в газетах (государство разрешает ее, чтобы отравить народ)», «русская интеллигенция за тюремной решеткой», «рабство при одном хозяине: государство», «русский флот в порту Вальпараисо», «военный парад русских в Сантьяго»...
Документация показала тесную связь между организаторами «кампании террора» и руководством кампании в пользу кандидатуры Хорхе Алессандри. На политическом уровне эти связи были установлены с генеральным секретарем группы по поддержке кандидатуры Хорхе Алессандри — Эдуардо Боештом, с председателем Национальной партии Серхио Онофре Харпой и с депутатом от этой партии Патрисио Мекисом. В этой связи упоминался и сенатор от радикальных демократов Хулио Дуран. На уровне пропагандистских бригад Сальвадор Фернандес координировал деятельность своих людей с Хайме Эганьей Бараньоном, руководителем ударных групп алессандристов.
Памятка содержала ссылку на «нужды» Национальной партии, среди которых упоминалось «защитное снаряжение демонстрантов» стоимостью в 35 тысяч эскудо. Существовали также многочисленные контакты между «Андальен» и СЕСЕС, псевдонаучной организацией, в задачи которой входило составление вымышленных опросов общественного мнения, которые всегда предсказывали победу на выборах Хорхе Алессандри.
Среди крупных сделок агентства «Андальен» упоминалась связь с алессандристским руководством федерации студентов Католического университета Сантьяго. Сальвадор Фернандес Зегерс передал этому руководству сумму в 30 тысяч эскудо на цели, о которых не упоминалось.
Но ключ к разоблачению «кампании террора» можно было подобрать, раскрыв источники ее финансирования.
В течение одного июня расходы на ее проведение достигли астрономической цифры: 2 204 тысячи эскудо. Для проведения «кампании террора» не было недостатка в деньгах.
20 июля 1970 года агентство «Андальен» получило 600 тысяч эскудо от лица, которое в счетах фигурировало под кодовым именем «Чарли». Кто бы это был? Было невозможно отгадать это. Но по суммам, составляющим этот индивидуальный вклад, и по характеру анонимной регистрации можно было бы догадаться, что вклад сделан североамериканской медной компанией «Анаконда». Впрочем, расследования показали, что Сальвадор Фернандес и агентство «Андальен» провели за год до этого кампанию в печати против национализации меди, которую финансировала «Анаконда», никакое другое учреждение на это не могло пойти.
Производил впечатление список финансовых вкладчиков в «кампанию террора». «Анаконда» под своим собственным именем внесла два вклада — один на 23 458 эскудо и второй — на 35 596 80 эскудо. В этом списке также фигурируют два североамериканских банка с их филиалами в Чили: «Бэнк оф Америка» и «Фёрст нэйшнл сити бэнк». Издательство реакционной газеты «Меркурио» вносило по 8 тысяч эскудо в месяц, не считая более мелких сумм. Также по 8 тысяч эскудо ежемесячно вносили другие крупные чилийские фирмы и компании, в частности принадлежащие крупному монополистическому объединению, известному под названием «Клан Эдвардсов»: компании «Тьерра амарилья», «Чилена консолидада» и «Амолана».
Делали регулярные вклады также компании «Сосьедад агрикола Сан-Фернандо», «Сементо Полпаико», «Софруко», «Компаниа чилена де фосфорос», «Компаниа чилена де табакос», «Винья Конча и Торо С. А.»; «Сосьедад Ганадера Тьерра дель Фуэго» и «Сосьедад Ганадера Лагуна Бланка» — обе самые крупные латифундии на крайнем юге Чили.
Документы раскрыли также связи с компанией по производству бумаги и картона, а также с Национальной компанией по сбыту товаров (КОДИНА), с фирмами, которые возглавляет кандидат Хорхе Алессандри. В обширном списке числились также банки — Чилийский, Испанский и Южноамериканский, а также фирмы, принадлежащие сенатору от Национальной партии Педро Ибаньесу, «Компрадора де Маравильяс С. А.» и «Компаниа де комерсио монтемар».
В документах упоминалось имя Пауля Хартона, ответственного чиновника «Анаконды», который одиннадцать раз вылетал в Аргентину в предыдущие месяцы.
Комиссия по расследованию палаты депутатов подтвердила также, что организаторы «кампании террора» неоднократно нарушали законы и регламенты, существующие в стране. Афиши, брошюры и журналы не указывали, как это положено, место издания; денежные вклады не регистрировались, не платились соответствующие налоги, оплата труда в долларах художнику Лугосе нарушала закон о валютном обмене, а брошюра «Роковые последствия» была направлена против закона о внутренней безопасности государства.
Работа комиссии по расследованию получила огласку по всей стране. Она позволила чилийцам узнать, что решение о проведении «кампании террора» было принято представителями группы чилийских и североамериканских монополий, полных решимости любой ценой воспрепятствовать победе кандидата, который включил в свою программу национализаций империалистических компаний, банков и монополий.
«Аксьон мухерес де Чиле» и «Чиле ховен» были просто выдуманными названиями и ничем более.
Руководители «кампании террора» опубликовали составленные на скорую руку списки вымышленных сторонников «Аксьон мухерес де Чиле» и «Чиле ховен», пытаясь убедить общественное мнение в существовании этих организаций.
Парламентарии Национальной партии пытались поднять шумиху по поводу того, что комиссия занимается подбором насильно взятых документов, и, кроме того, они утверждали, что деятельность этой комиссии была незаконной.
Газета «Меркурио» на скорую руку состряпала и опубликовала по частям брошюрку о так называемом «архиве Кунакова», «подлинном доказательстве», как уверяла газета, «советского шпионажа в Чили».
Оставалось всего одна неделя до президентских выборов.
По-настоящему заговорщики начали свою деятельность в июне 1970 года.
Руководители кампании в пользу Алессандри, представители правительства христианских демократов, банкиры, крупные помещики, иностранные предприниматели, североамериканские политики, осознав реальное положение дел, вдруг поняли, что Альенде может победить.
Это привело к тому, что между ними сложилась из-за тактических соображений солидарность чувств и действий. Появился зародыш коллективного заговора, который впоследствии затемнил некоторые аспекты дела Шнейдера.
Убийство генерала преследовало цель помешать передаче власти победившему кандидату. Деятельность, начатая в июне 1970 года, была направлена на то, чтобы помешать победе этого кандидата.
Кампания нападок в печати призывала к использованию всех средств, в том числе и насилия. На этот раз речь шла уже не о терроре на словах, не об угрозах в печати и по радио, а о действительных попытках пролить кровь. В этих целях использовались всевозможные темные дела и махинации, в которых «благородные» личности, не колеблясь, пачкали руки. Одно из таких дел произошло в городе Пуэнте-Альто, соседнем с Сантьяго. Предлогом явилась забастовка учащихся в знак солидарности с техническим персоналом министерства просвещения.
Клаудио Павес Идальго, восемнадцатилетний студент Промышленного училища в Пуэнте-Альто, член организации «Социалистическая молодежь» и председатель молодежного отряда Народного единства в секторе Касас-Вьехас, был убит в пятницу 26 июня в 9:40 утра выстрелом из револьвера.
Павес участвовал в мирной студенческой демонстрации, которая подверглась нападению членов Подвижной группы карабинеров, прибывшей в большом числе из Сантьяго на машинах.
Патрисио Рохас, министр внутренних дел в правительстве Фрея, несколько часов спустя заявил о существовании «чрезвычайно тяжелой обстановки, препятствующей ходу избирательной кампании» в связи с событиями в Пуэнте-Альто.
Рохас указывал, что «силы порядка была обстреляны из помещения отделения Национальной службы здравоохранения в Пуэнте-Альто; выстрелы были произведены со второго этажа в направлении улицы». Он утверждал, что карабинеры стреляли только в воздух. «Пулевое ранение, вызвавшее смерть студента, — утверждал он, — имеет явно подозрительный характер, характер ранения рикошетом».
Министр обвинил председателя Центра студентов Промышленного училища Адольфо Кастильо, заявив об «имеющихся подозрениях, что именно он мог быть тем, кто использовал огнестрельное оружие». Он обосновывал свое обвинение тем, что в кармане задержанного студенческого руководителя была обнаружена гильза от использованного патрона.
Действуя в стиле самых традиционных методов старых министров чилийских правых сил, Рохас заявил о существовании «настоящего восстания». «Все это заставляет думать, что причины подобного положения имеют иной характер», — сказал он.
Выступая тем же вечером по национальной радио- и телесети, Патрисио Рохас обвинил «Левое революционное движение» (МИР) и членов Социалистической партии в «фактическом использовании насилия». Впервые министр использовал выражение «налетчики», пущенное в ход проамериканской газетой «Меркурио», в применении к участникам демонстрации.
Однако версия министра Рохаса была опровергнута бесспорными фактами и заявлениями десятков свидетелей, совпадавшими при описании событий.
1. Перестрелка была начата незадолго до происшедшего случая с торговцем и одним из местных алессандристских руководителей Нольберто Ласеном, выстрелившим из-за двери своего магазина «Листо», расположенного на Пласа де Армас в Пуэнте-Альто.
2. Здание, со второго этажа которого, по словам министра Рохаса, был открыт огонь по карабинерам, было одноэтажным.
3. У студентов не было оружия. Никто из них не стрелял.
4. Человеком, совершившим смертельный выстрел в юношу Клаудио Павеса, был сержант карабинеров Элисео Алегриа, опознанный несколькими свидетелями. Это был прямой выстрел, а не рикошет, согласно нескольким свидетельским показаниям, опубликованным в печати.
Некоторые из свидетелей утверждали:
— Карабинер прицелился так, как будто он стрелял по мишени в тире.
— Карабинер все проделал так, как на учениях: прицелился и выстрелил.
— Этот жандарм чисто сработал.
Отец убитого студента Хосе Павес Ульоа был членом Христианско-демократической партии. Убитый горем, он заявил:
— Фрей — виновник смерти моего сына. После кровавой расправы в Пуэрто-Монте [XIX] он должен был бы распустить Подвижную группу карабинеров. Но он этого не сделал, и вот теперь они убили Клаудио... А я еще работал, как батрак, на партию! Теперь мне за мой энтузиазм заплатили убийством сына. За все отплатили!.. Больше я не христианский демократ. Я не буду голосовать вообще...
Вечером в день преступления подозрительные личности появились на улицах Пуэнте-Альто. Местное отделение Единого профсоюзного центра трудящихся в это время проводило митинг протеста, и с его трибуны было заявлено о появлении подозрительных групп преступников, которые проникали в ряды манифестантов и бросали камни в карабинеров с провокационной целью — создать предлог для кровавой расправы. Воинственно настроенный, прибыл контингент жителей поселка бездомных имени 26 января, доставленный на специальном автобусе. Еще более явно появились в рядах демонстрантов карабинеры, переодетые в гражданское платье.
Город Пуэнте-Альто пережил несколько часов беспорядков. Взрывались бомбы со слезоточивым газом. Преступники и манифестанты, не поддаваясь контролю, забрасывали камнями карабинеров, магазины и разбивали частные машины.
На следующий день во время проведения митингов протеста в Антофагасте, Вальпараисо, Вальдивии и других городах подобные группы преступных элементов, смешавшись с трудящимися и студентами, способствовали осуществлению полицейских репрессивных актов.
В субботу 27 июня, когда похоронная процессия с телом студента Павеса проходила по улицам, автобус Подвижной группы карабинеров остановился на одном из углов, что было явно подозрительно. И как было заранее предусмотрено, с определенного расстояния было сделано несколько выстрелов по полицейской машине, с которой тут же спрыгнула группа карабинеров, взявшая на прицел своих автоматов участников похоронной процессии. Ее руководители быстро изменили направление движения всей процессии. Группа лиц, стрелявших по карабинерам, была разоружена самими участниками процессии. Напряжение длилось только несколько мгновений. Столкновения не произошло.
 |
Стало ясно, что определенные представители Подвижной группы карабинеров искали провокационного предлога для кровавой бойни.
В тот день, когда был убит студент Павес, трое подростков возвращались из дома тетушки одного из них и были задержаны в Пуэнте-Альто членами Подвижной группы. Прямо на улице их избили дубинками и ногами. Их посадили в полицейский микроавтобус, в котором продолжалось избиение. Один из подростков, шестнадцатилетний Патрисио Нуньес Пальма, ученик 6-го класса средней школы, потерял сознание. Автобус поехал, и на самом ходу подростка выбросили на мостовую. Патрисио Нуньес пришел в сознание и был доставлен в больницу, откуда его отправили домой. Ночью у него начались головные боли и рвота, а утром следующего дня, когда его забрала «скорая помощь», он скончался по дороге в больницу — в 8:05 часов в субботу 27 июня 1970 года.
Не только эти, но и другие факты показали, что готовилась широкая провокация с дальним прицелом.
В день смерти второго студента в бой вступил новый отряд: армия преступников, навербованных сторонниками кандидата Алессандри.
Ее первое публичное выступление произошло, когда колонна студентов-демонстрантов, направляясь на факультет права Чилийского университета, проходила мимо старинного монастыря, принадлежавшего ранее «чистым девам» и находящегося в районе Бельявиста на правом берегу реки Мапочо.
Бывший монастырь был превращен в местопребывание алессандристских групп, которые по вечерам занимались пропагандой. На монастыре была укреплена вывеска: «Дом победы».
Был полдень. Проходя мимо места сбора алессандристов, студенты бросали камни в окна, защищенные прочными решетками. Внутри дома раздался сигнал — прозвучала сирена, и через несколько секунд из окон второго этажа раздались выстрелы.
Около двадцати субъектов, вооруженных пистолетами и ружьями, начали преследовать демонстрантов. Операторы телевидения усердно снимали сцены, когда члены ударной алессандристской группы, прячась за машинами или деревьями, обстреливали студентов, отвечавших только камнями.
Юноши, укрывшись на факультете права, подверглись атакам Подвижной группы карабинеров, которая не заставила себя долго ждать. Карабинеры забросали студентов бомбами со слезоточивым газом, а алессандристы — камнями. Среди студентов было четверо, получивших огнестрельные раны.
Во время осады корреспондент газеты «Сигло», следивший за развитием событий, зашел в кафе, расположенное неподалеку, чтобы выпить стакан рефреско [2], и здесь на него напали. Шесть субъектов проникли в кафе, чтобы захватить корреспондента и бросить в пикап, стоящий рядом. Так как журналист сопротивлялся, на него навели пистолет. При выходе из кафе журналисту удалось убежать. Нападающие были раздосадованы, особенно один из них, который хотел выстрелить в спину корреспонденту.
«Пистолерос» затем направились в «Дом победы» алессандристов. Когда же журналисты попросили командира одного из отрядов Подвижной группы, находившегося в том месте, задержать преступников, напавших на их коллегу, офицер ответил: «Пойдите и заявите об этом в полицейский комиссариат».
События этого дня позволили стране понять цели деятельности «Дома победы», находящегося всего лишь в восьми кварталах от центральной площади Сантьяго — Пласа де Армас.
Под непосредственным командованием одного из руководителей Национальной партии, бывшего боксера, бывшего депутата, бывшего посла в Парагвае при правительстве Алессандри Хайме Эганьи Бараона действовала базирующаяся в этом доме частная армия преступников. Ее составляли преступники, завербованные, по словам одного из них, именно потому, что они и ранее совершали преступления.
Получая сорок эскудо в день, каждый вечер на грузовиках они направлялись в четыре основных района столицы с задачей расклеивать пропагандистский материал в пользу Алессандри, «оберегать его» от групп, поддерживающих других кандидатов, и нападать, в определенных случаях, на помещения отделений Народного единства.
В вербовке преступников участвовали владелец закусочной «Ла Сирена» Хосе Аревена, военный в отставке, Рене Карраско, сын Хайме Эганьи, Хосе Респальдиса, руководитель Федерации волейбола, и другие. Среди главарей групп преступников находились очень опасные преступники, такие, как Флако Марио и Флако Карно.
В 4 часа утра начинал действовать отряд, составленный из самых отпетых головорезов, члены которого участвовали в более чем двадцати перестрелках с пропагандистами других кандидатов. Каждый молодчик из этой группы получал огнестрельное оружие, бутерброд, литр красного вина или пол-литра водки для храбрости. Один из главарей отряда обращался к своим подчиненным с таким напутствием: «Не будьте трусами! Нападайте и стреляйте! За это вам ничего не будет, мы вас выручим! Если и возьмут, то вас выручат наши адвокаты».
Во время событий 27 июня полиция задержала троих преступников из подручных Эганьи Бараона, обвинив одного из них в грабежах и налетах, другого в тяжелых избиениях, а третьего в нанесении вреда и ранений. Позже, 19 августа, за две недели до выборов, полиция задержала 29 «пропагандистов» Алессандри, отъехавших на грузовике от «Дома победы». Двое из них — Луис Венегас и Луис Серрано — были задержаны по обвинению в убийстве, а третий — Нельсон Саморано — в укрытии убийц. В руках у молодчиков этой группы было обнаружено следующее оружие: два револьвера, ружье, пять ножей, семь взрывчатых устройств и девять кастетов.
Заправилы «Дома победы» имели связи со многими спортивными клубами. С помощью объявлений в газетах они смогли мобилизовать большое число членов этих спортивных клубов для участия в митинге молодежи в поддержку своего кандидата в театре «Кауполикан». Каждый клуб, пославший на митинг 25 своих спортсменов, получал чек на 500 эскудо для приобретения спортивного инвентаря.
К вечеру в субботу 27 июня чилийцам справедливо казалось, что их страна переживает период беспорядков, хаоса и насилия. В Сантьяго правительство объявило чрезвычайное положение и назначило начальником гарнизона столицы Камило Валенсуэлу.
Однако не хватало еще эффективного психологического поворота событий, чтобы дополнить картину. К этому должны были приложить руку на следующий день, в воскресенье, президент республики Эдуардо Фрей и его министр внутренних дел Патрисио Рохас. Но прежде Подвижная группа карабинеров и бригада специальной разведывательной службы должны были выполнить подготовительное задание.
Утром в воскресенье 28 июня без 10 минут 6 раздался сильный взрыв бомбы в пустой сторожевой будке карабинеров, расположенной на перекрестке улиц Элиесэр Парада и Тобалаба, напротив канала Сан-Карлос, причинивший большие разрушения.
Через несколько минут многочисленный отряд карабинеров и гражданской полиции из бригады специальной разведывательной службы окружил квартиру в нижнем этаже дома по улице Уэлен за два квартала от проспекта Провиденсия. Находящиеся в квартире оказали сопротивление, и завязавшаяся перестрелка длилась полчаса. Раненых не было. В конце концов бомбы со слезоточивым газом, брошенные внутрь дома, заставили сопротивлявшихся — венесуэльского студента Педро Паредеса Гомеса, его жену и двух чилийских студентов — покинуть дом.
Полиция обвинила их в попытке взорвать сторожевую будку карабинеров.
Забрав арестованных, три автобуса карабинеров и два пикапа бригады специальной службы с большой помпой направились к так называемым зданиям «Башни Таха-мара». Развернувшись в цепь с ружьями наперевес, полицейские и карабинеры проникли на 10-й этаж здания «Б». Там находилась только секретарша австрийского посольства и компания друзей, вернувшихся с какого-то праздника.
Так никогда и не было достаточно ясно объяснено, имели ли молодые люди, задержанные в доме на улице Уэлен, какое-либо отношение к попытке взорвать полицейскую будку. И все же различные слухи и отдельные факты, происшедшие в последующие дни, позволяют думать, что бомба вполне могла быть брошена туда каким-либо лицом, заинтересованным в том, чтобы дать президенту Фрею нужный предлог для его театрального жеста в то воскресенье.
В комиссариат карабинеров Фрей прибыл на собственном автомобиле после полудня, спустя несколько часов после перестрелки, в 14:00. Там уже находился министр внутренних дел Патрисио Рохас, его заместитель Хуан Ачурра, генеральный директор карабинеров Висенте Уэрта Селис и генерал армии, командующий зоной чрезвычайного положения в Сантьяго Камило Валенсуэла.
На биллиардном столе аккуратно были разложены одиннадцать различных пистолетов, две тротиловые бомбы, десять самодельных бомб в банках из-под консервов, два ножа, детонаторы, шесть электрических устройств для пуска двигателей автомобилей без использования ключей и большое количество боеприпасов.
Этот арсенал был показан журналистам в качестве доказательства существования подрывного плана против внутренней безопасности страны. Было сказано, что это оружие захвачено в доме по улице Уэлен.
Выйдя из помещения комиссариата, президент Фрей заявил, что подобные действия «не только подрывают порядок, но могут сорвать и президентские выборы». Очень серьезным тоном он сказал, что «политические партии должны опередить свои позиции и высказаться за закон или против закона».
В тот же вечер возобновились уличные беспорядки в Пуэнте-Альто, и снова со стороны полиции последовали малообъяснимые действия.
На четверых журналистов газеты «Меркурио», находившихся на месте событий, напала группа из 20 вооруженных кастетами и дубинками лиц. Нападение произошло в тот момент, когда фоторепортер пытался сфотографировать одного из субъектов, проникших в ряды демонстрантов и пытавшихся спровоцировать их на насильственные действия.
Опасающимся журналистам удалось добежать до автобуса Подвижной группы карабинеров. Офицер, командовавший нарядом, отказался защитить их. Журналисты побежали к другой полицейской машине, расположенной в пятидесяти метрах от первой. Там члены Подвижной группы не только не защитили их, но схватили одного из них, затащили в автобус и избили. После того как его отпустили, журналист вынужден был обратиться в пункт скорой помощи.
Действия карабинеров в штатском, которые проникали в ряды демонстрантов, провоцируя их нападать на магазины и частные автомашины, были доказаны многочисленными фактами. Один из карабинеров в штатском, небритый и нестриженый, с револьвером за поясом был сфотографирован в момент, когда получал указание от своего начальника, одетого в форму. Других застали в момент, когда они бросали камни, в том числе и в автомобили, принадлежащие Подвижной группе карабинеров.
Во время событий в Пуэнте-Альто многие видели, что члены Подвижной группы прятали в складках своей одежды оружие меньшего калибра, не принятое на вооружение у карабинеров. Это позволяло не относить на счет полиции смертные случаи и случаи ранения огнестрельным оружием.
Цель правительственных репрессий заключалась в том, чтобы оставить христианско-демократического кандидата Радомиро Томича без поддержки. Именно тогда, когда он пытался заручиться поддержкой молодежи и народных слоев, его правительство устроило кровавую расправу над студентами, принадлежащими к семьям трудящихся со средним доходом. Политика христианско-демократического президента Эдуардо Фрея обязывала христианско-демократического кандидата Радомиро Томича навестить отца (тоже христианского демократа) юноши, убитого полицией в Пуэнте-Альто, не имея возможности дать сколько-нибудь разумное объяснение причин убийства его сына.
В тот самый день, когда Фрей посетил комиссариат карабинеров, сенатор Альберто Херес, руководитель МАПУ и один из руководителей Народного единства, следующим образом прокомментировал выступление президента:
«Что означает заявление, которое построено на том, что у нескольких авантюристов обнаружили оружие, заявление, что страна должна выбрать между демократией и свободой? Это не что иное, как политический шаг, благоприятствующий кандидату в президенты от правых сил — сенатору Алессандри. По-видимому, правительство хочет, чтобы президентом республики стал Хорхе Алессандри, и поэтому содействует укреплению его позиций. Эта попытка правительства обречена на провал, а весь этот разыгранный спектакль не что иное, как прикрытие жестокого убийства двоих детей».
Перед лицом этих событий чилийские трудящиеся не остались в стороне. КУТ наметил проведение общенациональной забастовки. В связи с событиями, происшедшими в конце недели, Национальный руководящий совет Единого профцентра трудящихся опубликовал заявление, в заключительной части которого говорилось:
«Именно поэтому КУТ призывает федерации провести завтра в 18:00 чрезвычайные пленарные заседания в целях мобилизации всех организаций рабочих, студентов, служащих, крестьян вокруг Плана действий и проведения 24-часовой общенациональной забастовки с требованием роспуска Подвижной группы и поддержания порядка по всей стране».
Если бы в среду 8 июля 1970 года не была проведена общенациональная забастовка, возможно, что путь для продвижения Народного единства к власти был бы закрыт.
Необходимость проведения забастовки определялась и многочисленными выступлениями трудящихся в различных отраслях промышленности в предшествующие ей недели и месяцы. Требования и нужды чилийских трудящихся были выражены в документе, включающем девять пунктов, дух которых отражал глубокое политическое противоборство сил, происходящее в стране.
Документ включал основные требования рабочих, служащих, крестьян, жителей поселков нищеты, молодежи, учащихся, мелких и средних предпринимателей, а также пенсионеров, безработных и домохозяек. Первый пункт требовал осуществления компенсации для всех трудящихся в связи с ростом стоимости жизни.
В документе осуждались планы мятежа, которые вынашивали чилийская олигархия при поддержке определенных группировок в самом правительстве и их североамериканские друзья. Документ далее призывал остановить репрессии и распустить Подвижную группу карабинеров.
Забастовка 8 июля показала несомненный рост сил народного и профсоюзного чилийского движения. Она придала трудящимся веру в свои силы и послужила предупреждением антинародным, агрессивным силам.
Вполне понятно, что партии Народного единства отдали все свои — политические, организационные и пропагандистские — силы на поддержку забастовки, проводившейся под руководством КУТ.
Правые силы и правительство сделали также все возможное, чтобы сорвать ее проведение. Христианские демократы приказали членам своей партии выйти в этот день на работу.
Во дворце «Ла Монеда» предпринимались срочные меры, чтобы воспрепятствовать водителям пассажирского транспорта присоединиться к забастовке. Им обещали льготы, вплоть до неприменения в будущем санкций к нарушителям движения.
К забастовке присоединилась 41 национальная профсоюзная федерация трудящихся различных отраслей экономики. В числе их были и две федерации, не входящие в КУТ. Забастовку поддержали многие рабочие, начиная от рабочих горнорудной промышленности и кончая розничными продавцами. К ней присоединились также служащие и студенты, при этом надо учесть, что правительство объявило о роспуске на каникулы учащихся средних школ досрочно.
В то же время проведение забастовки несло с собой для левых сил серьезную опасность. Демонстрации на улицах могли быть использованы для осуществления новых актов насилия и для обвинения в них трудящихся с целью разгрома забастовки и запугивания колеблющихся слоев, главным образом средних слоев населения.
Поэтому в своем сообщении, опубликованном накануне забастовки, КУТ отмечал, что «мы приложим все усилия, чтобы выразить свой протест организованно и соблюдая порядок, не поддаваясь на полицейские провокации, разоблачая элементы, которые попытаются помочь полиции создать благоприятную для ее действий обстановку».
Руководители КУТ побывали во всех провинциях и помогли принять меры для предотвращения провокационных актов.
Обращалось внимание на то, что большой митинг в Сантьяго вызовет концентрацию большой массы трудящихся, что облегчит заинтересованным лицам вызвать акты насилия. Поэтому было разослано указание, чтобы в 17:00 трудящиеся собирались в помещениях своих профсоюзов и оттуда направлялись в определенный район столицы (их было намечено одиннадцать) для проведения митингов.
В среду 8 июля с самого утра все признаки общенациональной забастовки были налицо. Прекратилась вся трудовая жизнь страны. Улицы были пустынными, как будто какой-то необычно сильный ветер смел с тротуаров и мостовых людей, которые ранее постоянно, как муравьи, спешили по ним.
Профсоюз автобусных шоферов, несмотря на многочисленные препятствия, созданные «желтыми» профруководителями, решил прекратить работу на 24 из 32 автобусных маршрутах Сантьяго. Лишь до 10 часов утра курсировали отдельные автобусы, управляемые штрейкбрехерами и охраняемые полицией. И все же к 10 часам и они прекратили работу, так как торговые предприятия на главных улицах и в торговых центрах начали закрываться.
К вечеру руководители КУТ смогли подвести радостный итог: 700 тысяч организованных рабочих — членов профсоюзов прекратили работу. К ним прибавились неорганизованные рабочие, занятые на тысячах предприятий: в мастерских, конторах, мелкой торговле, а также студенты.
В 19:00 руководство КУТ огласило заявление, в котором энергично подтверждалось:
«Наши враги поставлены в известность о твердой и решительной позиции трудящихся и чилийского народа покончить с внутренними беспорядками, цель которых задержать силой, путем эскалации репрессий развитие победоносной народной борьбы».
Однако день еще не кончился. Еще произойдет случай, во время которого кровь снова обагрит землю Чили.
Преступление было совершено на небольшой площади Тропесон, расположенной в центре общины Кинта-Нормаль. Здесь проходил один из митингов, созванных КУТ. На нем присутствовали тысячи человек. Все шло своим порядком до тех пор, пока в 18:30 джип белого цвета, принадлежащий карабинерам, с номером 371 не остановился недалеко от участников митинга по улице Маначо, напротив магазина «Диаманте». Митинг был разрешен властями провинции, и наряды карабинеров задержали транспорт, чтобы он не мешал проведению митинга.
Из джипа вышли двое, одетые в гражданское платье. Они немного поговорили с офицером карабинеров и направились туда, где проходил митинг, смешавшись с толпой. Там они находились до тех пор, пока один из демонстрантов, который видел, как они выходили из полицейского джипа, не узнал их. Группа демонстрантов окружила их и заставила уйти с митинга.
Оба вернулись на прежнее место. Поговорили с тем же офицером и снова направились на митинг, где в это время выступал один из ораторов.
Один из них начал выкрикивать:
«Все эти бесстыжие забастовщики — бродяги! Они организуют митинги, чтобы оскорбить правительство!»
Несколько человек бросились к ним, схватили за руки.
«Оставьте меня!» — закричал тот, который был наглее. Вырвавшись, он вытащил пистолет и начал стрелять.
Выстрелил шесть раз.
Одна из пуль попала в правое легкое шестнадцатилетнему Мигелю Анхелю Агильере, ученику первого курса Центра Торгового ученичества общины Кинта-Нормаль. Он упал.
Другая пуля попала в спину Хуана Канчино Ормасабаля, двадцатилетнего садовника Государственного технического университета.
Двое нападающих побежали. Убегая, они бросили свое оружие. Тот, кто стрелял, попытался спрятаться в одной из аптек, где его и настигла группа демонстрантов.
В этот самый момент карабинеры сняли заграждения, препятствующие движению транспорта, и машины пошли как раз по тому месту, где проходил митинг. Одновременно с трех различных сторон карабинеры, пешие и на автобусах, начали разгонять митинг.
Демонстранты передали стрелявшего в руки полиции, которая посадила его в автофургон карабинеров за номером 682.
На муниципальной машине двое раненых были доставлены на пост № 3 медицинской помощи. Туда поступил также еще один пациент с легкими ушибами, назвавший себя «налоговым инспектором».
Однако с соседней койки его заметил раненый Хуан Канчино. Он воскликнул:
«Это ведь тот подлец, который стрелял в меня!»
Врач вместе с обслуживающим персоналом заметили, что на человеке, назвавшем себя «налоговым инспектором», были надеты зеленые носки — принадлежность формы карабинеров.
Припертый к стенке, он признал, что является младшим лейтенантом карабинеров Патрисио Бугуэньо Роблесом, приписанным к комиссариату 10-А, и действовал, выполняя «приказ свыше».
Полковник карабинеров поговорил по телефону с дежурным врачом, и Бугуэньо на носилках и под охраной полицейских переправили в госпиталь карабинеров.
Мигель Анхель Агильера умер в 21:05 в тот же день, 8 июля, на операционном столе в Институте нейрохирургии, куда он был переведен.
Агильера состоял в низовой организации Коммунистической молодежи — организации имени Мартина Лютера Кинга в районе Лас-Барранкас. Он жил в поселке Эрминада-де-ла-Виктория, созданном три года назад на захваченном участке земли. Он был ответственным за пропаганду в недавно созданном молодежном комитете Народного единства. В свободное время играл на гитаре или играл в баскетбол.
В то утро он вместе с другими ребятами агитировал рабочих-пекарей своего поселка бросить работу и принять участие в забастовке. Он был сыном унтер-офицера карабинеров, ушедшего в отставку. В прошлом Мигель Анхель Агильера отличился в памятном марше солидарности с Вьетнамом из Вальпараисо в Сантьяго, организованном Коммунистической молодежью. Друзья и товарищи прозвали его «долговязым». Перед тем как идти на митинг, в день своей смерти, он сказал: «Похоже, что со мной сегодня что-то произойдет».
С убийством на площади Тропесон грязная игра отдельных представителей правительства Фрея была раскрыта. Нарушая самую элементарную законность, они всеми силами пытались вызвать кровавое побоище. Но они не подозревали, что будут пойманы с поличным.
В тот самый вечер правительство передало в печать сообщение, пытаясь утверждать, что общенациональная забастовка потерпела провал. В этом же сообщении мимоходом упоминалось о том, что в районе площади Тропесон два человека были ранены и «их должны были госпитализировать».
Министр внутренних дел Патрисио Рохас избегал встреч с журналистами, но до него добрались все же два корреспондента. В беседе с ними он несколько «увлекся» и сделал много клеветнических, провокационных заявлений.
Утром следующего дня национальное руководство Народного единства в своем заявлении обвинило «реакционные секторы правительства и правых сил» в попытке воспрепятствовать с помощью насилия и преступлений проведению президентских выборов 4 сентября.
«Народное единство, — указывалось в заявлении, — считает главными виновниками этих трагических событий президента республики, министра внутренних дел и генерального директора карабинеров». «Народное единство требует, — говорилось далее, — удаления с поста генерального директора карабинеров Висенте Уэрты и замены его начальником, который не будет использовать карабинеров в качестве репрессивной силы, а также требует реальной гарантии жизни и спокойствия граждан».
К середине дня правительство продолжало хранить молчание, и представителей его нигде нельзя было увидеть. Только генерал Камило Валенсуэла, начальник зоны чрезвычайного положения в провинции Сантьяго, передал для печати заявление, в котором говорилось:
«Меня информировали о следующем факте: перед угрозой прямого нападения многочисленной группы демонстрантов младший лейтенант карабинеров Патрисио Бугуэньо оказался перед необходимостью в целях самозащиты применить служебное оружие, что привело к ранению Мигеля Анхеля Агильеры Моралеса и Хосе Кансино Ормасабаля [XX], в результате которого первый из названных умер; этот инцидент не был заранее подготовлен, а произошел, когда указанный карабинер, одетый в гражданское платье, исполнял предусмотренные уставом полицейские обязанности».
Вечером Национальный совет Христианско-демократической партии решил повлиять на президента республики. Но после более чем часовой беседы с Фреем председатель партии Бенхамин Прадо, выйдя из дворца «Ла Монеда», заявил: «Постановка нами вопроса об изменении кабинета или изменении руководства карабинеров не даст результата».
Через некоторое время вышел из дворца и президент республики. Из окна своего голубого бронированного «кадиллака» он заявил журналистам:
— Совсем не обязательно, чтобы генерал Уэрта подавал просьбу об отставке. Он пользуется моим полным доверием.
А затем, улыбаясь, ответил еще на один вопрос:
— Уйдет ли в отставку министр Рохас? Никогда! Ни разу мне не приходила такая мысль, и я никогда не соглашусь на его отставку.
Было 9:05 вечера, четверг 9 июля 1970 года. Прошло ровно 24 часа с момента смерти юноши Мигеля Анхеля Агильеры.
 |
Никсон и представители правительства США так и не смогли выработать разумной тактической позиции по отношению к чилийским выборам.
Просчеты Вашингтона в Чили стали еще более заметными после того, как к власти пришел президент Эдуардо Фрей. Тогдашний посол США в Сантьяго Ральф Антони Данген стал энтузиастом чилийского «демохристианского эксперимента», а новые правители открыли двери страны для проникновения североамериканских и западногерманских монополий. Но финансовое банкротство христианско-демократического режима, которое вскоре произошло, заставило президента США Джонсона послать в Чили в октябре 1967 года нового посла, журналиста Эдварда М. Корри.
Посол Корри с первого же момента своей деятельности направил все усилия на выполнение следующей цели: покончить с односторонней ориентацией на христианских демократов, установленной его предшественником. Корри укрепил отношения с традиционными правыми силами и применил на практике политику сильного нажима на обе крупные центристские группировки — Христианско-демократическую и Радикальную партии, чтобы воспрепятствовать, чего бы это ни стоило, установлению взаимопонимания между ними и левыми силами.
Что касается Радикальной партии, то здесь Корри и его помощники потерпели полное поражение, поскольку радикалы решили принять участие в движении Народного единства.
А что касается ХДП, то отделение от нее МАПУ и присоединение его к блоку левых для североамериканской политики было просто тяжелым ударом.
Развитие событий в середине 1969 года заставило североамериканских стратегов считать, что преграждение пути левым в Чили заключается в возвращении к власти правых во главе с Хорхе Алессандри.
Эта идея была весьма открыто сформулирована послом Эдвардом Корри в частной беседе с Виктором Хадресичем, послом Фрея в Польше.
Корри указал, что христианские демократы должны «...уступить место Хорхе Алессандри на выборах 1970 года». По мнению посла США, Алессандри, ввиду отпора, который несомненно вызовет его политика, продержится у власти не более двух лет и, таким образом, по истечении этого срока для христианской демократии возникнет возможность вернуться к власти, снова выдвинув кандидатом в президенты, скажем, Эдуардо Фрея Монтальву.
Грубая откровенность представителя Вашингтона побудила посла Хадресича выразить свои идеи в конфиденциальной записке, которая попала в руки сенатора от ХДП Ренана Фуэнтеальбы. Этот последний, который поддержал в ХДП линию Томича о «народном единстве», разоблачил махинации посла Корри на заседании национальной хунты партии в мае 1969 года. Фуэнтеальба указал, что так называемая политика «собственного пути», принятая правым большинством ХДП, заключалась в верном следовании тактике, рекомендованной послом Корри, и имела практической целью «освободить дорогу Хорхе Алессандри», как этого добивался североамериканский представитель.
Этот инцидент привел к охлаждению отношений между ХДП и чилийским МИД, с одной стороны, и североамериканским посольством — с другой. Корри выехал на несколько месяцев из страны, чтобы заняться по заданию Никсона изучением положения в Латинской Америке. Между послом Корри и чилийским министром иностранных дел Габриэлем Вальдесом Суберкасо — который в вопросах национальной и международной политики придерживался более прогрессивных, чем президент Фрей, взглядов — возникли напряженные отношения. Выдвижение кандидатуры Томича и заявление, сделанное им о своем намерении завершить национализацию медной промышленности, еще больше обострили отношения.
Стало ясно, что Вашингтон, не участвуя в борьбе за президентскую власть в 1970 году так же решительно, как в 1964 году он поддерживал Эдуардо Фрея, на этот раз имел другого кандидата, и его звали Хорхе Алессандри Родригес.
Благосклонность к Алессандри североамериканских кругов ясно чувствовалась на страницах проамериканской газеты «Меркурио» и журнала «ПЕК».
Издаваемый Маркосом Чамудесом, исключенным тридцать лет назад из Коммунистической партии, «ПЕК» стал официальным рупором североамериканских медных компаний и посольства США в Сантьяго. Журнал полностью поддерживал Алессандри, выступал со злобными нападками на Альенде и довольно часто нападал на Томича. Но у общественного мнения журнал не пользовался успехом. К этому следует добавить, что моральный облик издателя «ПЕК» был раскрыт во время избирательной кампании, после того как один журналист предал огласке найденный им в старом архиве документ. Из него явствовало, что Маркос Чамудес являлся агентом чилийской политической полиции еще до исключения его из рядов Коммунистической партии. Документ под номером 67 и за официальной подписью субпрефекта следственного отдела Карлоса дель Вильары Ривероса, сделанный в префектуре Сантьяго 3 октября 1935 года, содержал запись о повышении в должности агента № 6, «гражданина Маркоса Чамудеса Рейтича, который успешно справляется со своими обязанностями на порученном ему участке».
Что касается благосклонности к Алессандри североамериканского посольства, то журналист Т. Шульц из газеты «Нью-Йорк таймс» уже после победы Альенде на выборах рассказал о конфиденциальном докладе Корри своему правительству, в котором он предсказывал победу Алессандри с превышением над другими кандидатами в 300 тысяч голосов.
И все же преобладающими чертами, характеризовавшими деятельность североамериканцев во время избирательной кампании, были метания и колебания.
 |
(Вырежи, приложи и склей) |
В 1964 году США поддержали в Чили Фрея и христианскую демократию. Для остальных латиноамериканских стран это означало, что открыт путь реформизма в противовес коммунизму. В 1970 году, после провала «эксперимента» демохристиан, Вашингтон пытался спасти свои позиции и отстоять интересы путем возвращения к власти традиционных правых сил во главе с Хорхе Алессандри Родригесом.
Одновременно с поисками временного решения проблемы власти, связанной с Алессандри, североамериканские руководители мечтали о решении вопроса с помощью военных, но им так и не удалось претворить свои мечты в действительность.
Два представителя посольства Вашингтона в Сантьяго — вторые секретари Кейт Уилок и Даниэль Йосерс — провели значительную работу, чтобы волнения, возникшие в мае 1968 года внутри вооруженных сил Чили, нацелить на совершение вооруженного переворота. Имела место даже попытка североамериканцев передать деньги в дни восстания полка «Такна» одному военному начальнику, которого они считали возможным претендентом на пост каудильо, — главы движения военных.
Доклад Рокфеллера еще в августе 1969 года рекомендовал для Латинской Америки создание военных националистических правительств в качестве средства против столь опасного для США «коммунизма». Конфиденциальный доклад о положении на континенте, подготовленный для Никсона послом Эдвардом Корри в начале 1970 года, также рекомендовал создание военных режимов в Латинской Америке, включая Чили.
Однако со своими планами в Чили Соединенные Штаты запоздали ввиду быстрого развития избирательной кампании и усиления позиций Народного единства.
Североамериканские медедобывающие компании, а также разведывательные службы США помогали и деньгами и посылкой своих агентов проводить «кампанию террора» в поддержку кандидатуры Хорхе Алессандри, а также деятельности террористов и мятежников, пытавшихся подготовить государственный переворот.
Война во Вьетнаме, положение на Ближнем Востоке и внутренние проблемы Соединенных Штатов не позволили правительству Никсона прямо вмешаться в развитие событий в Чили.
И вот 5 сентября 1970 года североамериканскому президенту и стратегам из Вашингтона сообщили огорчительную весть: победил Сальвадор Альенде.
В один прекрасный день чилийцы обнаружили, что президентские выборы 1970 года, которые все время были едва различимой целью на горизонте, уже находятся в их поле зрения.
Не раз они уже были готовы поверить, что эти выборы, пожалуй, могут и не произойти. Этому во многом способствовали слухи о государственном перевороте.
Но так как Чили является страной выборов, а не страной государственных переворотов, произошло то, что должно было произойти: в пятницу 4 сентября избиратели пришли к урнам для голосования.
Сама по себе избирательная кампания была короткой, но напряженной и очень изнурительной на финише.
4 сентября 1970 года Чили уже было не тем, каким оно было в январе 1970 года.
Старые мифы и старые идеи развеялись за эти восемь месяцев. Десятки и сотни тысяч чилийцев, которые раньше отчаивались, не видя выхода из своего тяжелого положения, не видя перспектив лучшего будущего, отказались от предрассудков и смело решили верить в то, что в Чили также пробил час для вступления на путь социализма.
В фешенебельных домах помещиков и крупных дельцов, в которых раньше царила уверенность в неизменности существующего «статуса», теперь начинали со страхом говорить о том, «что еще будет». Уезжать ли за границу, свертывать ли свои предприятия и поместья, остаться и защищать все до конца или просто приспособиться к возможным будущим порядкам — такие вопросы волновали их на тот случай, «если победит Альенде».
В правящих кругах те, кто мог здраво расценить положение, также пытались понять будущее, как свое личное, так и своей партии, понимая неизбежность конца демохристианской эры.
Правые оптимистично начали компанию в пользу своего кандидата, предлагая стране идиллический и показной возврат к прошлому. «Вернется дон Хорхе», «вернется честность», «вернется порядок» — такими были лозунги правых в конце 1969 и в начале 1970 года. В январе Алессандри утверждал, выступая в Питруфкене, что «уверенность в победе не должна делать нас высокомерными». В феврале в Вальдивии он все еще заявлял, что ему мало будет одной победы на выборах, он признает свое избрание лишь через плебисцит, на основе абсолютного большинства голосов.
Такие самонадеянные утверждения очень быстро вышли из моды у сторонников Алессандри, хотя они продолжали выражать уверенность в том, что Алессандри получит на выборах относительное большинство голосов. В письме, посланном 24 июля сенатору Хулио Дурану, Алессандри писал: «Чтобы способствовать миру и согласию, которые должны установиться между чилийцами, я повторяю и публично признаю, что президентом станет тот, кто получит хотя бы относительное большинство голосов на выборах».
 |
Оптимизм первых дней исчез в последние недели перед выборами, когда правые сконцентрировали свои усилия на попытке убедить общественное мнение, что «Томич займет только третье место». Утверждение это сопровождалось признанием неизбежной победы Народного единства в хитро задуманном и широко распространяемом призыве к избирателям: «Так или эдак: хотите, чтобы победил Альенде, — голосуйте за Томича».
Потеря престижа кандидатом правых явилась в основном результатом политических факторов, среди которых решительную роль сыграла напряженная классовая борьба, развернутая одновременно с избирательной кампанией, а также умелая и целенаправленная разъяснительная работа, проведенная Народным единством. Этому способствовало также публичное развенчание личности Хорхе Алессандри.
Сначала руководители правых стремились держать своего кандидата подальше от телевизионных камер.
Но вот вечером в воскресенье 24 мая по национальной программе государственного телевидения чилийцы наконец увидели Хорхе Алессандри, старика, не всегда логически мыслящего, который не всегда связно говорил, у него было плохое произношение, он неправильно употреблял многие слова, руки его сильно дрожали и делали беспорядочные движения, как только лишались твердой опоры.
Алессандри согласился выступить в программе «Решение 70», которая каждую неделю поочередно представляла одного из кандидатов. Появление Алессандри на экранах телевизоров самым деморализующим образом подействовало на его сторонников и организаторов его пропагандистской кампании. Отрицательный эффект его злополучного появления не мог быть ослаблен следующими тщательно подготовленными выступлениями в новых программах.
К этому добавились еще и политические промахи Хорхе Алессандри.
 |
Алессандри (обращаясь к правым): «Так-так, дамочка... Выбирай — я или горилла?» |
Выступая в Антофагасте в начале июля, когда состоялась национальная забастовка, организованная КУТ, и трудящиеся Чили подвергались жестоким полицейским репрессиям, кандидат правых пригрозил тем, кто, по его мнению, хотел навязать стране «чуждые доктрины».
Он сказал:
«Не достигнут своих целей те, кто намерен поработить нас так, как это произошло в странах, которые я не хочу называть. Они не сделают это потому, что в Чили достаточно сил, в стране есть вооруженные силы и хорошо организованные отряды карабинеров, которые не допустят, чтобы чуждые нам доктрины пустили свои корни. И в этом случае, основываясь на чувствах патриотизма, военные должны спасти нас, спасая свободу, к которой мы так стремимся».
Призыв Алессандри установить военный режим вызвал волнение по всей стране и сильный отпор как со стороны левых, так и христианских демократов.
Собравшись вместе (открыто потом об этом не говорилось), Радомиро Томич и некоторые руководители его избирательной кампании, а также Христианско-демократической партии посетили президента страны Фрея и попросили его использовать закон о внутренней безопасности государства для немедленного ареста Хорхе Алессандри. Президентский дворец «Ла Монеда» тайно информировал сторонников Алессандри о создавшемся положении. В час ночи зажглись огни в здании, где находился политический штаб сторонников Алессандри, расположенный на Пласа де Армас. В срочном порядке было созвано совещание. На нем договорились разъяснить по-другому смысл заявления Алессандри. Оно должно быть истолковано следующим образом: обращение кандидата правых к вооруженным силам и карабинерам имело смысл только в том случае, если бы левые силы выступили против закона.
Это толкование было изложено на следующий день в парламенте сенаторами от Национальной партии. Еще раз его повторил позже сам Алессандри после своего возвращения из Антофагасты, выступая на площади Тропесон, где девять дней назад был смертельно ранен карабинером юноша Мигель Анхель Агильера.
Правые стремились вдохнуть искру божью в личность Алессандри путем систематической публикации результатов опросов, которые, как правило, составлялись так, что всегда предсказывали кандидату правых первое место.
Разветвленный аппарат, руководимый казначеем Национальной партии Альфредо Алькаино Барросом и адвокатом и членом палаты депутатов Клодомиро Браво, вымогал по всей стране фонды для кампании правых. Они состояли не только из вкладов крупных чилийских и иностранных предпринимателей, но также и небольших сумм, получаемых от средних и мелких предпринимателей, к которым ежемесячно наведывались сборщики — сторонники Алессандри.
Но 4 сентября все золото мира уже не могло бы спасти от поражения кандидата правых.
 |
Хотя многие думали, что кандидатура Радомиро Томича была выдвинута лишь временно или для того, чтобы затем снять ее и расчистить таким образом путь правым, демохристианский кандидат, преодолевая препятствия, все же остался кандидатом ХДП.
Каждый раз, когда правые твердили, что «Томич — третий лишний», сам Томич и его сторонники решительно опровергали это.
По мере того как приближался день выборов, кандидатура Томича приобретала все более «левую» окраску. Благодаря своему неистовому красноречию, энергии Томичу удалось повести за собой христианско-демократическую молодежь и значительную часть своей партии. Начиная свои выступления, он всегда поднимал лопату — символ «труда и строительства».
С каждым днем позиции кандидата христианских демократов становились все более отличными от позиций президента христианских демократов Эдуардо Фрея. Фрей был заинтересован в том, чтобы любой ценой добиться такой комбинации сил, которая преградила бы путь Альенде, хотя это и означало бы победу Алессандри. Томич, напротив, казалось, желал того, чтобы даже если самому и не победить, то по крайней мере набрать значительное количество голосов и создать таким образом препятствие для возврата правых к власти. Другими словами, Фрей выступил против Альенде, Томич — против Алессандри.
Одновременно начало укореняться мнение, что правительство Алессандри будет неспособно удовлетворить чаяния чилийцев и потерпит неизбежный крах в результате борьбы народных масс, а это приведет к насилию и хаосу.
Пропаганда в пользу Томича старалась использовать это обстоятельство, заявляя, что голосовать «за Чили без тупамарос... [XXI] — это значит голосовать за Томича» или же: «Чилийка и чилиец, хотите ли вы проснуться спокойно пятого сентября?.. Голосуйте за Томича».
Готовясь к выборам 4 сентября, сторонники Томича дезориентировали значительную часть избирателей, которые так и не могли разобраться: за кого они должны голосовать, чтобы потерпел поражение Альенде,— за Томича или за Алессандри?
Томич пытался перетянуть на свою сторону часть избирателей у Альенде и часть у Алессандри. Если он сильно склонится к правым, тогда крестьяне, жители поселков нищеты и часть трудящихся, которые его поддерживают, пойдут за Народным единством. Но он стремился сохранить поддержку и тех своих последователей, которые придерживались консервативных взглядов, говоря им, что только он победит Альенде. Более того, пропаганда христианских демократов уверяла, что «только Томич сможет создать настоящее правительство», то есть, став президентом, он в отличие от Алессандри сможет контролировать ту неспокойную обстановку, которая возникнет, как полагают все, сразу же после выборов.
В своем стремлении отвоевать голоса у кандидата левых сил — Альенде — сторонники Томича пытались поставить избирателей перед единственным выбором: «Христианские левые силы или марксистские левые силы». Но Народное единство опровергло подобную пропагандистскую уловку, разъяснив, что выбор заключается в другом: «Левые или правые... Народ или его противники: только Альенде является представителем левых сил».
Когда началась избирательная кампания, то мало кто предполагал, что она закончится образованием трех группировок.
Часто можно было услышать: «Христианская демократия и правые рано или поздно объединятся, если увидят, что Альенде сможет победить».
Однако даже при двух или трех кандидатах положение представлялось сложным для тех, кто был заинтересован в том, чтобы не допустить победы Народного единства.
Поэтому соглашение между двумя кандидатами, Алессандри и Томичем, в пользу одного из них или в пользу какого-либо третьего, могло было быть достигнуто только ценой раскола Христианско-демократической партии. Так называемое «левое крыло христианских демократов», которое с энтузиазмом поддерживало Томича, и значительная часть его сторонников не проявляли ни малейшего желания согласиться на сговор с правыми.
С другой стороны, такое соглашение могло стать политическим «харакири» для ХДП, которая, напротив, поддержав Радомира Томича, по крайней мере добилась бы сохранения целостности своих рядов в случае неблагоприятных результатов на выборах.
Сам Радомиро Томич и его сторонники также полагали, что в любом случае ХДП после выборов будет иметь двух потенциальных лидеров: Эдуардо Фрея и Томича. Фрей всегда будет подходящим человеком для будущего соглашения с правыми. Радомиро Томич — это человек, который годен для определенной политической игры: для сближения всей ХДП или одного ее крыла со всем Народным единством или с какой-либо его частью.
В то время как звезда Хорхе Алессандри заметно тускнела на небосклоне избирательной кампании, а Радомиро Томич продолжал пребывать как бы между двух огней, занимая центристскую и двойственную позицию, авторитет Сальвадора Альенде как человека и политика постоянно повышался.
В январе 1970 года, вскоре после провозглашения его кандидатом в президенты, на встрече с руководителями левых сил, которые высказывали свои замечания по поводу объема и содержания его речей, Альенде пошутил:
— Если вы так хотите, то с этого момента я стану «лаконичным Альенде».
Не так просто было руководителям и сторонникам Народного единства привыкнуть к проведению кампании, в которой одновременно участвует шесть политических группировок Народного единства. Традиция указывала, что «без кандидата митинга не бывает». Однако теперь нужно было проводить сотни и тысячи митингов, встреч, уличных шествий и других манифестаций, на которых сам Альенде не мог присутствовать. Национальные, провинциальные и местные руководители Народного единства должны были сами решать, как провести эти манифестации.
Сальвадор Альенде делал все возможное, чтобы не оставлять без внимания небольшие поселки и отдаленные районы во время своих поездок по провинциям. Но еще большие усилия должен был делать кандидат левых для выступлений во время своих посещений тех районов, где шла социальная борьба, где народные массы подвергались репрессиям, где необходимо было остановить политическое наступление противника.
Так, например, Альенде посетил Пуэнте-Альто в конце июня, когда там проходили вышеописанные события. Выразил свое соболезнование родителям и друзьям студентов, пострадавших от репрессий христианско-демократического правительства. Через несколько дней он посетил родителей юноши Мигеля Анхеля Агильеры, смертельно раненного на площади Тропесон.
Посещения Альенде каждой провинции были связаны с будущим решением проблем и проведением преобразований, обещанных Народным единством в каждой из этих провинций. На крайнем севере страны остро стояла проблема национализации компаний по добыче меди и селитры. В сельских провинциях центральной и южной части страны необходимо, было приложить большие усилия для доведения до конца глубокой аграрной реформы. На крайнем юге провинций Чилоэ, Айзен и Магальянес кандидат левых сил должен был, обратить внимание на необходимое экономическое развитий этого района, откуда более 300 тысяч чилийцев эмигрировало в соседнюю Аргентину из-за отсутствия работы.
Отвечая на требования и запросы народных масс, которые вели борьбу в процессе развития избирательной кампании, Сальвадор Альенде и Народное единство объявили всей стране о «Первых 40 мероприятиях народного правительства». «Мы сократим высокие оклады государственным служащим, покончим с разбазариванием государственных постов» — в этом заключалось первое обещание.
Большое впечатление произвело обещание, которое Народное единство включило в этот первый документ: выделять бесплатно ежедневно каждому чилийскому ребенку по пол-литра молока.
«40 мероприятий» намечали также разрешение проблемы безработицы, проблемы жителей поселков нищеты, нужд крестьян, мелких и средних торговцев и собственников, задавленных налогами. Намечались и такие мероприятия, как бесплатная медицинская помощь в больницах, упорядочение доходов трудящихся, а также создание министерства защиты семьи. Народное единство заявило о своем стремлении распустить ненавистную Подвижную группу карабинеров.
В такой политической обстановке по всему Чили было создано 14 800 комитетов Народного единства — КУП. Они состояли из трех, пяти, десяти или более чилийцев, партийных или беспартийных. КУП возникали на предприятиях, в поселках, в поместьях, в учреждениях, в университетах. Объединенные между собой через общинные, региональные и провинциальные руководящие органы, а через них связанные с национальным руководством Народного единства, КУП являли собой единую организацию, активно и повсеместно боровшуюся за укрепление и расширение позиций левых сил.
Сальвадору Альенде принадлежит историческая заслуга в блестящем выполнении труднейшей задачи — стать во главе этого мощного и все растущего движения, имеющего свои особенности, присущие развитию Чили.
Если иногда и казалось, что Альенде не был тем человеком, который должен был возглавить борьбу Народного единства, то в течение всей кампании сохранялось чувство, что другой бы на его месте с трудом справился с этой задачей.
В начале мая, в самый разгар избирательной кампании, один известный журналист распустил слух о предстоящих неизбежных переменах на политической арене. Слух совпал с временным перерывом выступлений Сальвадора Альенде. Переболев тяжелой формой гриппа, Альенде по строгому предписанию врачей находился на больничном режиме у себя дома.
По слухам, он якобы перенес инфаркт миокарда. Такой поворот дел означал бы для него вынужденный отдых, по крайней мере в течение трех месяцев, и привел бы впоследствии к неизбежному отклонению его кандидатуры.
Руководство Народного единства заявило, что Альенде болен гриппом. Через шесть дней Альенде возобновил свои выступления, приняв участие в обширной телевизионной программе.
Как государственную тайну хранили тот факт, что Сальвадор Альенде почувствовал вдруг внезапное недомогание, когда он пешком шел по центру Сантьяго. Случайно в тот момент там проходил сенатор радикалов Уго Миранда, который отвел его в аптеку Бентхеродта, а затем в больницу Хосе Хоакина Агирре, где Альенде провел некоторое время. После обследования было сделано успокаивающее заключение: следов инфаркта не обнаружено.
 |
Когда Альенде находился в Сантьяго, то лидеры Народного единства руководили избирательной кампанией из дома Альенде, тесного и непригодного для такой работы. Телефонные звонки и посещения начинались с 8 часов утра, когда происходил прием политических деятелей и журналистов, постоянно осаждавших дом. Альенде проявлял глубокое понимание советов, предложений представителей левых сил, одновременно сохраняя за собой право решать определенные вопросы самому.
Кандидат Народного единства быстро схватывал суть новых явлений, которые возникали в ходе кампании.
Его речи отражали интересы трудящихся, молодежи и женщин, становившихся участниками нового движения. Альенде, обобщая их конкретные нужды, требования, запросы, показывал в своих речах, как Народное единство с помощью своих планов, намеченных в интересах всей страны и каждого чилийца, претворит их в жизнь.
Многопартийный характер Народного единства, широкое представительство, коллективное руководство, вместо того чтобы затмить фигуру Альенде, укрепляли его авторитет, авторитет знаменосца самого могучего, сплоченного и широкого политического движения в истории Чили.
Находясь всю жизнь в центре политической борьбы, Альенде в свои 62 года удивлял друзей неизменным хладнокровием, с каким он готов был выполнить задачу, возложенную на него историей, не стремясь быть выше и ни в коем случае не ниже, чем движение, которое выдвинуло его кандидатуру.
Беатрис — его дочь, врач по образованию, его верный друг и соратник, помогала ему находить дорогу к сердцам современной молодежи.
По сравнению с Алессандри, индивидуалистом и одиночкой, кандидат левых сил выглядел как зрелый политик, энергичный и жизнерадостный, наделенный чертами, диаметрально противоположными характеру и образу жизни правого кандидата.
Наконец наступила пятница 4 сентября.
Алессандри завершил свою кампанию в воскресенье 30 августа митингом в районе станции Мапочо. До этого момента в митингах, организованных правыми, принимали участие почти исключительно сторонники Алессандри, завербованные среди средних слоев населения.
Но в это воскресенье на митинг пришла аристократия, проживающая в верхней части города, районах Витакура, Лас-Кондес, Америго Веспуччи, Провиденсия... Автомобили, оставленные вдоль проспекта Костанера и до улицы Торрес-де-Тахамар, занимали более двадцати кварталов. Олигархия понимала, что развертывается борьба не на жизнь, а на смерть. Из дворцов и вилл в роскошных автомобилях съезжались родители, дети, внуки, бабушки и дедушки, а также, хотели они этого или нет, домашняя прислуга и садовники. Этот сплоченный социальный класс думал, что он еще может отстоять свои позиции, выкрикивая в честь Хорхе Алессандри: «Он вернется... с победой... с победой... вернется!..»
Митинг сторонников Алессандри, состоявшийся в полдень, был впечатляющим, а вечером в районе улиц Провиденсия, Апокиндо и других, которые ведут в аристократическую часть Сантьяго, прошел настоящий фестиваль. До ночи (и в течение следующих двух дней) курсировали сигналящие автомашины с веселыми и элегантными девушками. Одновременно юноши из аристократических семей группами по сто и более человек с палками в руках заставляли прохожих выкрикивать приветствия в адрес Алессандри.
Это было похоже на возникновение «белой гвардии».
На следующий день настала очередь Народного единства. Митинг был организован вечером, в понедельник 1 сентября на бульваре Бернардо О’Хиггинс, идущем от больницы Сан-Борха в западную часть города. Громкоговорители были слышны только до площади Бульнес, а пришедших на митинг было так много, что они заполнили все десять улиц до Центральной станции. Было сделано десять подмостков для ораторов. Нескончаемые колонны людей прибывали из разных уголков не только города, но и провинции, из районов и поселков, где жили трудящиеся. У всех было праздничное настроение. Несомненно, это был самый грандиозный митинг, проводившийся когда-либо в Чили.
Народное единство шло к финишу в течение последних недель упорной борьбы с лозунгом веры в победу: «Мы победим!» Этот лозунг был на каждой афише, в каждой листовке, на стенах домов и в песнях сторонников Альенде. Народное единство сделало свою пропаганду наступательной по характеру, чему в значительной степени способствовали бригады имени Рамоны Парра (БРП).
БРП, взявшие себе имя одной из руководительниц коммунистической молодежной организации, убитой во время кровавой расправы полиции на площади Бульнес в 1946 году, придали новый размах политической пропаганде на улицах.
50 таких бригад было создано Коммунистической молодежью по всей стране. В эти бригады вступали молодые рабочие, учащиеся и крестьяне. Они выполняли свои задачи и днем и ночью, несмотря на полицейские облавы...
Вскоре бригады уже имели своих последователей в остальных молодежных организациях Народного единства.
Закончил свою кампанию и Радомиро Томич.
Его руководство решило организовать заключительный митинг на том же самом месте, где проводило митинг Народное единство. Христианские демократы пытались показать избирателям различия, существующие между Альенде и Томичем.
Митинг был многолюдным, хотя и меньшим, чем митинг Народного единства. Тысячи транспарантов, знамен и флажков призваны были подчеркнуть масштабы митинга, на который прибывали также на специальных поездах участники из Вальпараисо и даже с юга страны.
Умелая пропаганда Томича смогла создать впечатление о грандиозном митинге. Народное единство считало, что на его митинге присутствовало 800 тысяч человек. ХДП настаивала на том, что ей удалось собрать на свой митинг миллион. Поэтому впечатление от большого митинга в поддержку Хорхе Алессандри было поколеблено, и снова у части избирателей возникло сомнение: за кого же голосовать, чтобы преградить путь Альенде?
Утро 4 сентября в Сантьяго было облачным, однако через несколько часов небо очистилось. В Арике, Икике, Антофагасте и других городах севера солнце с раннего утра предвещало жаркий день. И наоборот, в провинциях Мальеко и Каутин моросил дождь. Над Чилоэ бушевал ливень. На базах чилийской Антарктики [XXII] осадков не было, а на острове Пасхи островитяне и гости с материка шли голосовать под лучами сверкающего солнца.
3 539 747 чилийцев обоего пола старше двадцати одного года, умевшие читать и писать; впервые голосовали слепые по так называемой системе Брайля. Эти чилийцы, включенные в списки избирателей, и должны были решать судьбу Чили. 1 392 830 из них голосовали в провинции Сантьяго. Каждый избиратель должен был голосовать в своем избирательном участке, которых насчитывалось в стране 14 490. Там им вручали карандаш, чтобы они отметили своего кандидата, поставив крестик на бланке единого формата, на котором имя каждого из трех претендентов стояло перед жирной чертой после соответствующего номера: «1» для Томича, «2» для Алессандри и «3» для Альенде.
Участки открывались с 8 часов утра.
Простота подсчета, так как фигурировало только три фамилии, позволила ожидать первых результатов к 17:00.
В этот день все три кандидата находились в Сантьяго. Алессандри и Томич голосовали в первом избирательном участке, размещавшемся на станции Мапочо. Альенде рано утром явился в 14-й комиссариат карабинеров, на участке которого он жил, чтобы заявить о невозможности выехать в Пунта-Аренас, в южную провинцию Магальянес, где он был прописан. Затем он сопровождал свою жену Ортенсию Бусси до избирательного участка, расположенного в здании лицея № 7 для девочек.
Хорхе Алессандри находился в своей резиденции на Пласа де Армас, окруженный родственниками и самыми близкими сотрудниками. Один из них, бывший генеральный секретарь его прежнего правительства Патрисио Сильва Кларес посоветовал Алессандри подготовить речь, чтобы выступить с ней по случаю празднования его победы этим вечером. Алессандри, который нередко выражал сомнения по поводу возможности своей победы, не поддержал этого оптимизма. «Не произошло бы с нами того же, что с Густаво Россом», — пояснил он, вспомнив самоуверенного кандидата правых, который потерпел поражение от Народного фронта в 1938 году.
День прошел нормально, и после пяти часов вечера, когда начался подсчет голосов, страна пережила очень напряженный момент ожидания.
Собравшись у радиоприемников и телевизоров, чилийцы узнавали неофициальные данные, по которым выходило, что Альенде и Алессандри, не отставая друг от друга, оспаривали первое место.
В помещении Социалистической партии по улице Сан-Мартин находились руководители Народного единства. Сенатор Рафаэль Таруд, председатель комиссии по проведению кампании Народного единства, объявил в 20:30 победу Альенде. Руководство приняло решение о проведении праздничного митинга в 22 часа на площади Викунья-Макенна. Однако руководители левых высказывались пока еще осторожно.
В это же самое время сторонники Алессандри считали, что победа за ними.
В 21:00, согласно третьему официальному сообщению Министерства внутренних дел, Альенде получил 626 937 голосов, Алессандри — 604 380 голосов и Томич — 456 232 голоса.
Однако сторонники Алессандри, выступая по радио и телевидению, говорили, что незначительная разница в голосах произошла по вине тех избирательных участков, где голосовали исключительно женщины, будто бы там еще не подсчитали бюллетени из-за медлительности, с какой избирательницы и уполномоченные женщины выполняли свои обязанности.
В центре Сантьяго начались стихийные шествия молодежи Народного единства, несмотря на строжайший запрет коменданта города генерала Камило Валенсуэлы. В 21:30 Единый профсоюзный центр трудящихся признал победу Альенде и призвал население требовать уважения народной воли.
Когда до 22 часов оставалось несколько минут, Радомиро Томич, выступая с балкона помещения ХДП, признал, что он занял третье место. Группы христианско-демократической молодежи после этого сообщения направились к помещению Народного единства на улицу Сан-Мартин, дружно скандируя: «Томич presente, Альенде — presidente!» [3].
Молодежь, сторонники Альенде и Томича, дружески обнимались. «Мы принадлежим к левым,— заявил руководитель молодежи христианских демократов,— но так как наш кандидат потерпел поражение, мы теперь будем с Альенде. Насмерть будем бороться с любой попыткой правых преградить народу путь».
А после десяти часов вечера на улицах появились танки.
Скрежеща гусеницами по мостовой, они расположились вокруг президентского дворца «Ла Монеда».
Ожидание результатов выбора было драматичным. Цифры, полученные руководством Народного единства, показывали победу его кандидата над другими претендентами с превышением в 30 тысяч голосов. Однако задержка с официальным сообщением итогов голосования наводила на мысль о возможной попытке противников не признавать эту победу. Танки на улице могли стать прелюдией вспышки мятежа.
Ночью, без пяти минут двенадцать, генерал Камило Валенсуэла сообщил Сальвадору Альенде от имени Министерства внутренних дел и вооруженных сил, что, согласно официальному подсчету бюллетеней, относительное большинство избирателей проголосовало за Альенде. Митинг по этому поводу разрешалось провести в 0 часов 30 минут.
Десять минут спустя министр внутренних дел Патрисио Рохас мрачно подтвердил это сообщение военного коменданта делегации Национального руководства Народного единства, в которую входили сенаторы Карлос Альтамирано и Володя Тейтельбойм, председатель палаты депутатов Хорхе Ибаньес, руководитель МАПУ Жак Чончоль и депутат-коммунист Орландо Мильяс.
По всем каналам радио и телевидения сообщение было доведено до всего населения страны.
С этого момента в истории Чили начался новый этап.
До этого сообщения Сантьяго и вся страна были спокойны, только небольшие группы манифестантов находились в центре города. Однако после передачи сообщения по радио и телевидению как будто произошел взрыв — Чили внезапно пробудилось. Сотни и сотни тысяч чилийцев, ожидавших этого сообщения в своих домах, в помещениях профсоюзов и студенческих организаций, в помещениях Народного единства, вышли на улицы. Человеческая лавина хлынула к центру города. Автобусы, грузовики, такси, велосипеды и даже ручные тележки нескончаемым потоком везли ликующих людей к центру.
Люди впервые за последние 20 лет праздновали традиционный праздник весны.
Когда в штабе руководства Народного единства раздался телефонный звонок и министр канцелярии Совета Министров Кубы Селия Санчес от имени Фиделя Кастро и других кубинских руководителей из Гаваны передала поздравления победившему кандидату, Альенде в это время начал свою волнующую речь с балкона здания Федерации студентов Чили:
— Я всего лишь человек, как и все, с присущими мне слабостями и недостатками, мне приходилось в прошлом терпеть поражения; сегодня я воспринимаю победу с полным сознанием значения, победу, которая не является моей личной победой. Она достигнута усилиями радикалов, социалистов, коммунистов, социал-демократов, членов АПИ [XXIII] и МАПУ и тысяч беспартийных, она одержана народом, который вместе со мной 4 ноября войдет в президентский дворец «Ла Монеда».
Я буду уважать права всех чилийцев, но заявляю также, что мы выполним исторические обязательства, которые взяли на себя и которые содержатся в нашей программе.
У нас нет намерений каким-либо образом мстить, но мы и не намерены никоим образом обходить положения программы Народного единства.
Победа была тяжелой, но еще труднее будет закрепление достигнутого успеха и построение нового общества.
Намерен всегда быть для всех вас «товарищем президентом».
Чили намечает дорогу, по которой смогут идти другие народы Латинской Америки и мира, любая страна согласно своей собственной истории и существующим условиям.
Мы желаем наилучших отношений со всеми странами мира. Мы хотим только, чтобы они уважали — они должны уважать — право чилийского народа, который сегодня выбрал правительство, которое хотел.
Если народ оказался способным добиться такой победы, то он сможет понять, что, только работая и создавая материальные блага, мы сможем добиться выполнения того, что мы обещали женщинам, детям, трудящимся чилийцам, которые сегодня поддержали нас.
Революция ставит своей целью не разрушать, а строить. Она стремится не уничтожать, а стремится создавать, и народ готов к выполнению этой задачи.
Тот факт, что мы победили, не означает, что мы должны потерять бдительность. Все вы разойдитесь по домам, проявляя при этом бдительность и не поддаваясь на провокации.
Хочу подчеркнуть, что наши противники — христианские демократы — открыто признали эту народную победу.
Трудящиеся страны! Вы, и только вы, являетесь победителями.
Эта победа найдет признание и за рубежами нашей родины.
Эту победу мы посвящаем тем, кто пал в борьбе и пролил свою кровь за дело нашей революции.
Следует сказать о том, что правительство точно сообщило цифры и данные о результатах голосования и о том, что комендант генерал Камило Валенсуэла дал разрешение провести этот торжественный митинг.
На вашу преданность я отвечу преданностью вашего товарища президента.
Альенде закончил свое выступление в 1:55 ночи в субботу 5 сентября 1970 года.
Сотни тысяч чилийцев в Сантьяго и других городах разошлись по домам.
В эту ночь население проявило дисциплинированность и выдержку.
С 4 сентября в Чили начались самые долгие в этом столетии 60 дней.
Народное единство добилось победы на выборах. Но с этого момента и до того времени, когда было признано его право на формирование правительства, надо было преодолеть немало препятствий, и главным из них было пленарное заседание Национального конгресса.
 |
Это происходило потому, что речь шла не об обычных результатах выборов. Победила широкая революционная коалиция, в которую входили марксистские организации, и задачей их было — коренным образом изменить экономическое и социальное положение страны.
Победа Альенде меняла политическую карту Латинской Америки.
Окончательный результат голосования, подведенный позже счетной комиссией, давал Сальвадору Альенде преимущество в 39 175 голосов перед Хорхе Алессандри. Голоса распределялись следующим образом:
Альенде 1 070 334
Алессандри 1 031 159
Томич 821 801
Сальвадор Альенде получил значительное большинство голосов в провинциях с большой концентрацией пролетариата, таких, как Тарапака и Антофагаста, Консепсьон и Арауко. То же произошло в горняцко-сельскохозяйственных провинциях Кокимбо и О’Хиггинс, в сельскохозяйственных провинциях Курико и Талка и в южной провинции Магальанес. Выборы показали также усиление влияния левых сил среди женщин. Превосходство в голосах, полученное Алессандри в Сантьяго, было слишком незначительным по сравнению с тем, какое правые ожидали получить.
 |
В результате выборов Альенде получил 36:3 процента голосов избирателей. Но после этого перед чилийцами снова встала проблема выбора: выступить за то, чтобы Альенде занял пост президента республики, или стать на сторону тех, кто пытался избежать этого любой ценой.
Большинство томичистов встретили победу левых с симпатией и высказались за то, чтобы победитель стал президентом.
На следующее после выборов утро Томич навестил Альенде у него в доме, чтобы поздравить его с победой, называя его при этом «избранным президентом».
Только правое крыло ХДП, возглавляемое президентом Фреем, до самого последнего момента отказывалось признать победу Народного единства.
В то же самое время среди избирателей, выходцев из бедных и средних слоев населения, голосовавших за Алессандри, росло убеждение в необходимости признания победы Альенде. В их среде можно было часто услышать такие фразы: «Хорошо, ну уж раз победил сеньор Альенде, теперь надо дать ему возможность приступить к исполнению своих обязанностей, чтобы увидеть, как он с ними справляется...»
 |
Но закостенелая олигархия не хотела отказываться от власти без сопротивления и начала осуществлять саботаж, который получил немедленную поддержку со стороны правительства Фрея. Крупные предприниматели увольняли рабочих, прекращали закупки, останавливали предприятия, мешали сбыту сырья, прекратили продажу в кредит, а контролируемые ими банки перестали предоставлять кредиты. Их печать и другие средства информации пытались разжечь новую «кампанию террора», предрекая новые лишения, всеобщую нищету и голод. Эта кампания имела своей целью объединить против Альенде, Народного единства всех «демократов» — особенно правых и демохристиан — во имя спасения Чили от «коммунистической тирании».
Спустя несколько дней последовали взрывы бомб, волна терроризма завершилась убийством генерала Шнейдера. Именно в это время начались открытые выступления только что созданного движения «Родина и свобода» профашистского толка, которым руководил адвокат сомнительного происхождения Пабло Родригес Грес.
Энрике Ортусар Эскобар, бывший министр правительства Хорхе Алессандри, передал в воскресенье 6 сентября первое официальное заявление сторонников потерпевшего поражение кандидата, согласно которому политические лидеры правых отказывались признать победу Альенде.
В среду 9 сентября Хорхе Алессандри, еще не опомнившись от поражения и забыв свои прежние заявления относительно необходимости признания победы того кандидата, который получит относительное большинство голосов, в кратком заявлении сказал:
«В случае моего избрания президентом на пленарном заседании конгресса я мог бы отказаться от поста президента, что привело бы к новым выборам. Предупреждаю заранее в категорической форме, что в них я бы ни за что не принял участия.
Я снова выражаю свою самую глубокую признательность всем тем, кто голосовал за меня, и снова прошу бога защитить Чили». Предложение Алессандри было обсуждено на поспешно организованных встречах с политическими лидерами правых и членами правого крыла христианских демократов, возглавляемого президентом Фреем. Было даже объявлено, что на одну из этих встреч прибудем президент республики, но вместо него прибыл его бывший министр Эдмундо Перес Сухович. Хорхе Алессандри на этой встрече представлял его шурин Артуро Матте Ларраин. Перес Сухович заверил собравшихся, что заявления Алессандри вполне достаточно для того, чтобы ХДП проголосовала за него на пленарной сессии конгресса; распределение мест в парламенте таково, что оно обеспечит ему победу.
200 членов парламента распределялись так:
Народное единство — 90;
Христианская демократия — 75;
Правые (Национальная партия, радикалы, демократы) — 45.
Цель этого маневра, придуманного в самый последний момент, состояла в проведении так называемых «вторичных выборов».
Согласно этому плану, христианские демократы проголосуют на сессии конгресса за Алессандри, а последний, став президентом, немедленно подаст в отставку. Это в свою очередь позволило бы провести новые выборы, на которых Эдуардо Фрей был бы выдвинут единым кандидатом правых сил и ХДП. И... все проблемы были бы решены.
Однако Народное единство сказало: «Баста!»
Комитеты Народного единства, профсоюзы, домовые комитеты, студенческие федерации, Единый профсоюзный центр трудящихся провели тысячи собраний, на которых были приняты резолюции защиты победы Альенде.
Во всех провинциях проводились многолюдные митинги. В воскресенье 13 сентября жители Сантьяго собрались на Аламеде, где Альенде, выступивший с речью, заявил:
«Народ знает теперь, как защитить свою победу. Народ должен верить руководителям Народного единства и руководителям Единого профсоюзного центра трудящихся, народ также должен верить тому, кто ему об этом говорит. Может настать такой момент, когда наши слова и наши голоса станут призывом, переданным по радио или через комитеты Народного единства, этот призыв услышат все — от Арики до Магальянеса, от гор до моря. Пусть они знают, что если они совершат безумный поступок — создадут неприемлемую для нас обстановку, то поднимется вся страна, остановятся фабрики и заводы, мастерские, школы, больницы, забастуют крестьяне, это будет первое проявление нашей силы. Пусть знают, что рабочие займут предприятия, а крестьяне — поместья. Пусть знают, что служащие останутся на своих местах в ожидании призыва Народного единства. Пусть они хорошо поймут, что у нас есть чувство ответственности, но мы знаем также ту силу, которой обладает дисциплинированный, организованный народ».
В этой напряженной обстановке, когда бомбы, подкладываемые правыми, сотрясали город каждую ночь, начались переговоры между Народным единством и христианскими демократами по поводу предстоящего заседания конгресса, который 24 октября должен был высказаться либо за Альенде, либо за Алессандри.
Потерпев поражение на выборах, руководители ХДП намеревались занять место арбитра и проявить таким образом свою силу.
Руководство Христианско-демократической партии заявило о своем намерении поддержать Альенде на пленарной сессии конгресса с условием предварительного одобрения поправки к политической конституции государства, которая установила бы «статус конституционных гарантий», обеспечивающих «сохранение демократического режима».
Комиссия, в состав которой вошли представители различных секторов Христианско-демократической партии, выработала документ, предназначенный Сальвадору Альенде, с «требованиями» христианских демократов.
23 сентября председатель ХДП сенатор Бенхамин Прадо и члены комиссии вручили этот документ Сальвадору Альенде. Последовавшая затем беседа длилась три часа. Гости были удивлены, узнав, что Альенде заранее знал содержание этого совершенно секретного документа.
Альенде вел себя уверенно. Он потребовал, чтобы та часть документа, которая содержала открытые нападки на одного из руководителей коммунистов и чрезмерные условия, была вычеркнута. Он решительно заявил руководителям демохристиан: «Если вы не согласны, тогда голосуйте за Алессандри...»
Сенатор Патрисио Эйлвин, привыкший к постоянной нерешительности своего друга Фрея, прощаясь, заявил: «Сальвадор, я убедился, что у тебя характер настоящего президента».
Предложения Христианско-демократической партии были направлены на расширение ряда демократических гарантий, содержащихся в конституции, и в то же самое время на ограничение полномочий нового правительства, например в вопросе назначения высших военачальников.
Демохристианские руководители следующим образом формулировали свои основные идеи: «Мы заинтересованы в поддержке политического плюрализма и конституционных гарантий», «полном соблюдении законов страны», заинтересованы в том, «чтобы вооруженные силы и корпус карабинеров продолжали служить гарантией нашего демократического сосуществования», «чтобы образование оставалось независимым от влияния любой официальной идеологии и уважалась автономия университетов», чтобы уважалось «свободное создание профсоюзов и других общественных организаций».
Через неделю в одном из залов сената Сальвадор Альенде вручил председателю ХДП Бенхамину Прадо свой ответ, одобренный Народным единством. В нем выражалось согласие по всем пунктам о гарантиях, выдвинутых христианской демократией, тем более что именно за эти гарантии левые силы начали бороться много лет назад.
Среди требований, которые Альенде категорически отклонил, было требование, цель которого — ограничить нового президента как генералиссимуса вооруженных сил, а также его полномочия в вопросах назначения военачальников. «По этому поводу я должен заявить,— отметил он,— что я являюсь непоколебимым защитником прерогатив главы государства. Я подтверждаю как президент, что даже Народное единство не будет иметь права вмешиваться в назначения высших военачальников, так как это является правом президента республики, и я буду ревностным хранителем моих конституционных прав».
И хотя поначалу ХДП расценила ответ Альенде как «обескураживающий», 2 октября Христианско-демократическая партия и Народное единство наконец согласились создать совместную комиссию для составления проекта конституционной реформы, которая включала бы согласованные пункты.
В субботу 3 октября чрезвычайная хунта ХДП на чрезвычайном заседании постановила 271 голосом против 191 продолжать переговоры с Народным единством, чтобы затем голосовать за Альенде на пленарной сессии конгресса. Радомиро Томич, Бенхамин Прадо, министр иностранных дел Габриэль Вальдес, сенатор Ренан Фуэнтеальба, депутаты Бернардо Лейтон и Луис Майра, председатель организации «Демохристианская молодежь» Луис Бадилья проголосовали в составе большинства.
Потерпевшая поражение группа сторонников Фрея предлагала через сенаторов Патрисио Эйлвина и Хуана де Дьос Кармону прервать переговоры с Народным единством и прямо направить в парламент проект «статуса конституционных гарантий». Группа предлагала снова созвать заседание хунты и за эти три дня — до пленарной сессии конгресса — принять окончательное решение.
Предложение сторонников Фрея было направлено на то, чтобы «отдалить» ХДП от Народного единства в качестве первого шага, а затем принять решение на новом заседании хунты о поддержке Хорхе Алессандри на сессии конгресса, который затем выполнит свое обещание, и, таким образом, можно будет ожидать новых выборов.
«Голосовать за Алессандри означает еще раз повторить убийство Эрнана Мэри»,— заявил депутат Луис Майра.
7 октября была создана совместная комиссия христианских демократов и Народного единства, а на следующий день в рекордно короткий срок она уже закончила свою работу, одобрив проект конституционных реформ, который немедленно должен быть передан в парламент.
15 октября палата депутатов одобрила все статьи проекта.
Убедившись в провале этого маневра, 19 октября Хорхе Алессандри выступил с просьбой к своим сторонникам не голосовать за него на пленарной сессии конгресса.
На следующий день ХДП дала указание своим 75 парламентариям голосовать за Альенде.
21 октября Сальвадор Альенде посетил Хорхе Алессандри, поблагодарил его и беседовал с ним в течение 50 минут.
Уже, казалось, были преодолены все политические и юридические препятствия на пути Сальвадора Альенде к посту президента республики, когда было совершено мерзкое покушение на жизнь командующего чилийской армией.
Пока генерал Шнейдер находился между жизнью и смертью, в субботу 24 октября 1970 года в 10:30 началась пленарная сессия конгресса, которая должна была утвердить избрание нового президента республики. По окончании голосования были оглашены следующие результаты: 153 бюллетеня подано за Альенде, 35 — за Алессандри и 7 — пустых...
Генерал умер на следующий день в военном госпитале в 7:25 утра, и незамедлительно начали распространяться слухи. По этим слухам, смерть наступила сутки назад, но была скрыта от страны, чтобы не накалять обстановку до созыва пленарной сессии конгресса.
Однако протокол вскрытия Шнейдера, сделанного утром в воскресенье 25 октября, решительно опроверг эти слухи. В протоколе было зафиксировано четыре хирургических разреза, сделанных в надежде спасти ему жизнь, один из которых свидетельствовал о намерении сделать массаж сердца, и четыре огнестрельные раны: 1) рана в 7 см на правом плече; 2) рана на правой руке, между средним и безымянным пальцами; 3) рана, размером 23 на 21 мм, вызвавшая смерть, расположенная на правой стороне спины; 4) овальная рана 10—12 мм в левой части спины в области позвоночника. Пуля, вызвавшая смерть, прошла сквозь брюшину и образовала отверстие в 5 см в верхней правой доле печени, что привело к летальному исходу.
 |
Во главе похоронной процессии шли два президента: президент республики Эдуардо Фрей Монтальва и вновь избранный президент Сальвадор Альенде Госсенс.
Со всех сторон земного шара в Чили прибыли делегации на церемонию передачи президентской власти, чем и должен был начаться «чилийский эксперимент».
Прибыли представителя всех тех стран, с которыми Чили поддерживает дипломатические отношения. Прибыли из многих стран представители от народных организаций, деятели искусства и культуры. Куба, ДРВ, ГДР, КНДР, КНР — страны, с которыми Чили тогда не имело официальных отношений,— были представлены делегациями на правительственном уровне, прибывшими по особому приглашению вновь избранного президента.
Ричард Никсон «забыл» направить Сальвадору Альенде традиционное поздравление, однако послал в качестве представителя своей страны помощника государственного секретаря по латиноамериканским делам Чарльза Мейера.
Во вторник 3 ноября в 11 часов 12 минут Сальвадор Альенде принес присягу в качестве президента республики и в Салоне почета Национального конгресса надел трехцветную президентскую ленту. Его предшественник Эдуардо Фрей прибыл на церемонию передачи власти во фраке и в карете. Альенде приехал в обычном темном костюме и на автомобиле.
Во время празднеств, которые продолжались несколько дней, состоялся массовый митинг на Национальном стадионе, на котором Альенде произнес свою первую в качестве главы государства речь, а также военный парад в парке Коусиньо.
Напряженность последних дней и недель спала в этот день, 3 ноября. Многие сотни тысяч чилийцев направлялись на Аламеду, чтобы принять участие в народных гуляньях.
Той ночью мы танцевали на улицах до рассвета.
 |
Примечания переводчика
[1] Так называют чилийцы правых политических деятелей.
[2] Прохладительный напиток.
[3] Томич присутствует, Альенде — президент.
Комментарии
[I] Свидетельство прогрессивности взглядов генерала Шнейдера: журнал «Менсахе» поддерживал обновленческое движение в католической церкви и даже выказывал симпатии к «теологии освобождения». Это вообще было характерно для иезуитов в Латинской Америке в 60-е — начале 70-х гг. XX в.
[II] МАПУ — «Движение единого народного действия», левохристианская партия, входившая в Народное единство. Откололась от Христианско-демократической партии Чили в августе 1969 г. Ориентировалась на христианский социализм и «теологию освобождения».
[III] Алессандристские легионы — военизированные формирования крайне правой молодежи, созданные вокруг молодежной организации Национальной партии. На выборах 1970 г. поддерживали правого кандидата — Хорхе Алессандри Родригеса (1896—1986), крупного чилийского финансиста и промышленника, сына президента Чили в 1920—1924, 1924—1925 и 1932—1937 гг. Артуро Алессандри Пальмы. Сам Х. Алессандри занимал пост президента Чили в 1958—1964 гг., проводил реакционную политику. После военно-фашистского переворота 11 сентября 1973 г. вошел в Государственный совет — консультативный орган при хунте.
[IV] Келли Гильермо Патрисио (1922—2005) — аргентинский политический деятель и журналист, видный представитель перонистского движения. С 1953 по 1955 г. был вождем фашистского Национального освободительного альянса, крайне правого крыла перонизма. После свержения военными Перона в 1955 г. Г. Келли был отправлен в тюрьму, но бежал оттуда и добрался до Чили, где попросил политического убежища. В убежище ему было отказано, он был помещен в тюрьму и приговорен к депортации в Аргентину, однако с помощью чилийских фашистов, переодевшись женщиной, бежал из тюрьмы и из Чили. Под воздействием печальных результатов правления военных режимов в Аргентине Г. Келли сэволюционировал с крайне правого фланга перонизма на его левый фланг. После антиперонистского военного переворота 1976 г. выступал как журналист и в 1983 г. опубликовал сенсационные материалы о коррупции в высшем военном руководстве (расхищение доходов государственной нефтяной компании) и связях аргентинского военного режима с итальянской ультраправой «суперложей» «P-2». После этого в августе того же года был похищен боевиками «Антикоммунистического альянса Аргентины» и до полусмерти избит. От дальнейших преследований Г. Келли спасло падение военного режима в октябре 1983 г. При президенте К. Менеме Г. Келли продолжал выступать с разоблачениями преступлений аргентинской военной хунты.
[V] КУТ — Единый профцентр трудящихся Чили, крупнейшее в стране профсоюзное объединение.
[VI] Издательство «Меркурио» — крупнейший в Чили газетно-журнальный концерн «Меркурио — Зиг-Заг», принадлежал ультраправым промышленникам.
[VII] Автор намекает на то, что было секретом Полишинеля в гарнизоне Сантьяго-де-Чили: генерал Валенсуэла был «под каблуком» у жены, она ему устраивала публичные скандалы и регулярно била.
[VIII] Фашистская организация «Патриа и либертад» была создана на основе «алессандристских легионов» (см. комментарий III) на деньги ЦРУ, что было позже установлено комиссией Конгресса США, занимавшейся расследованием деятельности ЦРУ.
[IX] Так у автора. Он имеет в виду Первую русскую революцию.
[X] ФРАП — Фронт народного действия, постоянный предвыборный блок левых партий, созданный в 1956 г. на основе предыдущего предвыборного блока социалистов и коммунистов ФРЕНАП (созданного в 1954 г.). К ФРАП присоединился ряд более мелких партий и организаций, таких как Народно-социалистическая партия Чили, Социал-демократическая партия Чили, «Национальный авангард народа», Лейбористская партия и др. ФРАП выставлял единого кандидата (С. Альенде) на выборах 1958 и 1964 гг.
[XI] Рекабаррен Серано Луис Эмилио (1876—1924) — выдающийся деятель рабочего, социалистического и коммунистического движения Чили и Латинской Америки. Один из основателей Рабочей федерации Чили (1909) и Социалистической рабочей партии Чили (1912), в 1922 г. переименованной в Коммунистическую партию Чили. Основатель Коммунистической партии Аргентины (1918) и ее первый генеральный секретарь. Депутат парламента Чили в 1906 и 1921–1924 гг. В 1924 г. правые силы развернули беспрецедентную травлю Рекабаррена, он был изгнан из парламента и доведен до самоубийства.
[XII] О’Хиггинс Бернардо (1776 или 1778 — 1842) – национальный герой Чили, именующийся в стране «отцом независимости». Совместно с выдающимся деятелем борьбы за национальное освобождение Латинской Америки Хосе де Сан-Мартином освободил Чили от испанского владычества (1817—1818). Основал Чилийскую республику (1818) и был Верховным правителем Чили в 1818—1823 гг., подписал Декларацию независимости Чили, при его участии были составлены прогрессивные конституции Чили 1818 и 1823 гг. Буржуазные реформы О’Хиггинса привели его к острому конфликту с аристократией и католической церковью, результатом чего явился реакционный мятеж декабря 1822 — января 1823 г. Б. О’Хиггингс был отстранен от власти и отправлен в «добровольное» изгнание в Перу.
[XIII] Ибаньес дель Кампо Карлос (1877—1960) — чилийский политический деятель, правый популист. В 1927 г. сверг президента Э. Фигероа, установил военную диктатуру и провел «выборы», на которых был единственным кандидатом, после чего развернул в стране массовый террор против левых и профсоюзов, а затем и вообще против всех политических противников. Требовал, чтобы его называли в прессе «Муссолини Нового Света». Свергнут в 1931 г., бежал из страны. В 1938 и 1939 гг. пытался захватить власть с помощью мятежа. С 1949 г. — сенатор, в 1952—1958 гг. — президент Чили под популистскими (дублирующими перонистские) лозунгами.
[XIV] «Молодая церковь» — обновленческое движение в католической общине Чили. Возникла в 1969 г. вокруг группы в 200 молодых священников, монахов и мирян, которые 11 августа 1968 г. захватили кафедральный собор в Сантьяго и удерживали его 14 часов, успешно отбивая попытки полиции занять собор. «Оккупанты» выступали против нежелания католической церкви защищать интересы простого народа от всевластия олигархии, военщины и международного империализма, опубликовали манифест «За церковь — служанку народа», провели молебен за «подлинного христианина Эрнесто Че Гевару» и направили папе римскому Павлу VI телеграмму с требованием отказаться от визита в Колумбию, где власть вела войну против собственного народа. В 1969—1973 гг. «Молодая церковь» значительно выросла численно и еще более радикализовалась, окончательно перейдя на позиции камилизма (учения Камило Торреса). После военно-фашистского переворота 11 сентября 1973 г. «Молодая церковь» была разгромлена, ее активисты подверглись репрессиям.
[XV] «Z» — знаменитый фильм Коста-Гавраса «Дзета» (во французском прокате — «Z»), собравший множество премий.
[XVI] Так у автора. Очевидно, ошибка памяти. На самом деле Ламбракиса звали Григорис.
[XVII] Ранкиль — коммуна в Чили (в нынешней провинции Био-Био). С этим топонимом связана трагическая страница в истории классовой борьбы в Чили, известная как «Бойня в Ранкиле». 28 мая 1934 г. крестьяне (в основном индейцы мапуче), незаконно согнанные с земли помещиками в начале зимы (для Чили это — зима), что обрекало их на голодную смерть, подняли восстание, разогнали местную администрацию и отправились походом на Лонкимай, административный центр одноименной коммуны. Крестьян и индейцев поддержали рабочие золотых рудников Лонкимая. Заняв Лонкимай, восставшие двинулись на город Темуко, центр провинции Каутин. В районе Ранкиля 6 июня они были окружены правительственными силами численностью более полка и атакованы (при поддержке авиации). Поскольку большинство восставших было вооружено только холодным оружием, бой превратился в бойню. В официальных источниках указано около 200 убитых повстанцев, но позднейшие исследователи полагают, что число убитых доходило до 500, так как зафиксированы были только те, кто имел документы, а большинство индейцев никаких документов не имело. Около 500 человек было взято в плен ранеными, из них многие затем умерли в тюрьме. Приказ о бойне отдал лично президент Артуро Алессандри.
[XVIII] Святая дева Кармен — собственно, не какая-то отдельная святая, а Мария, новозаветная мать Иисуса Христа. Полностью — Мария дель Кармен, то есть Мария Кармельская, образ девы Марии, явившийся на горе Кармель (Кармил) в Палестине в 1251 г. приору ордена кармелитов (и соответствующая икона). Испанская католическая традиция предусматривает возможность получения имени не только по названию иконы, но даже по прославляющему титулованию святых (например, девы Марии — Мерседес, то есть Милостивая, Долорес, то есть Скорбящая и т.д.).
[XIX] Расправа в Пуэрто-Монте — расстрел и разгром поселка бездомных на окраине города Пуэрто-Монте 9 марта 1969 г. Свыше 100 семей бездомных после отказа муниципалитета выделить им участки для жилья захватили пустырь, принадлежавший богатому семейству Иригоин и именовавшийся в округе «Пампа Иригоин», где возвели символические постройки. 9 марта по приказу министра внутренних дел Э. Переса Суховича Подвижная группа карабинеров атаковала поселок и сожгла его, расстреляв из автоматов его обитателей. На месте было убито 9 человек (и двое затем умерли в больнице), 60 человек было ранено. Об этой расправе по горячим следам написал известную песню Виктор Хара. Подробнее о расправе в Пуэрто-Монте см.: Косичев Л.А. Гитара и пончо Виктора Хары.
[XX] Поскольку чилийская военщина, ведомая классовым чувством, разумеется, презирала местных «ватников», даже имя и фамилия жертвы в официальном заявлении были перевраны. Это вызвало отдельный взрыв возмущения.
[XXI] Тупамарос — в данном случае речь идет, несомненно, об уругвайских «тупамарос», то есть о Движении национального освобождения (МЛН) — организации городских партизан, ведших вооруженную борьбу в 1963—1973 гг. Смысл этого лозунга сторонников Томича заключался в том, что если на выборах к власти придут правые во главе с Х. Алессандри, в стране неизбежно разовьется городская герилья.
[XXII] Чили и Аргентина — две латиноамериканские страны, традиционно ведущие исследования в Антарктиде и имеющие там свои полярные станции.
[XXIII] АПИ — «Независимое народное действие», небольшая левая партия, входившая в блок Народного единства.
Фрагменты из книги: Лабарка Годдард Э. Чили, раскалённое докрасна. М.: Издательство «Прогресс», 1973.
Перевод с испанского В.Г. Ткаченко.
Комментарии А.Н. Тарасова.
В данной публикации исправлены многочисленные ошибки в написании имен собственных, топонимов, названий организаций и т.п., допущенные издательством «Прогресс».
Работа по подготовке текста к публикации частично оплачена из средств, присланных читателями.
Редакция выражает глубокую благодарность всем товарищам, кто счел своим долгом оказать помощь нашему сайту.
Эдуардо Лабарка Годдард (р. 1938) — чилийский писатель, публицист, историк, общественный деятель.