«Твое лицо, сын мой, свет в ночи,
Свет в ночи пыток, сын мой, твое лицо,
Ради него живу и умираю теперь,
Сын мой, в эту ночь пыток,
И верю в ясность, проступающую из криков боли,
В ясность и свет, льющийся плачем,
Ясность, сочащуюся из истерзанной плоти,
замученную, погубленную истину»,
— пишет аргентинский поэт Хуан Хельман, сына которого похитили в Буэнос-Айресе в 1976 году[1].
Мы беседуем с Хуаном спустя месяц с лишним после обнаружения останков его сына, теперь надлежащим образом отпетых и преданных земле. Он держится спокойно, хотя на глазах то и дело выступают слезы. «Я вытащил его из небытия», — говорит Хуан. В «Открытом письме», опубликованном в Испании, он писал: «Пока не увижу его тело или его убийц, он для меня не умер».
Давайте вернемся подальше в прошлое, когда ваш сын был еще маленьким. Попробуем отмотать время назад.
Хорошо, расскажу о совсем раннем детстве, они с сестрой Норой были тогда еще малышами. Ему было два года, ей — один, говорила она еще плохо, неразборчиво, понять ее было нелегко. А он понимал и переводил нам. Очень долго Нора общалась с нами через него. Мы каждый раз хохотали.
Когда он начал интересоваться политикой?
Очень рано. Несколько дней назад, во время отпевания, пришли двое парней, которые учились с ним в начальной школе. Вспоминали, что он рассуждал о политике еще в пятом классе — объяснял несправедливость той или иной ситуации. В тринадцать-четырнадцать лет, уже в средней школе, он начал бороться.
То есть в начале семидесятых.
Да. Помню, как однажды мы с ним обедали в одном ресторане в Вилья-Креспо[2]. Такой старинный, где столики застилают оберточной бумагой. Мы были вдвоем, много разговаривали. И он написал стихотворение на этой бумаге. Я его сохранил. Марсело тогда было двенадцать.
Было бы интересно почитать.
Потом покажу.
Как у него проснулся интерес к политике? Благодаря вам?
Когда ему было лет одиннадцать-двенадцать, мы вместе поехали в Кордову на каникулы[3]. И уже тогда он обсуждал со мной вопросы, касающиеся Че, Кубы и всякого такого.
Я немного о другом. Его привело в политику осознание несправедливости устройства мира или какие-то другие, менее идейные, более рациональные мотивы? Хотя, принимая во внимание возраст…
Выражаясь словами Галеано[4], подслушанными у колумбийских рыбаков, он был «чуткомыслящим».
Из свидетельств знавших его людей у меня складывается впечатление, что он принимал активное участие в борьбе, но при этом не брался за дела, которые мы назвали бы тяжелыми.
Марсело забрали 24 августа 1976 года. А то, что я сейчас скажу, я узнал пару дней назад, на панихиде, от отца его близкого друга. Этот друг исчез в апреле 76-го, и Марсело тогда пять дней ходил с его отцом по комиссариатам и судам.
Это рискованно. Можно погореть так же, как на закладке взрывчатки.
Да, временами было очень опасно… Но ради друга он был готов рискнуть. Отец пропавшего рассказал, что Марсело часто бывал у них дома. Они делали жаркое и ужинали вместе с остальной семьей.
Как пропал Марсело? Где вы были в тот момент?
Я был в Европе, меня выслали из страны. Об исчезновении я узнал в Париже. Вместе с Марсело забрали его сестру Нору и жену Клаудию, которая была на восьмом месяце беременности.
И она родила ребенка?
Родила, это известно доподлинно. Дело в том, что именно благодаря беременности Клаудии удалось привлечь ряд европейских политических сил. В том числе Ватикан. Вести о рождении нам передал один иезуит, отец Кавалли, который работал при Государственном секретаре Ватикана. Он и сообщил мне в феврале 78-го, что из Буэнос-Айреса поступили известия о родах. Сообщение было на английском, и в нем говорилось: «The child was born» («Ребенок родился»).
Слово «ребенок» не дает указания на пол. То есть, получается, вы знаете, что ваша невестка родила, но не знаете, мальчика или девочку.
Именно.
И это осложнило поиски еще больше.
Да, верно. На каком-то этапе нашелся мальчик, который по ряду признаков мог бы оказаться моим пропавшим внуком. Но анализ крови показал с большой степенью достоверности, что это просто совпадение.
Ребенка, насколько известно, усыновил военный?
Да, военный. Я знаю, как это делалось, поскольку беседовал в Швейцарии с инсайдером.
В каком смысле инсайдером? Он тоже военный?
Сотрудник аргентинской полиции, прикомандированный к 601-му батальону[5].
И что этот человек делал в Швейцарии?
Тунеядствовал, а затем вымогал выкуп за похищенного человека.
Как же вы его перехватили?
Я — никак, его перехватила швейцарская полиция. И уже потом, когда его освободили условно, я через знакомого выследил его и смог побеседовать.
И что он рассказал?
Очень немногое, причем в своеобразных выражениях. По его собственным словам, он занимался только «доставкой».
То есть похищениями и перевозкой?
Да, он похищал людей и доставлял в лагерь. Похищениями людей занимался именно этот батальон, 601-й.
Кто командовал батальоном?
Он входил в состав 1-го военного округа, подчинявшегося Суаресу Масону[6]. В общем, я показал этому человеку фотографии. Он никого не опознал.
Действительно не опознал, как думаете?
Сложно сказать. Точно знаю, что врал он во время нашего разговора немало. Есть свидетельства, что обязанности его были гораздо шире и преступнее.
Вы знаете, куда увезли вашего сына после похищения?
Сына с женой, мою дочь и ее жениха-боливийца увезли в «Орлетти»[7]. Через четыре дня Нору и боливийца отпустили, а Марсело с женой оставили.
Откуда известно, что они были именно в «Орлетти»?
Со слов Родригеса Ларреты[8] и еще одного выжившего, который сидел в той же тюрьме и их видел.
Что они сказали?
Оба видели Марсело и Клаудию в «Орлетти». Сына, по словам одного из них, пытали, но Клаудию не трогали.
Почему?
Скорее всего, хотели сохранить ребенка, поскольку уже куда-то его распределили.
То есть для него уже имелись приемные родители?
Да. В лагерях существовали очереди на усыновление. В них вставали военные, полицейские, сотрудники спецслужб, у которых не получалось завести детей самим. Перед родами женщину переводили в Посо-де-Кильмес, Посо-де-Банфилд или Кампо-де-Майо[9]. Там заключенные рожали без акушерской помощи.
Почему?
Врач присутствовал, но не вмешивался. Только перерезал и перевязывал пуповину. И роженицу заставляли саму все за собой вымыть.
Такие же подробности всплывали во время судов над командующими. Значит, ребенок родился, а дальше?
По словам того типа, с которым я разговаривал в Швейцарии, новорожденного сразу отбирали. А мать ждало немедленное «окончательное решение».
Он так и выразился? Нацистская терминология.
Именно так и сказал[10].
Больше о вашей невестке и внуке ничего не известно. Расскажите тогда, как удалось разыскать останки вашего сына.
Это заслуга группы молодых судебных антропологов, работавших с данными, которые предоставляли родные пропавших. В нашем случае мать Марии дель Кармен Перес[11], исчезнувшей в 1976 году, получила анонимное уведомление, что ее дочь захоронена во втором секторе муниципального кладбища Сан-Фернандо[12]. С этим уведомлением мать Марии дель Кармен обратилась в федеральный суд Сан-Исидро, к судье доктору Пиотти, и потребовала провести эксгумацию останков, указав приблизительное местоположение. Эксгумацию она попросила поручить аргентинской судебно-антропологической команде. С октября по ноябрь они извлекли восемь тел, два женских и шесть мужских, из которых идентифицировать удалось пять. В числе этих пяти оказался и Марсело, и Мария дель Кармен Перес. Фамилии остальных трех опознанных не называются, поскольку родные погибших пожелали сохранить анонимность.
Известно, что тела этих восьми молодых людей были помещены в восемь больших бидонов и брошены в канал Сан-Фернандо. Как удалось связать эти бидоны с останками на кладбище?
По разным признакам. Во-первых, на кладбище были обнаружены восемь тел, захороненных в один день. Во-вторых, могильщики прекрасно помнили это захоронение — как раз из-за Марии дель Кармен Перес, которую убили буквально накануне родов. Плод уже опустился, готовясь появиться на свет. В отличие от остальных узников, которых убивали выстрелом в затылок в упор, Мария дель Кармен получила два выстрела в живот. Неудивительно, что могильщикам это захоронение надолго врезалось в память. По тем же причинам они не тронули захоронение, когда по распоряжению администрации неизвестные останки и останки малоимущих надлежало перенести в общую могилу.
Удивительно.
Мне кажется, так они выражали свой протест.
Для меня лично загадка, каким образом останки из утопленных в реке бидонов попали на кладбище. 14 октября 1976 года эти восемь бидонов были брошены в воду с моста железной дороги имени Бартоломе Митре[13].
Кто-то увидел и сообщил.
И тут возникает второй загадочный момент. Почему префектура распорядилась поднять бидоны из воды и принялась у всех на виду, не таясь, исследовать содержимое? Неужели власти не догадывались, что это может быть как-то связано с похищениями?
В префектуре считали, что бидоны кинули в воду с целью диверсии, и в них взрывчатка. Их не предупреждали, что речь идет о человеческих телах.
Как удалось сопоставить останки на кладбище с телами в бидонах, уже понятно, а как установили, кому из пропавших они принадлежат?
По свидетельствам выживших. В начале октября 76-го из «Орлетти» забрали восемь человек, их имена и фамилии известны.
То есть за временной отрезок в несколько дней восемь человек увозят из «Орлетти», восемь тел кидают в реку в бидонах, восемь тел закапывают как неопознанные.
Именно. А взаимосвязь между этими событиями установили судебные антропологи.
Выходит, они занимаются не только останками как таковыми?
Да, разумеется, их работа начинается еще до исследования останков и заканчивается зачастую привлечением других специалистов. Стоматологов, например, без них бывает не обойтись. Марсело лечил зубы у семейного врача, потом у дантиста из профсоюза журналистов, в котором состоял. Оба стоматолога опознали свою работу.
Как вы пережили вторую гибель Марсело?
Я не воспринимал это как вторую гибель. Скорее, наоборот. Я словно вырвал его из небытия. Я вдруг осознал подлинный смысл слов генерала Виолы[14] о «пропавших навсегда». Сперва убить, затем предать забвению, спрятать концы в воду, закопать в общую могилу. Их убивают снова и снова. И, скрывая тела, скрывая факт убийства, они хотят убить их еще раз. Стереть с лица земли, лишить биографии. Получить останки значит спасти хотя бы имя, вернуть их к жизни хотя бы так. И я знаю, что в какой-то степени его взяли и из-за меня. Но в основном из-за политической борьбы. Насколько мне известно, он не занимался вооруженной борьбой, однако в сопротивлении участвовал упорно, с двенадцати лет.
Говорят, что на него вышли через записную книжку одной девушки из ЕРП (Революционной народной армии)[15].
Да. Взяли девушку, с которой он когда-то встречался. Понимаете, тут много всего сошлось разом. И этот номер в записной книжке, и его участие в борьбе… Я что хочу сказать: из тридцати тысяч похищенных и исчезнувших далеко не все вели боевые действия. Может быть, 17—18 % от общего числа. Остальные были активистами, боролись за права рабочих и за самих рабочих. Их было около пяти-шести тысяч человек. А исчезло больше тридцати тысяч. По некоторым подсчетам — тридцать пять. Я не хочу выставлять исчезнувших «без вины виноватыми», мы виноваты все, но в чем? Военные виноваты в истреблении людей, а эти ребята и остальные пропавшие лишь в том, что хотели жить в более справедливой стране. И более 80 % из них не имело никакого отношения к герилье.
Возвращаясь к изначальному вопросу — мне кажется, что обнаружение останков Марсело и возможность их похоронить по-человечески, знать, где они покоятся, это уже хорошо. Для родных. Его мать тоже так считает. Она говорит, что все эти годы, несмотря на уверенность в том, что он погиб, иногда ее мучила надежда, что он все-таки жив.
Время словно остановилось.
Да. И поэтому она попросилась взглянуть на останки. Ей это было нужно. Очень трудно принять смерть близкого и любимого человека, когда нет наглядного подтверждения. И его сестре, Норе, это тоже помогло.
Еще больнее становится, когда вспоминаешь, что вашему сыну было всего двадцать.
Да, число его ровесников среди погибших просто не поддается подсчету.
Именно так. Жертвам «ночи карандашей»[16] было от 14 до 17 лет.
Есть и совсем младенцы. Шестеро младенцев, если считать дочь Марии дель Кармен Перес, убитую в утробе матери. Убийства детей во времена военной диктатуры в Аргентине действительно совершались, без всяких «вероятно» и «может быть». Тому имеются безоговорочные подтверждения.
Вы только что напомнили известный факт: в Аргентине пропало тридцать тысяч человек, но не все эти тридцать тысяч были бойцами герильи. И все же, есть ли у вас какие-то более конкретные данные?
Исчезло 93 журналиста — все они партизаны? Священники из Движения в защиту «третьего мира»[17] — тоже партизаны? А пятнадцатилетние исчезнувшие? Не раз и не два доказывалось, что главная цель состояла не в том, чтобы покончить с герильей. Главной целью было истребить саму мысль о борьбе. А для этого требовалось, кроме всего прочего, посеять страх. Непреходящий, живущий до сих пор. Как от него избавиться, если убийцы и сейчас ходят по улицам среди нас? Сестра одного знакомого журналиста, пережившая лагерь, ждала автобус на остановке. Там к ней подошел один из палачей, которого она помнила в лицо, и сказал: «Видишь, мы снова на улицах». У меня есть крайне прогрессивные знакомые, левые активисты, достойнейшим образом державшиеся во время военной диктатуры, которые теперь запрещают дочери-подростку участвовать в обычной студенческой демонстрации в университете. Поэтому я считаю, что, помимо тридцати с лишним тысяч пропавших, у нас отняли и надежду на будущее. В данный момент у левых сил Аргентины нет осуществимой программы.
Вы почувствовали это, когда вернулись?
После 13 лет в изгнании я понимаю, что молодежи некуда деться. Она по-прежнему гибнет, пусть не в том смысле, что раньше, но это тоже смерть. Я имею в виду, в частности, извращение межличностных отношений.
В каком смысле?
Нет, я не про моральную сторону. Я про то, что, например, сейчас в нашей стране все сводится к экономическому фактору. Экономическая несправедливость затмевает все остальные ощущения. А на фоне экономической неустроенности цветет пышным цветом эгоизм и индивидуализм. Каждый за себя. В результате мы имеем безвыходное экономическое положение, отсутствие политической программы и страх. И именно поэтому ширится порожденная военной диктатурой разобщенность.
Покажете стихотворение, которое сочинил Марсело в 12 лет?
Да, вот. «Черная овца пасется на черном поле на черном снегу под небом черным у черного города, где я рыдаю, весь в красном».
Прошел двадцать один год, но для Аргентины его слова по-прежнему актуальны.
Да. Думаю, нам нужно начинать все заново, постепенно и очень издалека.
Интервью брала Мария Эстер Хилио
Буэнос-Айрес
Опубликовано в газете «Пунто финаль» (Сантьяго-де-Чили) 26 февраля 1990.
Перевод с испанского Марии Десятовой.
Комментарии Марии Десятовой и Евгения Лискина.
Хуан Хельман Бурихсон (1930—2014) — известный аргентинский общественный деятель, писатель и публицист. Лауреат многих литературных премий.
Родился в семье евреев-эмигрантов с Украины. Его отец, Хосе Хельман (Иосиф Гельман) — участник революции 1905 года, член партии эсеров, эмигрировавший в 1912 году из Российской империи в Аргентину из-за политических преследований. После Февральской революции Иосиф Гельман вернулся на родину, жил и работал в СССР до 1929 года, однако после ссылки Л. Троцкого в Алма-Ату пришел к выводу, что эпоха свободного революционного развития в СССР закончена, и окончательно уехал в Аргентину.
Хуан Хельман считался «поэтическим вундеркиндом», публикует стихи с 11 лет. В 15 лет вступил в Федерацию коммунистической молодежи Аргентины. В 1948 году поступил на химический факультет Университета Буэнос-Айреса, однако вскоре оставил занятия химией и посвятил себя поэзии. В 1955 году стал одним из основателей левого литературного кружка «Черствый хлеб». Активно публиковался, подвергался политическим преследованиям, был арестован.В 1964 году, в разгар идеологического конфликта между сторонниками линии КПСС и линии КПК в международном коммунистическом движении, Х. Хельман покинул ряды Коммунистической партии Аргентины, обвинив ее руководство в оппортунизме и рептильном поведении по отношению к Кремлю. В 1968 году присоединился к геваристско-левоперонистским Революционным вооруженным силам (РВС), сыграл важную роль в переговорах РВС с «Монтонерос», в результате которых произошло объединение организаций (1973).
После военного переворота 1976 года — в эмиграции, активный участник организации кампании международной солидарности с политзаключенными Аргентины, предпринял много усилий для разоблачения преступлений аргентинской военно-фашистской хунты. Со временем разошелся с линией руководства «Монтонерос» как с «милитаристской и авторитаристской».
После падения диктатуры получил разрешение — под давлением международной общественности — вернуться в Аргентину, несмотря на то что президент Р. Альфонсин так и не дезавуировал выданные хунтой ордера на арест членов «Монтонерос». В 1989 году президент К. Менем амнистировал Х. Хельмана наряду с другими видными деятелями «Монтонерос». Сам Хельман ответил на это яростным протестом, так как эта амнистия ставила революционеров на одну доску с палачами хунты — садистами и похитителями детей.
В 1990 году, после многолетних поисков Х. Хельману удалось найти останки своего сына Марсело, похищенного и тайно убитого в 1976 году аргентинскими спецслужбами. В 2000 году удалось найти и внучку Марию Макарену, родившуюся в одной из тайных тюрем хунты и сразу же отданную в семью уругвайских военных. Тело невестки, схваченной вместе с Марсело, до сих пор не найдено.
Х. Хельман — автор 27 поэтических сборников и 8 книг прозы, его произведения переведены на ряд европейских языков.