Saint-Juste > Рубрикатор Поддержать проект

Кровавая месть финляндской буржуазии

(Из финской брошюры «Буржуазный террор в Финляндии»)

Подавив при помощи германского империализма пролетарскую революцию, финляндская буржуазия принялась жестоко мстить рабочему классу. Примеров этой зверской мести можно бы собрать целыми печатными листами, но мы ограничимся здесь лишь некоторыми примерами.

Зверства финляндской буржуазии начались, собственно, уже до окончательной победы, в то время, когда она захватила среднюю и южную Финляндию. Вскоре после завоевания буржуазными бандами Улеаборга [I] и Николайштадта [II] начался террор. Руководители рабочего движения в северной Финляндии были арестованы, значительная часть из них была расстреляна. Взятых в плен красных убивали, мучили и т. д. Для ареста было достаточно, что арестованный принадлежал к рабочей организаций; для расстрела — что он состоял должностным лицом организации. Повсюду на занятой белыми территории господствовал полный произвол. На заводе в Мянтя [III] белые арестовали 5 должностных лиц рабочих организаций и обещали отвезти их в Николайштадт, но на следующий день их нашли заколотыми за забором кладбища. Среди убитых была одна женщина. В одном лишь Николайштадте, как утверждают находившиеся там матросы, было расстреляно белогвардейцами 250 матросов. Сколько было расстреляно кроме этого финнов, — неизвестно. В Улеаборге и Кеми [IV] «полевые» суды буржуазии выносили приговоры, и на основании этих приговоров многие партийные деятели лишились жизни только потому, что они были социал-демократами.

Но самый страшный террор начался после того, как буржуазные банды завладели Таммерфорсом [V]. В «Финляндском иллюстрированном журнале» напечатан снимок с груды трупов красногвардейцев в Таммерфорсе. Газета рассказывает, что в двух грудах длиною по 50 метров насчитывалось около 1 200 трупов красногвардейцев. Были ли эти трупы собраны из города, или было расстреляно столько пленных, — об этой газета не говорит ничего. «Особенно растрогало меня, — рассказывает шведский художник Пауль Мирен сотруднику своей газеты, — когда на таммерфорсском кладбище был расстрелян молодой человек со своей женой. Они поднялись спокойно на вал, где они должны были быть расстреляны, обернулись в сторону стреляющих и, почти улыбаясь, ожидали нуль». «В одном месте, — продолжает Мирен, — ротмистру пришлось просмотреть список пленных, при чем выяснилось, что без приговора было расстреляно 41 человек, в том числе одна 17-летняя девушка, которая провинилась в том, что приготовляла красным пищу».

4 мая прибыл белогвардейский отряд в Кюммено (Кюммелаксо) и окружил рабочий дом, где находился штаб красной гвардии. Белогвардейцы поставили вокруг дома шесть пулеметов. Все красные были вызваны на двор и построены в ряды, после чего был произведен обыск, и у всех было отобрано оружие. Поздним вечером пленные (по некоторым сведениям, около 1 000 мужчин и 60 женщин) были уведены под сильным конвоем в новый машинный завод в Кархула [VI], где они должны были пробыть до следующего вечера. В воскресенье, 5 мая, белые начали расстреливать взятых в плен рабочих. На заводе в Кархула было расстреляно 26 рабочих. В следующее воскресенье расстрелы продолжались, и продолжались после этого бесконечно. По собственным сообщениям белогвардейских газет, в Кюммено пало около 500 красных революционеров. Почти все oни являлись расстрелянными. По более или менее точно веденным красными записям, красногвардейцев из Кюммене пало на фронте лишь 43, все остальные «павшие» относятся к убитым белогвардейцами.

Следует отметить геройский поступок юноши Стенмана. Он просил сохранить жизнь своего отца и расстрелять его вместо отца. Но палачи не согласились на эту жертву. Тогда сын обнял отца, и зверские палачи расстреляли обоих. Такой же геройской смертью умер некий Хакала со своими дочерьми.

На заводе в Войка было расстреляно 170 человек. Их согнали, как скотину, к обрыву у народной школы и там расстреляли, при чем их мучили зверским образом. Убийства рабочих продолжались и в рабочих квартирах. Убивали старцев и женщин, родню красногвардейцев, их братьев, отцов. Та же участь постигла всех должностных лиц рабочего движения, даже тех, которые не принимали участия в вооруженных действиях.

В городе Котка, после того как им завладели белые, были расстреляны сотнями отступившие туда красногвардейцы. При этом не спрашивалось даже имен. Красные отводились просто группами в сторону и там расстреливались.

Корреспондент газеты «Дагенс нюхетер» рассказывает, что при движении нюландских драгун из Ямся в Тойяла «все пленные расстреливались».

Расстрел красных в Ланкипохья, 1918 г.

В Коувола был арестован редактор Райнио, которого увезли в Бьёрнеборг [VII] и там расстреляли. В Бьёрнеборге был также расстрелян многолетний председатель рабочего общества Лаксонен, при чем белогвардейцы выкололи сперва своей жертве глаза.

В Гельсингфорсе зверства буржуазии проявились в ужасных размерах уже во время сражений на улицах города. Так, напр[имер], во время сражений с красными белогвардейцы принуждали жен и детей рабочих идти перед собой с поднятыми вверх руками. При этом пало много женщин и детей. Массу женщин и детей разъяренные белогвардейцы сожгли живьем в т[ак] н[азываемых] Абоских казармах.

Когда финляндские белогвардейцы получили от немцев в Гельсингфорсе полную власть в свои руки, то начался террор. Расстрелы пленных стали обычным явлением. Белые начали настоящую облаву на революционеров. В каждом доме искали красных, арестовывали и убивали. Среди арестованных была также масса жен рабочих.

Когда белая армия вступила 16 мая в Гельсингфорс, то пленных красногвардейцев расстреливали больше обыкновенного. На праздник Троицы в Свеаборге были устроены казни, причем присутствовать при этом были приглашены буржуазные писатели и общественные деятели. Им хотели показать, что осужденных при казни не мучают, и представители буржуазии остались на этот раз вполне довольны казнями.

14 апреля, по рассказам очевидцев, было расстреляно пулеметами в части города Теле в Гельсингфорсе 200 красногвардейцев. В другой раз в одно укромное место в Теле привели 6 красногвардейцев. Они находились в ужасном виде. У иных были выколоты глаза, у других вырезаны уши, у некоторых была разбита голова, — так что мозги выступили наружу. После этих долгих пыток их по очереди расстреляли. Каждый должен был смотреть на казнь своих товарищей, пока до него не доходила очередь. Белые палачи лишь злорадствовали и продолжали цинично свою гнусную работу.

15 мая 15 пленных были приведены на пароход для отправки в Свеаборг на казнь. Из них 14 были связаны вместе наручниками попарно. Пятнадцатый, писатель Ирмари Рантамала [XII], одетый в тяжелую зимнюю шубу, стоял отдельно на палубе под стражей. Когда пароход начал подходить к острову Сандгамну, который являлся общим местом казни, то Рантамала бросился через борт в море, рассчитывая утопиться, но шуба помешала ему погрузиться в воду. Тогда белогвардейцы расстреляли его в воде, после чего подняли труп на палубу. Здесь они принялись топтать его ногами, издеваясь над убитым и объясняя, что он сделал пером больше зла, чем красногвардейцы винтовкой. В лагере пленных в Хювенге [VIII] пленные расстреливались сотнями. В окрестностях Лахтиса [IX] белогвардейцы расстреливали сотнями раненых и женщин, не говоря уже о прочих. То же самое происходило в Хейнола, Коувола, Кивинепе [X], на Аланде, в Рихимяках [XI] и прочих местах.

Когда Выборг был взят белыми, то буржуазия торжествовала и высыпала на улицы. Неожиданно появляется отряд пленных. Под сильным конвоем ведут к крепостным валам около 600 взятых в плен красногвардейцев, среди которых много арестованных русских мирных граждан. Спокойно и решительно проходят пленные по улице, сопутствуемые издевательствами, проклятиями и угрозами буржуазии.

Отряд пленных доходит до крепостного вала. Их ставят в три ряда на краю крутого обрыва крепостного окопа. На другом краю окопа появляется пулемет, который наводится на пленных, и пулеметная лента ставится на место. В рядах проявляется беспокойство. «Тихо, если хотите избежать худшего», — раздается окрик командующего офицера, и в то же время дается пулеметной команде условленный знак. Тишина охватывает окруженные солдатами ряды пленных, и начинается трескотня пулемета. Первый ряд падает с одного конца до другого, как трава. В павшем ряду видно движение, и слышатся тихие жалобы. «Второй ряд шесть шагов вперед», — командует офицер, и второй ряд становится на место павших. Слышится команда, и пулемет скашивает опять ряд революционеров. Наконец, подходит очередь третьего ряда, и этот ряд падает также на трупы первых двух рядов.

Пулемет уносится прочь, и на место его приносят лопаты для рытья могилы для расстрелянных. В длинной груде тел проявляется движение. Значительная часть расстрелянных находится еще в живых и корчится в предсмертных муках. Хрип умирающих и стоны слышатся из груды тел, в то время как могильщики копают могилу для расстрелянных.

Убитые сваливаются в могилу и засыпаются землей. Те, которые особенно сильно корчатся, прикалываются «из милосердия» штыком, но еще и со дна могилы слышатся тихие стоны и вздохи... Здесь и там шевелится рука или нога, как знак того, что предсмертная агония не у всех еще закончилась.

Сколько всего было расстреляно в Выборге борцов красной гвардии, — точных сведений не имеется. Обыкновенных граждан расстреливали наряду с красногвардейцами. Казни происходили обычно по утрам, около 4—6 часов. Первыми жертвами из штатских были члены красного почтового совета.

Уже этих ужасных примеров достаточно, чтобы убедиться в том, что здесь проявлялись не только зверские, кровожадные инстинкты, проявлявшиеся в некультурных белогвардейцах, но и определенный план, определенная, обдуманная месть.

***

После открытой классовой войны капиталистическое государство, или буржуазия, принялось с непоколебимой последовательностью производить окончательную расправу. Весь государственный аппарат был пущен в ход для подавления рабочего класса.

Во многих местах страны красногвардейцы сдались, как известно, объединенным силам немецких империалистов и финляндских белогвардейцев, — сдались на определенных условиях или без условий. Палачи буржуазии, конечно, не считались ни с какими условиями и расстреливали, как видим из вышеизложенного, сдавшихся. Оставшихся в живых сгоняли, как скот, в концентрационные лагери для пленных. Туда же сгонялись беженцы; мирные граждане, которых арестовывали целыми массами, поскольку не успевали их расстреливать. Таким образом, было собрано колоссальное количество пленных.

Но буржуазия не довольствовалась этим количеством жертв. По всей Финляндии была начата облава на красных. Их искали по лесам и деревням, даже с собаками. Таким образом, лагери для пленных переполнялись.

Политическая система сыска и доносов была воскрешена к жизни. На службу буржуазии явились финляндские охранники времен царизма. Само собою понятно, что вследствие доносов в тюрьмы приводились все новые и новые жертвы. Официальная полиция изощрялась на изловлении «преступников», «убийц», «грабителей» и «изменников». Таким образом, были арестованы, между прочим, члены социал-демократической фракции сейма. Была арестована также масса лиц, совершенно не участвовавших в революции.

Результатом всего этого было, по сообщениям самих белогвардейцев, свыше 70 000 лишенных свободы мужчин, женщин и детей. Точную цифру заключенных трудно установить.

Тюрьмы и лагери для пленных являются в Финляндии настоящими домами пыток и мучений. «В Кёккёла [XIII], где мы находились вместе с тысячами других заключенных, — рассказывают о своих переживаниях заключенные, — арестованные помещались в полутемных битком набитых камерах... Заключенным не давалось никакого постельного белья, и они должны были спать на неровных досках. Эти доски для спанья были полны всевозможных паразитов».

Обхождение с арестованными в тюрьмах и лагерях самое зверское. Так напр[имер], в Канпукси, где находился временный лагерь, — пишет один очевидец, — «одного приговоренного к смерти заключенного держали несколько суток полуголым на морозе, прикованным к столбу, прежде чем его расстреляли». Некоторые арестованные были прикованы по рукам и ногам кандалами так крепко, что у них была содрана с рук и ног кожа. В Йоэнсуу избивали арестованных при допросе так, что голова и бока у них были совершенно избиты. Также поступали в Вёури. Эти избиения бывали так жестоки, что жертвы лежали целыми днями без сознания. Из Ювяскюля [XIV], Кексгольма [XV] и прочих мест сообщают то же самое.

Собственно лагеря для пленных имеются или, во всяком случае, имелись в Гельсингфорсе, Тавастгусе [XVI], Куопио, Лахтис, С.-Михеле [XVII], Улеаборге, Рихимяках, Экенесе [XVIII], Таммерфорсе, Або, Николайштадте и Выборге. Но так как в эти лагеря нельзя было более поместить арестованных, и так как облавы все еще продолжались, то по всей стране образовались свои «лагеря». Во всех этих лагерях арестованные должны переживать всевозможные страдания. Голод, теснота, паразиты, грязь, болезни, жестокое обращение и боязнь за свою судьбу являются их постоянными спутниками.

Буржуазия мучила заключенных голодом. Даже те незначительные порции, которые полагались заключенным, расхищались надзирателями и прочей тюремной администрацией. Заключенным приходилось терпеть настоящий голод. Напр[имер], в Свеаборгском лагере весной заключенным давались лишь вода из кислой капусты и десяток испорченных салак в день. В этой воде иногда бывали и капуста, и жир, но жир бывал настолько испорчен, что щи имели отвратительный запах. В течение трех недель приходилось обходиться этой пищей, и, наверно, никто не остался бы в живых, если бы нельзя было покупать у немецких солдат консервов по неимоверным ценам. Те, у кого не было денег, умирали. Часто проходило два, три, четыре дня совершенно без хлеба. Позже стали давать вместо салаки селедку, и в суп стали класть коренья, сушеную рыбу и более лучший жир, но и эта пища была плохая, и прежде всего ее было очень мало.

Питание селедкой вызывало страшную жажду, а слишком большое употребление воды для удовлетворения жажды вызывало пухлости в ногах, в желудке и вообще во всем теле. Родные могли посылать пищу лишь тайком, поскольку это было возможно в условиях строгой охраны.

В Свеаборге из 6 000—7 000 заключенных умерла до августа одна треть. Да и на тех, которые получили условное «освобождение», голод оставил свои нестираемые следы в виде полного ослабления жизненных сил. Так, напр[имер], из русских граждан, выпущенных из Свеаборга многие умерли, не доехав до Петрограда.

В лагере для пленных в Лахтисе, как сообщает один из находившихся там, в среднем умирало по 30 человек в сутки от недостатка питания. В Улеаборге находилось 900 русских заключенных. Они терпели страшный голод. Некоторые ели собак и лягушечье мясо.

Плохое питание и ужасающие гигиенические условия вызывали среди заключенных массу болезней. Цинга, оспа, тиф и пр[очее]. господствовали, да и теперь господствуют в финляндских тюрьмах.

Обращение финляндских тюремщиков со своими жертвами, конечно, самое зверское. Заключенных избивали прикладами, плетьми, штыками. Так, напр[имер], из лагеря в Рихимяках сообщают: «Все время били прикладами и резиновыми плетками. Часто стреляли в толпу заключенных. В Рихимяках умирало ежедневно 25—30 заключенных от голода. Ноги опухали от голода так сильно, что “большевики” [XIX] не влезали на ногу». «Прикладами по лицу били в Рихимяках заключенных, которые не были в состоянии быстро исполнять приказаний. Всего заключенных в Рихимяках было около 8 000».

Один из испытавших тюремные ужасы молодых красногвардейцев, которому удалось бежать, рассказывал следующее: «В лагере для пленных в Taвacтгуce господствовали голод и оспа (и черная оспа). Весною умирало ежедневно по 50—60 человек. Половина из заключенных опухла от голода, эти заключенные были так слабы, что не могли двигаться. Так, напр[имер], когда одна группа заключенных была выпущена на время на тюремный двор, то заключенные начали немедленно от голода есть траву и листья».

По рассказам очевидцев, заключенных расстреливали в финляндских тюрьмах за малейшие проступки «в назидание другим».

Для дополнения картины ужасов тюремной жизни в белогвардейской Финляндии приведем здесь сообщение буржуазной газеты «Известия Южной Финляндии» о положении в лагере для пленных вблизи Лахтиса, в Хеннала, за каковое сообщение газета была прикрыта. «Весь лагерь окружен, — писала газета, — забором из колючей проволоки в два метра высотою. У ворот и вокруг лагеря стоят пулеметы, всегда готовые “чистить”, если это потребуется. Внутри лагеря, вдоль стены, стоят всегда бдительные часовые на расстоянии метра друг от друга... А стадо заключенных... Оно находится в самом ужасающем положении. Молодые, когда-то сильные мужчины лежат здесь на земле. С ними нельзя говорить, но один уже их внешний вид говорит, что им нехорошо живется. Одни из них опухли, так что кожа натянута, другие же настолько бледны и исхудалы, что кости выступают наружу. Они страдают голодной горячкой, и страдающих этой болезнью в Хеннала находится, по сообщению одного врача, около 600. На дороге группа заключенных занята около водопровода. Умываются. Другие сидят вблизи и чистят свое белье, уничтожая паразитов. Другая группа в 5—6 человек стоит у огня и варит в заржавевших жестяных посудах свою пищу, состоящую из селедочных голов, остатков сушеной рыбы, крошек хлеба, рыбных костей и вообще из всего того, что они могут найти в помойной яме. Таких групп несколько десятков, и в каждой группе ожидают с нетерпением, когда поспеет это лакомство. Вон там одни человек глотает свою селедку, а другой, который уже успел ее проглотить, пьет воду с такою жадностью, как будто хочет погасить огонь. Вон там несут человека на носилках. Лицо синее, как у задушенного. Даю дорогу. Не оспа ли? Но смерть уже крепко запустила в него свои когти.

Обращение самое бесчеловечное, какое можно лишь себе представить. Не нужно особенного нарушения правил, как уже следует самое зверское истязание, т[ак] н[азываемая] скамья пыток, на которую человек кладется голым на живот, и палач дает ему плетью или можжевеловой палкой 10—20 ударов, иногда и больше. Раздаются хватающие за сердце вопли жертвы и грубые проклятия палача».

Об условиях в лагере для пленных в Экенясе был даже представлен финляндскому буржуазному правительству доклад, написанный финляндским профессором Робертом Тигерштедтом [XX]. Высокая смертность среди заключенных объяснялась в докладе плохими гигиеническими условиями и плохим питанием. Профессор констатировал, что смертность в финляндских тюрьмах, а именно 42 человека на тысячу в неделю, неимоверно высока и что такой высокой смертности не наблюдалось даже в царских тюрьмах.

Примеров кровожадной мести финляндской буржуазии можно было бы собрать бесконечное множество. Но уже и вышеприведенные, не подлежащие сомнению факты, подтвержденные самой буржуазией, дают возможность заключить, что господствующая теперь финляндская белогвардейская буржуазия до невероятности бесчеловечна и жестока. Это ужасный зверь, совершенно потерявший от кровожадности свой рассудок.

***

Вначале озверевшая финляндская буржуазия не обращала внимания ни на какие судебные формальности и расстреливала рабочих без всякого суда и следствия. Но со временем это стало невыгодным для самой буржуазии, ибо составленная, главным образом, из мелкобуржуазных элементов белогвардейская армия могла, слишком зазнавшись, оказаться опасною для самих крупных капиталистов. Поэтому крупная буржуазия принялась организовывать сообразный своим интересам «законный государственный порядок», т[о] е[сть] капиталистическую классовую диктатуру. Теперь принялись «законным порядком» разбирать дела до сих пор еще не убитых десятков тысяч красных революционеров. На место общего террора отдельных белогвардейских шаек был введен теперь систематический террор буржуазных «законных судебных учреждений».

В порядок этого судопроизводства входит вымогающее предварительное следствие, формальное следствие перед судом и, наконец, вынесение приговора. Следствие ведется посредством угроз, застращиваний и даже настоящих пыток. Один бежавший из Свеаборга заключенный рассказывает следующее: «После ареста меня допрашивали четыре раза. Белогвардейцы расспрашивали обо всем, принимал ли участие в конфискации оружия, кто был начальником, принимал ли участие в ноябрьской забастовке. Упорно требовали, чтобы я “признался” и при этом приставляли браунинг к уху». Он же сообщает, что «иных заключенных мучили в тюрьме, оставляя их без пищи на несколько суток».

Для расправы с рабочим классом не годились обычные классовые суды. Для этого был издан особый, исключительный закон о политических преступлениях, вступивший в силу 29 мая. На основании этого «закона» были организованы особые судебные учреждения, которые по характеру своей деятельности походили на военно-полевые суды. Обвиняемый в этих судах не имеет возможности ссылаться на свидетелей, да и доводы защитников не принимаются во внимание.

Среди членов каждого из этих «судов» находится по крайней мере один офицер, — по-видимому, для того, чтобы профессия палачей не осталась без представительства. Невоенных членов в эти суды назначает сенат, военных же — главный начальник белогвардейской армии, обвинителей назначает прокурор. Члены назначаются без их согласия. Под руководством «верховного суда по политическим преступлениям» действует в стране около 150 его отделов.

Эти учреждения классовой мести финляндской буржуазии отнюдь не отличаются гуманностью. Все начальники штабов Красной гвардии, а часто и прочие члены [Красной гвардии] приговаривались к смерти. Приговоры приводятся спешно в исполнение. Число приговоренных к вечному тюремному заключению «за государственную измену и незаконные аресты» необычайно велико. «За возбуждение» выносятся также жестокие приговоры, вплоть до смертной казни. При вынесении приговора особенно принимается во внимание прошлое обвиняемого. Если он является старым членом организации, или если он выказал себя где-либо как способный и деятельный член организации, то приговор строже.

По опубликованным 25 июля сведениям, всего было арестованных революционеров в финляндских тюрьмах 50 818. Из них приговорено к тюремному заключению 5 287, условно приговорено 4 345, освобождено лишь 723. О количестве смертных приговоров нет сведений, но, по сообщениям газет, этих приговоров было довольно порядочно. К концу сентября прошлого года «судебная деятельность» этих судов не была еще закончена, так как неразобранных дел было еще тогда 25 820 [1].

Таким образом, финляндская буржуазия, отняв у рабочего класса все права, торжествует свою «победу».

Но, несмотря на это, рабочий класс Финляндии не теряет веры в революцию. И недалек тот день, когда финляндский пролетариат снова восстанет и при помощи пролетарской диктатуры свергнет власть буржуазии.


Примечание издательства

[1] В конце года финляндская буржуазия опубликовала своего рода «амнистию», по которой на менее короткие сроки осужденные революционеры были выпущены из тюрем.


Комментарии

[I] Улеаборг — ныне Оулу, крупный город на северо-западе Финляндии. Улеаборг был одним из немногих мест на севере страны, где первоначально власть в руки взяли красные. После захвата Улеаборга белые создали в нем концлагерь.

[II] Николайштадт — ныне Вааса, город на западе Финляндии. Был провозглашен белыми «временной столицей Финляндии».

[III] На заводе в Мянтя — речь идет, видимо, о целлюлозном заводе Серлакиуса в городке Мянтя в центре Финляндии (ныне Мянття; с 2009 г. слит с соседней Вильппулой в один город). Во время Гражданской войны 1918 г. Мянтя оказался на линии разграничения между белой и красной Финляндиями, и за город шли жестокие бои.

[IV] В портовом городке Кеми (севернее Улеаборга) работал целлюлозный завод, на котором действовала социал-демократическая организация; первыми жертвами «белого террора» в городке стали члены этой организации.

[V] Таммерфорс — ныне Тампере. Таммерфорс был взят белыми 6 апреля 1918 г.

[VI] Кархула — ныне часть города Котка. В 1918 г. был отдельным населенным пунктом.

[VII] Бьёрнеборг — ныне Пори, город и порт на юго-западе Финляндии.

[VIII] Хювенге — ныне Хювинкяя, город севернее Хельсинки. В начале XX в. был важным железнодорожным пунктом.

[IX] Лахтис — ныне Лахти, город на юго-востоке Финляндии.

[X] Кивинеп — ныне поселок Первомайское Выборгского района Ленинградской области.

[XI] Рихимяки — ныне Рийхимяки, город севернее Хельсинки.

[XII] Рантамала Ирмари — один из псевдонимов Альгота Унтолы (Тиетявяйнена), наиболее известного под псевдонимом Майю Лассила (1868—1918), одного из самых крупных финских писателей рубежа XIX—XX вв. Из крестьян, работал учителем и редактором газеты. В 1904 г. был связан с группой эсеров, готовивших покушение на Плеве. Дважды по идейным соображениям отказывался от Государственной премии Финляндии по литературе. В 1917 г. встал на сторону красных и опубликовал ряд пламенных статей с призывом к вооруженной борьбе. Сегодня считается классиком финской литературы.

[XIII] Кёккёла — ныне Коккола, город и порт на западе Финляндии.

[XIV] Ювяскюля — ныне Йювяскюля, город в центральной Финляндии.

[XV] Кексгольм — ныне Приозёрск, районный центр Ленинградской области.

[XVI] Тавастгус — ныне Хямеэнлинна, город на юге Финляндии. В Тавастгусе, в одноименной крепости, располагалась крупнейшая в Финляндии тюрьма.

[XVII] Санкт-Михель — ныне Миккели, город на юго-востоке Финляндии.

[XVIII] Экенес — ныне Таммисааре, город и порт на юге Финляндии (с 2009 г. — часть города Расеборг). С 1918 по 1940 г. в Таммисааре был расположен крупнейший в Финляндии концлагерь.

[XIX] Валенки. Были иронично названы «большевиками» из-за большого размера и потому что были русской обувью и обувью социальных низов.

[XX] Тигерштедт Роберт Адольф Арман (1853—1923) — выдающийся финский физиолог, профессор Гельсингфоргского университета, эксперт Нобелевского комитета. Отличался прогрессивными взглядами, из-за конфликта с царскими властями в начале XX в. уходил в отставку.


Опубликовано в книге: Финляндская революция. Сборник статей. М.: Государственное издательство, 1920.

Перевод с финского: Госиздат.

Комментарии Александра Тарасова


Приложение

Как должна выглядеть доска Маннергейма


Опубликовано в интернете по адресу: http://dearon-red.livejournal.com/11989.html