1 сентября сего года убит в Киеве председатель Совета министров П. А. Столыпин. Вся обстановка убийства и ряд обстоятельств, сопровождавших его, ясно указывающие на прикосновенность к этому убийству чинов охраны[1], приковали к себе общественное внимание, поразившие своею необычайностью, и еще раз в наиболее резкой форме поставили пред русским обществом вопрос о той системе управления, которая доминирует над всей общественной и государственной жизнью России и которая создавала и создает бесконечный ряд кровавых событий русской действительности. Не вдаваясь в глубь истории, можно указать, что за последнее десятилетие мы имели целый ряд аналогичных фактов убийства высших русских сановников при содействии чинов политической охраны. Никто не сомневается теперь, что убийства министра внутренних дел Плеве, уфимского губернатора Богдановича, Великого князя Сергея Александровича, с.-петербургского градоначальника Лауница были организованы сотрудником охраны, известным провокатором Азефом[2]. Известно также, что начальник Петербургского охранного отделения полковник Карпов убит социалистом-революционером Воскресенским-Петровым, приглашенным на службу в охранное отделение, убит в то время, когда он подготовлял с Петровым провокационный акт[3]. Таковы общеизвестные более яркие факты из деятельности политической охраны с широко развитой ею системой провокации. Но если эта система требовала жертв себе вверху среди самих творцов и защитников ее, то в стране она уносила тысячи жертв, тяготела над обществом кровавым кошмаром. Культивируемая сверху система провокации расцвела пышным цветом во всей охранной организации до самых ее низов. Повсюду инсценируются: издательства нелегальной литературы («Революционная Россия», Томск), мастерские бомб (Куоккала, Хорольский в Екатеринославской губ.), транспортировка из-за границы нелегальной литературы и оружия (Виленское охранное отделение, «Джон Крафтон»[4]), подготовка террористических актов, покушения на представителей власти (фон Оглио в Пятигорске) и т.д.; благодаря такой широкой деятельности, тысячи жертв, втянутых этой адской машиной, идут в ссылку, в тюрьму, каторгу, на виселицу. С торжеством черной реакции, деятельность охраны с ее провокационными приемами занимает доминирующее, всепоглощающее место правительственной деятельности. Вместо удовлетворения требований широких демократических слоев населения, вместо установления элементарных условий правовой жизни, столь необходимых для развития творческих сил многомиллионного великого народа, вместо торжественно обещанных политических свобод над страной безгранично господствует грубый произвол и административное усмотрение, и все управление государством сводится к развитию этой охранной деятельности. Вся общественная жизнь приносится в жертву этому молоху русской полицейской государственности. Но став независимой, самодовлеющей организацией, на которую правительство, не имеющее за собой никакого жизнеспособного общественного класса, опиралось как на единственную свою опору в борьбе с народом, охрана стала государством в государстве, правительством среди правительства, министерством в министерстве. Товарищ[5] министра, заведывающий полицией, стал хозяином положения, перед ним стал трепетать и сам министр внутренних дел. Таким образом, охрана, созданная правительством как орудие борьбы с обществом, требующим громадных прав, как орудие грубого насилия против политически пробудившегося народа, усилила разложение, деморализацию и анархию высших правительственных органов. Она стала орудием междоусобной борьбы лиц и групп правительственных сфер между собою. Самым ярким проявлением, зрелым плодом этой анархии органов государственной власти является факт убийства в Киеве председателя Совета министров Столыпина. Столыпин, который открыто пред страной защищал необходимость для современного русского правительства существующей системы политического сыска и охраны, Столыпин, который, по словам кн. Мещерского[6] («Гражданин», № 37), говорил при жизни «охранник меня убьет», Столыпин, создавший культ охраны, погиб от руки охранника, при содействии высших чинов охраны. При каких обстоятельствах совершилось убийство Столыпина — известно. Он убит Богровым[7], состоявшим на службе в охране, «агентом внутреннего освещения». Богров был вызван начальником Киевской охраны полковником Кулябко[8] в Киев специально для охраны Столыпина, он получил входной билет в театр, где совершил убийство, от самого начальника охраны, с ведома других высших чинов охраны на киевских торжествах: Веригина[9], Спиридовича[10] и товарища министра внутренних дел Курлова[11], главного руководителя охраны. Богров допущен был в театр для того, чтобы раскрыть там террористов, которые, по его заявлению охране, должны были совершить покушение на жизнь Столыпина. Приходится предполагать при этом, что чины охраны сознательно, намеренно должны были пропустить в театр и самих террористов, так как все входные билеты выдавались охраной и, конечно, с чрезвычайным выбором. Такое предприятие совершалось для наибольшей славы охраны, когда покушение будет остановлено в последний момент. При этом обращает на себя внимание и тот факт, что один из выходов театра не был совершенно охраняем, и Богров после произведенных выстрелов в Столыпина направился именно к этому выходу. На основании уже этих фактов, ставших достоянием общественного мнения, в обществе вплоть до самых правых его кругов вполне определенно формируется обвинение в несомненной причастности охраны к убийству Столыпина. Там, где все было сосредоточено на охране, там, где на охрану было затрачено до миллиона рублей из государственного казначейства, там, где охраной непосредственно руководил сам товарищ министра внутренних дел шеф жандармов[12], там [, где] чиновники охраны при содействии высших чинов охраны якобы напрягают все свое внимание на охране Столыпина, — Столыпин убит. Пользуясь фактом убийства Столыпина, как новым кровавым проявлением разлагающего действия охраны с ее провокационною системою, которая логически вытекает из современной политики правительства и командующих классов и тяжелым кошмаром лежит на всей гражданской самодеятельности общества, мы, нижеподписавшиеся, предлагаем Государственной думе предъявить в порядке ст. 33 Учр. Гос. думы нижеследующий запрос председателю Совета министров и министру внутренних дел:
«1) сознают ли они, что убийство бывшего председателя Совета министров П. А. Столыпина, равно как и другие аналогичные убийства высших сановников (Плеве, Великого князя Сергея, Лауница, Богдановича) являются естественным логическим следствием существующей организации политической полиции с широко развитой ее системой провокации, которая естественно, разлагая правящие сферы, кладя на них пятно позора сотрудничества с наемными убийцами, налагает на общество гнет наглого, грубого насилия, парализующего живые силы народа;
2) намерены ли они что-либо предпринять для уничтожения организации политической охраны с ее системою провокации?»[13]
Запрос предлагаем признать спешным. Первый подписавшийся: Покровский-2[14].
15 октября 1911
Комментарии
[1] Охранного отделения.
[2] Действительно, все указанные террористические акты были осуществлены Боевой организацией Партии социалистов-революционеров, когда БО возглавлял Евно Азеф.
[3] В ночь с 8 на 9 декабря 1909 г. в Петербурге при взрыве на конспиративной квартире охранки погиб начальник Петербургского охранного отделения полковник С. Г. Карпов. Взрыв был произведен эсером-боевиком, агентом-провокатором А. А. Петровым. Петров был арестован с подложными документами на имя Воскресенского, завербован охранкой, выдал товарищей, с личного согласия П. А. Столыпина ему был организован «побег», однако в Париже Петров покаялся перед эсерами и в искупление должен был совершить громкий террористический акт против чинов охранки.
[4] Ошибка стенографиста. Должно быть: «Джон Графтон». История с пароходом «Джон Графтон» в этот список вставлена несправедливо. Охранное отделение, конечно, имело информацию об этой операции через своих агентов Азефа и Манасевича-Мануйлова, но саму транспортировку оружия и взрывчатки на «Джоне Графтоне» не организовывало. Операция была разработана и проведена лидером Финляндской партии активного сопротивления К. Циллиакусом в соавторстве с Г. А. Гапоном. Циллиакус на деньги, полученные от японской военной разведки, купил пароход «Джон Графтон» и загрузил его оружием и взрывчаткой. Предполагалось разгрузить пароход у финского побережья и в районе Выборга — для вооруженного восстания в Петербурге и на Балтийском побережье. Основная часть груза предназначалась эсерам и гапоновцам (предполагалось, что Гапон будет лидером восстания), остальное — Партии активного сопротивления, финляндским социал-демократам, большевикам и латышским социал-демократам. Но 26 августа (8 сентября) 1905 г. пароход сел на мель в финских шхерах, незначительная часть оружия была сгружена на ближайшие островки, а пароход подорван.
[5] Заместитель.
[6] Мещерский Владимир Петрович (1839—1914) — вероятно, самая одиозная фигура в истории российской журналистики. Крайне правый публицист-охранитель, ультрамонархист, враг народного просвещения. На средства правительственного «рептильного фонда» издавал журнал-газету «Гражданин» (1872—1914), а также в 1881 г. — «Дело», а в 1905 г. — «Дружеские речи». Финансировал Союз русского народа. Начиная с 1902 г. оказывал серьезное политическое влияние на Николая II, по протекции Мещерского был назначен на должность министра внутренних дел В.К. Плеве. Камергер Высочайшего двора с 1887 г. Получал от двора две индивидуальные пожизненные пенсии — «за заслуги на литературном поприще» и как «внук Карамзина». Использовал близость к Николаю II для проворачивания крупных финансовых махинаций. После того, как к репутации финансового махинатора добавилась репутация гомосексуалиста-педофила, даже идеологические союзники старались по возможности отстраняться от Мещерского (несмотря на то, что разоблачения его деятельности в подцензурной прессе были запрещены; за один намек на педерастию Мещерского было приостановлено издание газеты «Знамя» в 1903 г.). Автор многочисленных бульварных романов (в том числе «антинигилистских»), пользовавшихся большой популярностью в эстетически неразвитой политически консервативной среде.
[7] Богров Дмитрий Григорьевич (Мордехай (Мордко) Гершкович) (1887—1911) — киевский анархист и агент-провокатор Охранного отделения. С 1906 г. — эсер-максималист, с конца 1906 г. — анархо-коммунист. С конца 1906 — начала 1907 г. — агент Киевского охранного отделения (кличка «Аленский»), с 1910 г. — Петербургского охранного отделения (кличка «Надеждин»). В 1907—1908 гг. по доносам Богрова было арестовано большое число эсеров-максималистов и анархо-коммунистов, в том числе практически в полном составе Киевская группа анархистов-коммунистов. В 1910 г. попал в революционных кругах под подозрение в провокаторстве. В 1911 г., заморочив головы своим руководителям в охранке, подготовил и осуществил убийство премьер-министра П. А. Столыпина в Киевском оперном театре. Через 4 дня после смерти Столыпина проведен через ускоренное судопроизводство закрытым военным трибуналом в отсутствие адвоката и осужден на смертную казнь через повешение, через 3 дня повешен (что усилило в обществе подозрения относительно причастности властных структур к убийству Столыпина). На суде и на казни вел себя исключительно достойно, отказался подавать прошения о пересмотре дела и о помиловании.
[8] Кулябко Николай Николаевич (1873—1920) — начальник Киевского охранного отделения в 1907—1911 гг., прямой начальник Д. Богрова. Абсолютно бесцветная личность, обязанная карьерой родственнику — А. И. Спиридовичу, шефу агентуры дворцовой охраны. После убийства Столыпина снят с должности, привлечен к ответственности. Благодаря протекции Спиридовича избежал суда. Но в связи с открывшейся растратой казенных денег был приговорен к 18 месяцам заключения, которые Николай II сократил до 4 месяцев. После увольнения из охранки работал агентом по продаже швейных машинок.
[9] Веригин Митрофан Николаевич (1878—1920) — статский советник, с 1906 г. — секретарь Департамента полиции, с 1911 г. — чиновник по особым поручениям при Министерстве внутренних дел, исполняющий обязанности вице-директора Департамента полиции. В 1911 г. сопровождал П. Г. Курлова (см. примеч. 11) в Киеве. После убийства Столыпина подпал под расследование, но, как и все остальные высокопоставленные полицейские чины, избежал суда. Уволен со службы.
[10] Спиридович Александр Иванович (1873—1952) — в 1902 г. возглавил Киевское охранное отделение, в 1906 г. переведен в дворцовую охрану, где до 1916 г. заведовал агентурой. После убийства Столыпина привлечен к расследованию (по распоряжению Николая II дело прекращено). С 1915 г. — генерал-майор. С 1916 г. — градоначальник Ялты. После Февральской революции арестован, содержался в Петропавловской крепости, допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией, затем освобожден под залог. В 1920 г. эмигрировал во Францию. За границей выступал как жандармский историк российского революционного движения.
[11] Курлов Павел Григорьевич (1860—1921) — первоначально прокурорский работник, с 1903 г. — курский вице-губернатор, с 1905 г. — минский губернатор. Прославился жестокостью при подавлении революционных выступлений. В 1907 г. — исполняющий обязанности вице-директора Департамента полиции, начальник Главного тюремного управления. С 1909 г. — товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией, командир Отдельного корпуса жандармов. С 1910 г. — генерал-лейтенант. После убийства Столыпина должен был предстать перед судом, но отделался отставкой. После Февральской революции арестован, содержался в Петропавловской крепости, допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией, в августе 1917 г. переведен под домашний арест, откуда бежал за границу. В эмиграции — крайний монархист.
[12] В тот момент шефом Корпуса жандармов был П. Г. Курлов.
[13] 16 ноября 1911 г. с ответом на этот запрос (а также на запросы фракций октябристов и умеренных националистов) в Государственной думе выступал министр внутренних дел А. А. Макаров, который ничего толком сказать не смог, однако после этого Дума «перешла к текущим делам». Возбужденное в связи с убийством Столыпина в отношении Курлова, Спиридовича и Веригина дело было в январе 1913 г. прекращено по указанию Николая II.
[14] Покровский Иван Петрович (1872—1963) — депутат III Государственной думы от Кубанской и Терской областей и Черноморской губернии, социал-демократ. Врач, работал в Мариинской больнице в Петербурге. В 1902 г. арестован и после двух лет тюрьмы выслан в Восточную Сибирь на поселение. Во время Русско-японской войны — военный врач. После Манифеста 17 октября вернулся к активной политической деятельности, большевик. Редактор большевистских газет «Правда» и «Звезда». Во время Первой мировой войны — главврач санитарного поезда. После Октябрьской революции — заведующий Кубанско-Черноморским здравотделом, персональный пенсионер. Порядковый номер в Государственной думе присваивался депутатам-однофамильцам.
Воспроизводится по книге: Убийство Столыпина. Свидетельства и документы. Нью-Йорк: Телекс, 1989.
Комментарии Александра Тарасова.