Александр Тарасов

Провокация.

Версия событий 3—4 октября 1993 г. в Москве

Эта работа явилась результатом попытки построения профессионалом-политологом жизнеспособной версии недавних событий, позволяющей разъяснить многочисленные «странности», связанные с событиями 3—4 октября в Москве, «странности», число которых явно превысило все возможные в таких случаях «нормы». Разумеется, предлагаемая ниже версия (если бы я писал статью в специальный журнал, я сказал бы: рабочая гипотеза) не претендует на истину в последней инстанции, но обладает одним большим достоинством: будучи внутренне непротиворечивой, она позволяет предложить для всех «странностей» единое объяснение, в то время как при других версиях приходится предлагать (изобретать) специальное объяснение для каждой из «странностей» отдельно.

Я вовсе не являюсь автором версии о провокации президентской стороны. Эта точка зрения — более или менее аргументированно была высказана многими людьми уже в первые дни после штурма «Белого дома» (например, Викторией Шохиной: «Я вижу грандиозную политическую провокацию») [1]. Более того, до второй половины октября я отказывался принять эту версию, полагая, что имело место стихийное развитие событий, вполне естественное при учете того фактора, что политическая арена у нас сегодня — сфера действия преимущественно посредственных и самовлюбленных дилетантов.

Но накапливавшиеся факты и свидетельства — как устные, участников событий, так и печатные — заставили меня изменить точку зрения.

Причины

Президентская сторона к концу сентября — началу октября оказалась стороной, более заинтересованной в быстром силовом разрешении конфликта, чем «Белый дом». Нанеся своим противникам 21 сентября сильнейший удар, Ельцин в течение последующей недели потерял темп, и события стали спонтанно развиваться в невыгодном для него направлении. То, что депутаты отказались подчиниться «новому матросу Железняку» и покинуть «Белый дом», создало постоянный очаг напряженности, а отключение электроэнергии, тепла и воды от «Белого дома», обнесение его колючей проволокой и милицейскими заслонами только героизировало сидящих в «Белом доме» депутатов в народном сознании (а еще вернее — в подсознании). С депутатами однозначно солидаризировался Конституционный суд, а законодательная власть, опираясь на Конституцию, заявила о смещении Ельцина и назначении и.о. президента Руцкого. В стране появились два президента и два комплекта «силовых» министров. Двоевластие, таким образом, приняло формы, характерные уже для времени гражданской войны.

Блокада «Белого дома» повлекла за собой появление новых очагов сопротивления — сначала в Москве (Краснопресненский райсовет, Моссовет), а затем и в провинции — облсоветы, краевые и республиканские советы и даже ряд представителей административной власти на местах. Сторонники «Белого дома» в Москве начали организовываться и переходить к акциям уличного протеста. Столкновения с милицией и ОМОНом день ото дня обостряли ситуацию — при чрезвычайно вялом отклике «демократической» общественности. Причем для всех было очевидно, что достаточно снять колючую проволоку и блокаду «Белого дома» — и уличные беспорядки прекратятся: исчезнет породившая их причина.

Медленно, но верно возрастало число противников президента Ельцина: начиная с ФНПР и кончая целым рядом «демократических» партий и организаций, а также представителями деловых кругов. Правозащитные организации, как в России, так и за рубежом, выразили недовольство в связи с ограничением ряда гражданских прав в Москве и введением без объявления и соблюдения необходимой юридической процедуры на части территории столицы элементов «чрезвычайного положения» (ограничение свободы передвижения, свободы слова, собраний и т.д.). По мере того как на телеэкранах мира все чаще появлялись кадры с избиваемыми дубинками демонстрантами, а самим журналистам (отечественным и зарубежным) все больше доставалось от омоновцев, все откровеннее проступало в средствах массовой информации (и наших, и за рубежом) недовольство действиями исполнительной власти в Москве — сначала ограничениями свободы слова и свободы получения информации журналистами («Хельсинки уотч» выступила, например, с очень резким заявлением), а затем и в целом. 29 сентября ситуация в этом плане стала критической: после публичного заявления госсекретаря Уоррена Кристофера о том, что американская администрация потребовала от Ельцина обеспечить права человека в Москве, в том числе и тем, кто находится в «Белом доме». Последовавшее через несколько часов после этого выступления У. Кристофера еще более жесткое заявление Белого дома с требованием не допустить применения насилия правительственными войсками ставило Ельцина в трудное положение: без применения силы очистить «Белый дом» было невозможно, а от применения силы первым его уже предостерегли.

Оставалось одно: заставить «Белый дом» первым прибегнуть к силе. Но и в «Белом доме» прекрасно понимали, что этого допустить нельзя, и, несмотря на «психоз осажденной крепости», присущий всем осаждаемым, старались по мере сил избежать стрельбы: изымали и складировали ранее выданное оружие, выдавали его дежурным под расписку и т.д. [2] Продемонстрированные после штурма «Белого дома» кадры вскрытия хранилищ с опечатанным оружием, так и не розданным (вопреки логике) в ночь с 3 на 4 октября защитникам «Белого дома», также подтверждают это. Да и рядовые «защитники» постоянно ожидали и боялись провокаций и дружно сходились на том, что брать оружие не стоит (это засвидетельствовал корреспондент яро ненавидевшей «Белый дом» газеты «Московский комсомолец», пробравшийся в ряды защитников «Белого дома» и записавшийся в пресловутый «полк Руцкого» [3]. Провокации действительно были: неизвестно кто доставил в «Белый дом» и распространил листовки с призывом громить рестораны; неизвестно как попала внутрь оцепления загадочная машина с громкоговорителем (неизвестно как и исчезла), из которой призывали взять штурмом штаб ОВС СНГ и т.д. [4]

Вдобавок ко всему, установление жесткого контроля над радио и TV со стороны исполнительной власти вызвало многочисленные протесты и явное раздражение в обществе. Идеологический контроль со стороны исполнительной власти над теле- и радиоинформацией достиг почти брежневских размеров и вызывал соответствующие аналогии. Кроме того, в провинции, где местные власти через местные средства массовой информации (СМИ) быстро и эффективно доводили до населения, что их позиция центральными СМИ искажается в угоду президенту (как это было, например, в Белгороде или в Карелии), резко выросло недоверие к исходящей из «центра» информации и восприятие центральной mass media как «лживой». Захват и закрытие президентом газет, журнала, радио- и телепрограммы, учредителем которых был Верховный Совет, лишь увеличил число недовольных. Отрицательно сказался на репутации Б. Ельцина и откровенный до цинизма подкуп депутатов Верховного Совета: обещания «перебежчикам» «теплых мест» в аппарате исполнительной власти с высокой зарплатой и т.п.

Кроме того, отключение телефонной связи в целом ряде зданий «силовых» министерств (включая Генеральный штаб, Министерство обороны и Главную военную прокуратуру) не только публично унижало работников «силовых» министерств, но и создавало нетерпимую ситуацию, чреватую угрозой обороноспособности страны. Не случайно «Комсомольская правда» сообщение об отключении телефонов в зданиях Минобороны и Генштаба сопроводила саркастическим заголовком «А если завтра война?».

Жесточайший удар по положению президента нанес «бунт субъектов Федерации». Признание рядом регионов Руцкого законным и.о. президента, Всесибирское совещание, поставившее Б. Ельцину ультиматум с требованием снять блокаду «Белого дома» и начать переговоры с Верховным Советом под угрозой блокады Транссиба, безуспешная попытка Ельцина сместить «мятежного» новосибирского губернатора В. Муху, дружно поддержанного местными политическими партиями, предприятиями и даже местным УВД, антипрезидентские по сути решения Совещания субъектов Федерации Северо-Западного региона и Совещания субъектов Федерации в зале Конституционного суда 30 сентября показали президенту, что если срочно, до 9 октября (дата созыва Совета Федерации), не подавить силой сопротивление «Белого дома», то тогда после 9 октября уже придется подавлять силой сопротивление регионов. А на это и силы может не хватить, да и желающих может не найтись.

Завершающим ударом по президенту явилось решение Русской православной церкви выступить посредником в конфликте и предложить местом переговоров Свято-Данилов монастырь. Это означало, что РПЦ, которую последние годы обхаживали все ветви власти, признает равной стороной на переговорах распущенный и упраздненный президентом Верховный Совет, за которым, говоря словами одного классика, не стоит ничего, кроме «силы фразы», в то время, как за властью исполнительной — «не прикрытая фразой сила». Особенно неприятным для президентской стороны было, видимо, то, что резко возросшая посредническая активность Алексия II выглядела как ответ на призыв к нему проявить такую активность со стороны деятелей культуры — сторонников «Белого дома» [5].

Существуют глухие свидетельства относительно того, что Совет Федерации поставил обеим конфликтующим сторонам ультиматум: если они не достигнут максимум 3 октября компромисса, то 4 октября Совет Федерации возьмет на себя всю полноту власти в стране [6].

Как выражался другой классик, «кризис назрел».

Предвестники

Подготовка исполнительной власти к разрешению конфликта с законодательной с помощью силы началась задолго до опубликования указа № 1400 — первоначально, вероятно, в качестве возможного варианта развития событий.

Одним из первых шагов в этом направлении был, видимо, приказ об изъятии табельного оружия у офицеров, а также у курсантов военных училищ и вузов, и отправке его на склады. Это делало армию более контролируемой в случае внутреннего вооруженного конфликта и оставляло оппозицию без вооруженной поддержки симпатизирующих ей офицерских кадров.

Снятие В. Баранникова с должности министра безопасности и переподчинение войск МБР частично МВД, частично Министерству обороны, а частично (спецгруппы «Альфа» и «Вымпел») — ГУО (президентской охране), привело еще летом осенью ряд аналитиков к мнению, что Ельцин пытается если не поставить МБР под свой тотальный политический и идеологический контроль, то, как минимум, парализовать его и оставить без реальной военной силы на случай обострения борьбы до уровня вооруженного противостояния. Тем более, что основной предлог для снятия Баранникова (недостатки в руководстве погранвойсками) выглядел явно надуманным. Сегодня мы знаем, что Баранников был снят в связи с тем, что пришел к выводу (или дал себя убедить), что политика Ельцина наносит ущерб национальным интересам России — и за спиной Ельцина вступил в тайный союз с Руцким и Хасбулатовым [7]. По аналогичным причинам был ранее снят с должности и «человек № 2» в МВД — генерал Дунаев.

Демонстративные посещения в последние месяцы Б. Ельциным воинских частей (как раз тех, которые были непосредственно затем задействованы в Москве) навели на мысли о готовящемся государственном перевороте как многих представителей оппозиции, так и независимых наблюдателей. Показательно, что проправительственная пресса их тогда высмеивала: у страха, мол, глаза велики.

Скандально известный «генерал» Дм. Якубовский, тайно ввезенный на президентском самолете и на президентском бронированном лимузине из Канады в Кремль для подготовки компромата на Руцкого и Хасбулатова, признался в сентябре, что еще в июле был разработан план, в соответствии с которым «блок Хасбулатов — Руцкой» должен быть устранен с политической арены «до ноября» [8].

За несколько дней до объявления указа № 1400 работникам «силовых» министерств, а заодно и президентской охране (ГУО РФ) «вдруг» повысили зарплату — в среднем в 1,8 раза. Что интересно: всего за две недели до того «силовые» министерства (по инициативе Министерства обороны, в котором офицеры кое-где месяцами не получали денег, а в августе денежное довольствие в большинстве частей было выплачено лишь на 40 %) попытались «выбить» из Совмина повышение зарплаты. Тогда им показали на дверь. И вдруг — такая щедрость. Умудренные горьким опытом последних лет, «силовики» заподозрили, что их собираются послать под пули. И, как выяснилось позже, не ошиблись. Все это также свидетельствует о том, что президент вовсе не «спонтанно подписал» 21-го указ № 1400, «оскорбившись хамством Хасбулатова», как предположили некоторые газеты.

Да и сам пресс-секретарь президента В. Костиков несколько опрометчиво признал, что Ельцин давно и сознательно готовил государственный переворот: «Неужели кто-то думает, что документ (указ № 1400) был написан за несколько часов и президент с ходу его подписал?! Это результат длительных проработок, в которых принимала участие большая группа юристов, в том числе из Правового управления при президенте, всего около 40 человек. К 21-му числу работа была завершена, правовые аспекты проработаны, президент посмотрел и одобрил указ» [9].

22 сентября, на следующий день после подписания указа, ряд московских клиник получил указание подготовить койки и средства для приема возможных «пострадавших». В тот же день МВД бросают еще одну (после повышения зарплаты) кость: Совет Министров принимает постановление об усилении патрулирования с привлечением военнослужащих (привлекаются целых 34 тыс. военнослужащих), об увеличении штата МВД на 45 тыс. человек, о возрождении ДНД (чего милиция давно добивалась). Минфину дано указание изыскать средства на содержание новых 45 тыс. милиционеров. С 1994 г. 70 тыс. призывников будут направляться на комплектование внутренних войск. Для патрульно-постовой службы выделяются специальные помещения, будут строиться мини-городки милиции. Наконец, создаются оперативные группы по контролю над рынками, толкучками, и вообще «местами торговли товарами народного потребления и сельскохозяйственными продуктами» (это же Клондайк! золотое дно!).

22 сентября Радио «Свобода» сообщило, что Тульская дивизия ВДВ уже несколько дней находится в состоянии повышенной готовности. Не знавшие ничего о грядущем указе № 1400, десантники думали, что их бросят в Абхазию. Дивизии обещали также платить в ближайшее время в долларах [10]. Позже выяснилось, что в состоянии повышенной боевой готовности задолго до событий 3—4 октября и даже до подписания указа № 1400 была и Псковская дивизия ВДВ. А дивизии им. Дзержинского, Таманская и Кантемировская были раньше времени переведены на зимние квартиры, что позволяло привести их в состояние боеготовности за 2 часа [11]. Сразу после 29 сентября, как стало позднее известно еженедельнику «Аргументы и факты» из армейских кругов, президентская сторона стала прощупывать части с целью определения наиболее надежных и беспринципных, готовых на все ради чинов и денег. «Их «выщипывали» и продвигали к Москве. Так случилось, скажем, с Тульским учебным полком погранвойск» [12].

В Москву начинают стягиваться ОМОНы со всей России (в конце концов в Москве оказался ОМОН из 47 республик, краев и областей; кажется, только Татарстан отказался прислать своих). «Правдист» Г. Овчаренко, «сидевший на криминальной теме», с изумлением обнаружит вскоре в оцеплении «Белого дома» знакомых участковых, сыщиков из МУРа и даже работников УВИРа [13].

28 сентября блокированный ОМОНом «Белый дом» обносят колючей проволокой, подтягивают несколько БТРов, начинают «психологическую войну» с помощью агитационного БТРа с радиодинамиками. Это должно спровоцировать — не может не спровоцировать (на этот счет есть специальные разработки психологов) — «зашкаливание» стрессового состояния у осажденных. Спецслужбы хорошо знают тактику доведения осажденных людей до психоза [14]. По словам советника Руцкого А. Федорова, «Белый дом» из табора был таким образом превращен в военный лагерь [15]. Одновременно из «Белого дома» искусно удаляют тех, кто может помешать осуществлению разработанного президентской стороной сценария — например, Кургиняна [16], а заодно и иностранных корреспондентов, организовав через западные посольства «утечку информации» о готовящемся штурме [17].

К 29 сентября численность милиции и внутренних войск, сосредоточенных в районе «Белого дома», достигла 2,5 тыс. человек. Кроме того, постоянно на рабочих местах находилось 50 % личного состава московской милиции и 85 % сотрудников ГАИ [18]. К 3 октября в Москве было сосредоточено 6тыс. одних только омоновцев [19]. При подавлении гражданских беспорядков, если дело дошло до применения оружия, 6 тыс. омоновцев способны противостоять 7 млн 200 тыс. человек — это все взрослое население Москвы! [20] В Москву были стянуты части ГУО, взявшие под плотную охрану Кремль, и подразделения дивизии им. Дзержинского, включая спецназ и 15 БТРов [21].

Решение о начале операции было, скорее всего, принято в штабе президента 29 сентября — в день предупреждения со стороны У. Кристофера, в день, когда в основном уже стала ясна позиция субъектов Федерации и, вполне возможно, наметилась угроза раскола в вооруженных силах (срыв заседания коллегии Министерства обороны 28 сентября). Тогда же, 29 сентября, «исчез» министр обороны Грачев, и все попытки журналистов найти его оказались безрезультатными. Показательно, что 29 сентября Грачев отозвал свое интервью «Московским новостям», в котором обещал, что армия сохранит нейтралитет в политическом противостоянии. Другим подтверждением того, что решение о применении силы было принято 29 сентября, можно считать пресс-конференцию Сергея Шахрая в этот день, на которой вице-премьер твердо заявил, что не будет ни штурма «Белого дома», ни чрезвычайного положения. Как мы все знаем, у наших властей уже вошло в привычку опровергать «слухи» о подготовленных ими акциях как раз перед тем, как эти акции начинают воплощаться в жизнь.

В новую стадию вошла операция по дезинформации и дезориентации сидящих в «Белом доме». Если до этого их доводили до психоза бесконечными сообщениями о готовящемся штурме, результатом чего были постоянные учебные тревоги, беганье в противогазах и т.п. изматывающая хаотическая деятельность [22], то теперь в «Белый дом» потоком шли сообщения из «силовых» министерств (в первую очередь Минобороны) о «поддержке Руцкого и Конституции». То, что такие сообщения в «Белый дом» действительно поступали и что контакты между «Белым домом» и руководством частей «силовых» министерств имели место, — несомненно. На этот счет имеется слишком много доказательств. Дело доходило до командующих округами, флотами, заместителей министра обороны Б. Громова и В. Миронова и главкома ВВС П. Дейнекина [23].

Особое правдоподобие этой «поддержке» придавало то, что «Белый дом» явно «поддерживало» меньшинство в «силовых» структурах (в МВД, по данным Дунаева и Баранникова, не более одной трети), но и этого было достаточно для придания уверенности защитникам «Белого дома» и для их дезориентации.

О том, насколько успешно руководители «Белого дома» были дезинформированы, с видимым удовольствием рассказал «Комсомольской правде» зам. министра безопасности С. Степашин. Баранников был уверен, что на его стороне 7 тыс. сотрудников МБР и целиком несколько управлений МБР, Руцкого удалось убедить, что его поддерживают ВВС, ВДВ и «афганцы». Дело дошло до того, что Руцкой говорил Степашину: «Передай Ельцину — если он сейчас сложит с себя полномочия, если уйдет в отставку, мы, может быть, подумаем о том, чтобы сохранить ему жизнь» и «Вы только березы в Кремле, пожалуйста, не спиливайте — они нам еще пригодятся...» [24] Даже в последние часы Руцкой и Хасбулатов ожидали подхода воинских частей, «обещавших» им свою поддержку [25].

Невозможно пока сказать, насколько эти заявления о «поддержке» были следствием разногласий внутри «силовых» министерств, а насколько — продуманной кампанией по дезинформации «Белого дома». (Командир Кантемировской дивизии, например, заявил, что его подчиненные ни при каких обстоятельствах в Москву не войдут [26], и в «Белом доме» об этом знали.) Есть, однако, косвенное доказательство того, что Руцкой и Хасбулатов пали жертвой «дезы»: если бы в «силовых» министерствах действительно имелись в значительном количестве противники Ельцина, обещавшие свою поддержку «Белому дому», мы сейчас были бы свидетелями не массовой раздачи наград, а массовой чистки: ни одно психически здоровое правительство не станет терпеть в «силовых» структурах офицеров, а тем более высших офицеров, уже продемонстрировавших свою нелояльность.

Одновременно с 29 сентября стянутый в Москву ОМОН ставится приказами в такое положение, которое не дает ему продемонстрировать свои возможности. Московскую милицию, которая, в отличие от «пришлого» ОМОНа, и сама хорошо разбирается в ситуации в столице, начальство искусно дезорганизует серией хаотических взаимоисключающих приказов. Заместитель начальника одного из московских отделений милиции рассказал журналистам «Известий» о той фантастической дезорганизации, которую устроило милицейское начальство в Москве. Такой феерический бардак «случайно» устроить нельзя, только целенаправленно. Газета вынесла в заголовок слова зам. начальника: «С пятницы мы получали невразумительные приказы от руководства» [27]. Милицией проводятся какие-то бредовые суетливые операции, направленные против реально не существующего противника [28]. Складывается впечатление (совершенно не соответствующее истине, разумеется), что ОМОН не в состоянии справиться с немногочисленными толпами сторонников «Белого дома», состоящими наполовину из стариков и женщин. Милиция несет потери (подполковник В. Рештук). В первую очередь это дезориентирует самих сторонников «Белого дома», у которых складывается явно преувеличенное представление о своих боевых способностях. Одновременно и избиваемый ОМОН, который прекрасно понимает, что, получи он разумные приказы, всех дел-то — на полчаса, начинает звереть. Это озверение проявится «когда надо» — то есть в период «чрезвычайного положения». То, что силы МВД прекрасно справились с поставленной задачей, подтверждается и присвоением 1 октября министру Ерину звания генерала армии. Одновременно это — аванс за 3—4 октября.

В значительной степени испуганы и дезинформированы также общественность и пресса. Операции 3—4 октября должна предшествовать пропагандистская подготовка. Причем (по соображениям секретности) желательно, чтобы хоть частично в этой подготовке многие приняли участие спонтанно. И вот журналисты «Коммерсанта» уже пишут: «К вечеру 29 сентября сторонники парламента начали возводить баррикады практически во всем центре Москвы... в ход пошли даже перевернутые троллейбусы... ситуация в Москве может выйти из-под контроля» [29]. Конечно, «баррикад практически во всем центре» не было, но такая устрашающая информация — как раз то, что нужно президентской стороне. «Московский комсомолец» публикует заметку: «Осада Белого дома: число жертв растет. За шесть последних дней в автокатастрофах погибло 32 человека» [30]. Автокатастрофы, понятно, из-за блокады «Белого дома» и уличных беспорядков. Скрытый смысл заметки тот же: пора, наконец, покончить с этим безобразием!

30 сентября в «Известиях» появилась карикатура на знаменитый плакат Моора: Руцкой в буденовке тычет пальцем: «Ты записался защитником Белого дома?» На заднем плане: ГОРЯЩИЙ «Белый дом». Само обращение к плакату времен ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ тоже очень показательно. Еще пример: в «Московской правде» появляется огромная статья Л. Колодного «Почему развалился наш Союз» [31]. Статья откровенно связывается во вступлении и в заключении с ситуацией противостояния в Москве. Основной смысл статьи: СССР развалился потому, что Горбачев в момент первого серьезного кризиса в стране — Карабаха и Сумгаита — не осмелился ввести войска в Степанакерт и Сумгаит и беспощадно, «железной рукой», невзирая на лица и жертвы, подавить «очаг напряженности». Призыв, яснее которого не бывает.

Но это — для «чистой публики», для тех, кто привык к сопоставлениям, обобщениям, выкладкам, большим статьям. Для «широких народных масс» есть «несгибаемый революционер» — ельцинский неофит Валерия Новодворская. 29 сентября «Московский комсомолец» публикует ее короткую и простую, как «Сэлдом», но доходчивую статью-приказ «Их надо сбросить с перевала». Их — это врагов Ельцина, то есть демократии и В. Новодворской. Лера пишет, как подковы кует: «Если бы людоедов с красными флагами... почаще угощали дубинками... они бы не обнаглели так... по улицам должны ездить казачьи сотни и оперативно реагировать на каждый красный флаг... В августе 1991 года мы не добили коммунистов, мирное сосуществование с которыми так же невозможно, как сожительство с гадюкой или скорпионом... И если сейчас, в 1993 году, мы вдобавок не добьем Советы... 21 сентября президент, бесспорно, совершил героический поступок. Ради России он в очередной раз положил голову на плаху... Первый бой выиграл «МК»... И «МК», и ДемРоссия, и интеллигенция, и ДС... Два подвига Геракла президент совершил... Советы надо ликвидировать на всех уровнях... ФНС, РОС, РКП, КПСС и т.д. ... Организации этого сорта указом президента должны быть запрещены... Дать землю в частную собственность... У нас хватает врагов. Их надо сбросить с перевала... вампирам, обрекшим смертной казни чуть ли ни весь народ, кроме символического осинового кола ничего не положено... Революции устраивать это вам не фиалочки продавать». Вот так. Программа действий. Коротко и прямо. С последней прямотой. Как говорил другой крупный демократ (и ближайший соратник еще более крупного демократа — Эдуарда Шеварднадзе) — незабвенный Джаба Иоселиани: «Демократия — это вам не лобио кушать. Всех врагов демократии будем расстреливать на месте».

Обрывки информации о подготовке исполнительной власти к решительным действиям все же просачиваются: 30 сентября «Правда» сообщает о «спешных приготовлениях» в «Матросской тишине»: уплотняются камеры, заключенных с верхних этажей переводят вниз, коридоры тюрьмы нашпигованы «большим количеством атлетически сложенных молодцов в штатском». Становится известно о совещании М. Полторанина с редакторами пропрезидентских газет, где им рекомендовано «правильно и спокойно» отнестись к тому, что произойдет 4 октября. Об этом сообщают Санкт-Петербургское TV и «Правда» [32]. Поэтому «операцию прикрытия» надо продолжать: ОМОН по-прежнему демонстрирует вялость, часть оцепления «Белого дома» даже куда-то уводится, 1 октября по каналам ИТАР-ТАСС распространяется заявление пресс-службы Министерства безопасности, заставляющее заподозрить, что среди чекистов назрел раскол. Наконец, неизвестно где скрывающийся министр Грачев дает приказ о снятии с 30 сентября усиленной охраны со всех объектов в Москве и отправке еще нескольких тысяч военнослужащих «на картошку». Газета «Сегодня» услужливо сообщает на первой полосе: «Генерал Грачев выводит войска из Москвы» [33].

Один из старших офицеров ВДВ спустя месяц после кровавых событий рассказал журналистам, что в ВДВ еще 1 октября знали, что «3-го начнется перестрелка, которая и послужит основанием для начала операции против БД», то есть «Белого дома» [34].

И вот правительство Российской Федерации в Москве предъявляет «Белому дому» ультиматум: сдаться до 4 октября. Почти все средства массовой информации передали этот ультиматум в изложении. Поэтому интересен полный текст, особенно последний абзац: «Правительство Российской Федерации и правительство Москвы предупреждают, что невыполнение настоящего Требования может повлечь за собой тяжкие последствия. В этом случае вся ответственность за такие последствия ложится на Р.И. Хасбулатова и А.В. Руцкого» [35]. Яснее некуда.

Садовое кольцо и «Белый дом»

Все началось не 3, а 2 октября, на Смоленской площади. Приблизительно через часа полтора после начала оба проходивших там митинга — анпиловский и ФНСовский, каждый с числом участников не более 500 человек — стали выдыхаться. Ораторы сказали все, что могли, силенок у митингующих было маловато, вели они себя в основном спокойно, так же как и милиция. ФНСовцы успели даже принять резолюцию, то есть их митинг официально можно было считать завершенным. Толпа начала рассасываться. Тут и появились омоновцы — небольшим числом (50 человек) и без щитов и шлемов. Очевидно, прислать их в таком виде можно было только, чтобы их побили. Естественно, так и случилось. Омоновцы почему-то решили «рассеять» митингующих. «Рассеивали» дубинками. При этом, по некоторым данным, погиб пожилой инвалид — от удара омоновского ботинка по голове [36]. Толпа, столкнувшись с теми, кто лупил ее уже несколько дней подряд на Пресне, озверела и принялась «мочить» ОМОН. Возникли баррикады. Загорелись шины и пустые ящики. О происходящих беспорядках рассказали радио и TV, и на площадь устремились подкрепления к демонстрантам. Чем бы все это кончилось — неизвестно, но появился в конце концов Илья Константинов, который сагитировал всех разойтись — и толпа удалилась по Арбату с пением песен и скандированием «Руцкой — президент!» (удачный лозунг: ритмически произносится так же, как «Спартак» — чемпион!»). TV поведало вечером зрителям, что демонстранты скандировали «лозунги, оскорбительные для президента Ельцина», и вообще освещение событий оставило у всех ощущение полной безнаказанности демонстрантов и бессилия «стражей порядка».

Трудно сказать, что мы наблюдали 2 октября на Смоленской: было ли это «генеральной репетицией» 3 октября или неудачной (из-за И. Константинова, среди прочих причин) попыткой запустить механизм провокации. Как бы то ни было, омоновцы, избитые 2 октября, были деморализованы и готовы к тому, чтобы 3-го бежать с «поля боя». И. Константинов 3 октября на Октябрьской площади (где он должен был быть одним из главных ораторов и организаторов) оказался на обочине событий и воздействовать на ситуацию уже не мог. 3-го числа на Октябрьской он уже в панике метался позади толпы и растерянно причитал: «Что происходит? Куда они все идут? Кто их ведет?» Этому было много свидетелей, начиная с журналистов «Курантов» [37] и кончая корреспондентом Радио «Свобода» в Москве С. Шустером.

Тогда же, 2 октября, по примеру Грачева «потерялся» президент Ельцин. Позднее нам рассказали: выехал на дачу. У юристов это называется: обеспечить алиби.

Нейтрализации Константинова способствовали, видимо, сумбурные перемещения толпы 3 октября — с Октябрьской на Площадь Ильича и обратно. Да и внешне люди, собравшиеся к 14:00 на Октябрьской площади, не выглядели готовыми к активным боевым действиям: много женщин, пожилых, некоторые с детьми — они ведь собрались на «всенародное вече». Собравшихся 3—3,5 тыс. человек. Площадь блокирована так же, как и 1 мая, с той лишь разницей, что теперь перекрыт и Ленинский проспект, а омоновцев и милиции куда больше.

Дальше начинаются «чудеса». Демонстрантам вдруг сообщают, что их разрешенный митинг запрещен, и пытаются разогнать их. «Разгон» этот больше смахивает на сознательное подталкивание демонстрантов в сторону Крымского моста. И вот под водительством скандально известного «демократа» Уражцева, внезапно ставшего лучшим другом еще вчера ненавидимых им генералов и коммунистов, безоружная толпа с легкостью необыкновенной прорывает заслон ОМОНа, разоружает омоновцев и накатывается на следующий заслон — на Крымском мосту. Остальные заслоны, стоявшие на Октябрьской площади, почему-то не пытаются «пресечь беспорядки» ударом с тыла, а с интересом и даже благодушно наблюдают за развитием событий. Затем и вовсе бесследно исчезают. Судя по всему, у них такая роль в сценарии.

У Крымского моста, в начале эстакады в принципе можно сдержать и рассеять любую толпу. Но заслон поставлен «почему-то» уже в глубине моста. Правильно: втянувшейся на мост толпе некуда будет рассеиваться (не с моста же прыгать!) — и она БУДЕТ ВЫНУЖДЕНА прорываться сквозь кордон. ОМОН встречает демонстрантов слезоточивым газом. Газ тут же сдувается постоянно дующим над Москвой-рекой ветром. Невозможно не знать заранее, что так и будет. Газовая атака, таким образом, носит бутафорский и раззадоривающий толпу характер. Кордон на Крымском мосту прорывается так же подозрительно легко, как и на Октябрьской площади. Тут же впервые фиксируется и ошеломившее всех зрелище: часть ОМОНа бежит «со скоростью, удивившей даже быстроногих журналистов» [38]. Игорь Андреев из «Известий» удивлялся напрасно: ОМОН систематически тренируется, в том числе и бегает.

Впечатление такое, что бегущий ОМОН показывал демонстрантам, что делать дальше, чтобы они, упаси боже, не остановились на полпути и не пошли «не туда».

Разоружив омоновцев, толпа в восторге побежала по Садовому. На площади у метро «Парк культуры» — идеальное место для того, чтобы блокировать и рассеять демонстрантов (есть куда рассеивать и невозможно «обтечь» заслоны). Разумеется, такие попытки предприняты не были. На Зубовской — еще одно аналогичное место, хотя и похуже (есть варианты обходов). Но тоже никаких попыток заслонов.

Омоновцы бегут прямо до Смоленской, где стоит очередной заслон. Корреспондент Би-Би-Си Григорий Нехорошев описывал это бегство так, словно рассказывал о разгроме фашистов под Москвой: «Омоновцы бегут, бросая вооружение и технику, демонстранты догоняют их, избивая и отбирая все, что можно отобрать».

Если бы не гонка за омоновцами, демонстранты могли бы вообще не столкнуться с кордоном на Смоленской, стоявшим ниже впадения Арбата в Садовое кольцо, а могли бы, свернув на Смоленскую улицу, выйти по Смоленской набережной к «Белому дому», не встретив никаких кордонов вплоть до линии его оцепления! Но тогда не было бы захвата как бы случайно брошенных омоновских грузовиков и автобусов, на которых демонстранты подъехали уже к «Белому дому» — не было бы такого мощного психологического фактора, как ЗАХВАТ «БОЕВОЙ» ТЕХНИКИ.

Здесь интересен вопрос, почему кордоны вообще стояли именно на пути следования от Октябрьской площади к «Белому дому» — как перст указующий? Почему их не было на других направлениях? А если бы демонстранты свернули, например, по Кропоткинской улице к Кремлю (Красная площадь — традиционное место митингов и демонстраций, Кремль — штаб-квартира ненавистного им Ельцина)? А если бы они пошли на Тверскую к Моссовету? На Пушкинскую? План проведения «всенародного веча» штурма «Белого дома» не предусматривал. Откуда знали милицейские власти, по какому маршруту они должны ставить свои подозрительно непрочные кордоны?

Можно спросить руководство МВД и вот о чем: почему, имея столько техники (брошенной где ни попадя с ключами), милиция и ОМОН ни разу не попытались использовать ее как кордон — для того, чтобы перекрыть улицу? Ранее на тактика применялась неоднократно — последний раз 1 Мая. Вроде никто не помнит, чтобы такую блокировку демонстрантам удавалось прорвать. Неужели с 1 Мая этот прием успели забыть? Не верю: «Белый дом»-то был блокирован именно автотехникой!

Для версии о провокации показательно еще и упорство, с которым руководство МВД отрицает факт бегства своих сотрудников и сдачи ими оружия, спецсредств и техники — якобы ничего этого не было, разве что отобрали у отдельных милиционеров, избитых уже «до бессознательного состояния». То, что это ложь, могут подтвердить десятки, если не сотни очевидцев событий, не говоря уже о десятках миллионов телезрителей. Отрицать очевидное руководству МВД приходится потому, что иначе не удастся объяснить, за что 8 октября обрушился на милицию поток наград — включая Звезду героя на грудь министра Ерина. Ведь по логике событий, после позорного поведения своих подчиненных 3октября, и министр, и начальник ГУВД Москвы В. Панкратов, и многие другие высшие чины МВД должны были слететь со своих постов.

Между тем к прибытию демонстрантов у «Белого дома» все уже было готово: было снято и уведено омоновское оцепление со стороны Нового Арбата и «Белый дом» « блокировался», собственно, лишь цепью поливальных машин, через которые демонстранты легко перелезли. 6 октября начальник ГУВД поведал журналистам, что это, оказывается, была «эвакуация» с целью «передислокации сил» [39]. Надо признать, что эвакуация и передислокация были проведены блестяще: вплоть до утра 4 октября никаких следов эвакуированных и передислоцированных не удавалось найти.

Еще 2 октября в бывшем здании СЭВ (в штабе блокады «Белого дома») находилось от 3 до 5 тыс. вооруженных бойцов. 3 октября — еще до прорыва демонстрантами блокады — они быстро и незаметно исчезли [40]. Правда, забыли часть экипировки (очень любопытные, кстати, вещи: снайперское оружие, огнеметы, гранатометы). Теперь мэрию можно было легко взять штурмом. Было бы желание.

Тут же раздались первые выстрелы — от мэрии. Это засвидетельствовано и тележурналистами, передававшими сообщения с места событий. Демонстранты отхлынули, два человека было ранено. Причем стреляли не только по демонстрантам, но и по окнам «Белого дома» [41]. Результатом стал штурм гостиницы «Мир», причем милиции был дан приказ уйти [42], отошел также и правительственный БТР [43] и демонстрантам противостояли лишь необученные еще новобранцы из дивизии им. Дзержинского, которые тут же сдались в плен.

«Силовые» министры «Белого дома», из собственного опыта знающие, что такое провокация, безуспешно пытаются на этом этапе приостановить развитие событий. Журналисты фиксируют «министра обороны» Ачалова, бегущего куда-то по лестнице и кричащего в передатчик: «Министр обороны приказал никому ни при каких обстоятельствах не стрелять! Это провокация! Занять оборону согласно боевых расчетов!». Баранников настроен пессимистичнее. Так же на ходу он выкрикивает: «Это катастрофа!» [44]

А вот на Руцкого стрельба, похоже, подействовала так, как и было запрограммировано авторами провокации. Советник Руцкого А. Федоров считает: «...не было бы этих выстрелов, не было бы «Останкино» и много другого. Это взорвало ситуацию и взорвало Руцкого. Он из политика превратился в военного» [45]. Запись радиопереговоров в этот момент также свидетельствует, что Руцкой просто остервенел, увидев, что защитников «Белого дома» и сам «Белый дом» обстреливают из мэрии [46].

В 16.35 Руцкой призвал к штурму мэрии. Через 4 минуты 20 секунд мэрия взята с боем. Пока шел бой, оцепления ОМОНа, милиции и дивизии им. Дзержинского с других сторон «Белого дома» срочно стали грузиться и уезжать. Мы уже знаем, что это такое: эвакуация с целью перегруппировки». С точки зрения военной — дикость.

У здания мэрии как бы случайно «забыты» 10—15 армейских машин для перевозки личного состава и автобусы с ключами в замках зажигания. На стороне повстанцев (теперь уже речь действительно идет о восстании) оказываются вдруг 4 БТРа — из числа тех, что стояли в оцеплении «Белого дома». (Кстати, о том, как это произошло, военное и милицейское командование до сих пор старается ничего не говорить.) И с трибуны «Белого дома» и по TV рассказывают о переходе на сторону Руцкого подразделений милиции и части военнослужащих дивизии им. Дзержинского. TV даже показывает их. Газетчики позже также напишут, что лично видели этих людей. Руководство Минобороны и МВД после 4 октября опровергнет эти сообщения. Но люди-то были. Кто они? Куда они делись? (20 октября «Новая ежедневная газета» расскажет: во время танкового обстрела в зале Совета Национальностей укрывались — вместе с депутатами — 200 военнослужащих дивизии им. Дзержинского, перешедших на сторону «Белого дома».)

Итак, события на Октябрьской площади начались после 14:00. Через два с половиной часа был уже разблокирован «Белый дом», взяты гостиница «Мир» и мэрия и район Пресни очищен от правительственных сил. С невероятной скоростью демонстранты пронеслись от Октябрьской до Пресни, причем толпа выросла с 3 до 10—15 тысяч, захватила оружие, спецсредства, технику. Совершенно очевидно, что у защитников «Белого дома» должно было сложиться впечатление, что правительство ситуацией не владеет, руководство «силовых» министерств тайно им помогает и что вообще никто Ельцина защищать не собирается. Здесь нелишне сказать, что численность московской милиции — не считая ОМОН, спецназ, курсантов и дивизию им. Дзержинского — около 100 тыс. человек [47]. Кровь уже пролилась. (Помните стрельбу от мэрии в самом начале разблокирования «Белого дома»? Тогда, кстати, можно было предотвратить кровавый штурм мэрии — с этой целью с демонстрантами смешались, не применяя оружия, спецназовцы-софринцы — и толпа действительно запнулась и закружилась на месте. Тут по ней и по софринцам открыли из мэрии огонь — и начался штурм. Сохранились записи радиопереговоров между милицией и софринцами — это документ, от него никуда не денешься.) Что же касается техники, «случайно» брошенной с ключами, то «Московские новости» справедливо замечают, что так грубо работают разве что в «банановых республиках» [48].

Руцкой успешно дезинформирован: на «милицейской» волне, которую он принимает и на которой вещает, неизвестно кто от имени командира софринцев Васильева сообщает, что «бригада перешла на сторону «Белого дома». Милиция по своим рациям кроет Васильева. Руцкой в восторге требует от Васильева захватить мэрию [49]. Итак, Руцкой поверил, что под его командованием целая бригада спецназа!

Но и на этой стадии исполнительная власть не забывает об «операции прикрытия». Дезинформация распространяется по всем каналам, по каким можно. Классический уже пример: телефонный разговор члена Координационного совета «ДемРоссии» Льва Пономарева с зам. министра безопасности, начальником управления МБР по Москве и Московской области Евгением Савостьяновым, ставший широко известным благодаря «Московскому комсомольцу» и «Известиям». В ответ на вопрос Пономарева, что происходит, Е. Савостьянов сообщает: мэрия взята, ОМОН, ОМСДОН, дивизия им.Дзержинского перешли на сторону Руцкого, верных Ельцину частей в Москве или поблизости нет, МБ ничего делать не намерено, и советует Пономареву со товарищи бежать и прятать семьи [50]. О чем Пономарев тут же всем, кому только мог, растрезвонивает. Для чего, собственно, ему все это Савостьяновым и было сказано.

Останкино

События в Останкине, казалось бы, освещены так подробно, как только можно — в том числе и из-за журналистской солидарности. Однако в значительной степени это были репортажи по следам событий, ярко живописующие испуг тележурналистов и «героический» бой защищавших Останкино подразделений. Это были эмоциональные репортажи — и очень односторонние. По эстетике они напоминали знаменитый вильнюсский репортаж А. Невзорова «Наши».

Не существует и полноценного газетного описания «штурма «Останкина». Непосредственный свидетель событий может, при желании, увидеть близкое к реальности описание событий, например, в репортажах «Известий» [51] или «Комсомольской правды» [52], но «человеку со стороны» это сделать не удастся. Единственное близкое к реальности описание дал экстренный выпуск «Коммерсанта» [53]. Надо отдать должное «Независимой газете», осмелившейся опубликовать свидетельские показания (статья «Я видел это и не сошел с ума...»), которые, хотя и не давали общей картины произошедшего, но позволяли читателю почувствовать атмосферу и — возможно — понять главное [54].

Начнем с того, что никакого секрета в намерении занять ТТЦ «Останкино» повстанцы не делали. Все происходило открыто — и призыв «взять «Останкино», и формирование колонн около «Белого дома», и загрузка грузовиков добровольцами (в основном невооруженными). То есть не представляло труда перехватить повстанцев по дороге к Останкину. Тем более, что повстанцы были почти не вооружены, а правительственная сторона имела подавляющий перевес в силах. Помимо возможности перекрыть несколько раз движение на Садовом кольце (на площади Маяковского, в районе Цветного бульвара, где, кстати, были заранее сосредоточены значительные правительственные силы, и, наконец, на пересечении Садового с проспектом Мира) имелось прекрасное с тактической точки зрения место для остановки продвижения вдесятеро большей и вдесятеро лучше вооруженной колонны — в районе Рижского вокзала. На худой конец, можно было организовать оборону в районе «Алексеевской» (хотя это и потребовало бы значительных сил — для перекрытия обходных путей). Ничего этого, разумеется, сделано не было. Разумеется — потому что иначе «страшные красно-коричневые» не попали бы в Останкино, и вообще всем бы с самого начала стало очевидно, что силы повстанцев так невелики, что при желании с ними можно «разобраться» в несколько часов. Но желания не было.

2 ноября Петербургское TV показало поистине сенсационные кадры, как крупное подразделение ОМОНа, в полной боевой экипировке, с добрым десятком БТРов, безропотно пропустило в Останкино колонну «руцкистов» — практически не вооруженных. Пропустило, не сделав даже намека на попытку задержать (но и не присоединившись, а демонстративно игнорируя противника). Тележурналисты удивленно спрашивали: «Почему?» Наивные! — Потому, что был такой приказ.

Более того. Значительная часть сторонников парламента отправилась в Останкино пешком. Свидетельница (литератор Л. Сурова) так описала этих людей: «...никакого неистовства, никакого звериного фанатизма. Это были обычные, но разные люди, мои сограждане, мои земляки. Были молодые, старые, женщины, девушки... Папа с сыном лет 10... мы видели людей, никем не организованных... одни помягче, поинтеллигентнее, другие повоинственней... — но шли не убивать, не мстить... Что мы видели из оружия? Пять-шесть щитов металлических, одну дубинку, у кого-то еще кусок трубы водопроводной, а у одного мальчишки лет 15 — топорик... Никаких вооруженных боевых отрядов мы не видели» [55]. Ну уж эту-то толпу остановить — раз плюнуть было! Не остановили — пустили на смерть. Свидетельница Сурова так озаглавила свои показания: «Репортаж с места РАССТРЕЛА».

Примечательно, что позже начальник ГУВД В. Панкратов объяснял спешную эвакуацию правительственных сил от мэрии и «Белого дома» необходимостью переброски их для защиты «Останкина» [56]. Излишне говорить, что никакой переброски не было.

Но в этом не было никакой нужды. Позже испуганные и обиженные журналисты стали приставать к руководству «силовых» структур с неприятными вопросами. Почему в Останкине так и не появились войска, хотя события там длились не один час? Почему руководству «Останкина» много раз обещали дать подкрепление и даже говорили несколько раз, что подкрепление уже вышло (и даже цифры называли), но этого подкрепления так никто и не увидел? И особенно интересно: куда делись посланные, как было заявлено, к «Останкину» не милицейские, а воинские части? От ответа на эти вопросы руководство «силовых» структур испуганно уклонилось. Уклонилось, в частности, и от ответа на вопрос, почему не остановили продвижение повстанцев в Останкино, тем более что было несколько волн передвижения и транспорт просто курсировал от мэрии к ТТЦ и обратно [57]. Уклонилось от ответа на вопрос, куда делись бронетехника и воинские части, появившиеся было вечером 3 октября в районах Таганской площади и Крымского моста. Уклонилось от ответа, кто остановил и куда развернул армейскую колонну, двигавшуюся от Центра в Останкино. Но кое-кто, выгораживая себя, «топил» других. Так, министр обороны П. Грачев признался, что «Останкино» защищали 400 военнослужащих ВВ и спецназ ВВ (пресловутый «Витязь»), 6 БТРов, а с начала боевых действий подошли еще 15 БТРов и 100 человек милиции [58]. Оказывается, министр Ерин сообщил Грачеву по телефону, что сил вполне достаточно. И Грачев уверенно констатировал: «никакой катастрофической опасности не было» [59].

Министр был абсолютно прав. Достаточно прикинуть соотношение сил нападавших и оборонявшихся. Министр Грачев заявил, что нападавших, «по сведениям МВД, было около 4 тыс. безоружных и 100 вооруженных человек» [60]. Это, видимо, преувеличение. Все остальные источники сообщают, что осаждавших (безоружных) было от 1,5 до 5,5 тыс. человек. Что касается оружия, то сведения тут тоже разные. Все сходятся, что был 1 гранатомет, но вот число автоматов называют различное: 20, 35, 42, свыше 60, около 80. Возьмем максимум. Предположим, что был 1 гранатомет и 80 автоматов. Все равно получаем, что у нападавших было в 10 раз меньше сил, чем у оборонявшихся!

Наступающая сторона, как известно, для успешных действий должна иметь перевес в силе, хотя бы троекратный. Наступающая сторона несет обычно втрое большие потери. У нападавших на ТТЦ не было техники (у оборонявшихся — 21 БТР). Защищавшиеся использовали как укрытие стены, нападавшие были на открытой местности. Защищавшиеся были прекрасно экипированы (шлемы, бронежилеты, снайперское оружие, пулеметы, переговорные устройства, приборы ночного видения), нападавшие — нет. Защищавшиеся были ПРОФЕССИОНАЛАМИ, специально подготовленными для боевых действий. Каждый из них имел представление о ТАКТИКЕ, каждый был обязан в одиночку противостоять 1200 противникам в случае гражданских беспорядков. Наконец, нападавшие вели огонь наобум, по темной коробке здания АСК-3, оборонявшиеся вели ПРИЦЕЛЬНЫЙ огонь, по желанию и спокойно выбирая себе мишени. Собственно, в этом «Витязи» признались сами [61].

На всякий случай около телецентра, скрывшись в тени, у железнодорожной платформы стояли 5 грузовиков с солдатами софринской бригады. В момент реальной опасности они должны были вступить в бой. Не вступили — не было такой опасности. Дождавшись прибытия к «Останкину» БТРов дивизии им. Дзержинского, софринцы спокойно уехали [62].

Не было НИ ЕДИНОГО шанса взять штурмом «Останкино». И генерал Макашов, как человек военный, должен был понимать это. Однако же он отправил своих людей (в большинстве невооруженных) на убой.

То, что случилось в Останкине, имеет только одно название — БОЙНЯ. Правительственные силы устроили бойню оппозиции.

Однако mass media навязывает нам другую картину: «смертельной» опасности, «страшной» угрозы выхода «красно-коричневых» в эфир. Можно подумать, что если бы, например, Макашов вышел в эфир, это что-нибудь бы изменило. Два года массовое сознание россиян обрабатывали в одном духе, а пришел Макашов — и за 5 минут развернул массовые настроения на 180 градусов! Если это возможно, то Макашов — гений всех времен и народов. Не говоря уже о том, что «Останкино» просто можно отключить от энергии, как ранее отключили «Белый дом».

Очевидно, нужно было нагнетание истерии, страха перед «террором красно-коричневых» — и именно с этой целью отключили эфир «Останкина». Сначала председатель ТРК «Останкино» В. Брагин утверждал, что сделал это для того, чтобы не пустить макашовцев в эфир и из-за того, что в здании шел бой [63]. Но собственные сотрудники приперли его к стенке, доказав на пресс-конференции, что технические возможности телецентра позволяли выходить в эфир безо всякого риска — из других студий. Более того, основной передающий комплекс, АСК-1, штурму вообще не подвергался, был в целости и сохранности. Были передвижные телестанции (ПТС), позволяющие вести репортажи прямо с улицы. Передавать, в самом крайнем случае, можно было с телебашни. Не говоря уже о резервных студиях, о «Шаболовке» [64]. Не говоря уже о существовании под Москвой резервного телецентра, который захватить никаким «мятежникам» просто не по силам: телецентр строился на случай ядерного удара, имеет шестиметровые бетонные стены и т.п. [65] В конце концов выяснилось, что приказ «вырубить» «Останкино» Брагин получил лично от премьер-министра Черномырдина [66].

Все логично. Если дать ТТЦ возможность освещать события в полном объеме, какой бы психоз ни владел журналистами, быстро станет очевидным, что «штурм «Останкина» — авантюра без малейших шансов на успех, что происходит избиение в основном невооруженных оппозиционеров. (Кого же могут испугать, например, такие «красно-коричневые звери»: «Группа школьников. Счастливые — слов нет. “—Мы сюда пришли народ защищать. От «Белого дома». Мы и 19 августа тоже у «Белого дома» были — и тоже народ защищали. Не-е, мы одни в нашей школе такие смелые. Записывайте: Сережа Маркелов, Лана Кабайдулина, Леша Белоусов. Школа 294”» [67]). Это — с одной стороны. А с другой — все увидят подозрительную «нерешительность» и даже прямо провокационные действия властей: чего стоит хотя бы правительственный БТР, сначала обстрелявший верхние этажи АСК-3, а затем — нападавших; журналисты «Известий», впрочем, рассказывают, что правительственные БТРы обстреливали заодно и Останкинскую телебашню, и окрестные жилые дома, а до того просто бесцельно кружили в районе боя и на вопросы граждан «за кого вы?» отвечали: «А... его знает. Сидим да ездим» [68].

Да и правительственные силы — тех же «Витязей» — не удалось бы тогда представить «героями»: достаточно, чтобы телезрители увидели, как окружавшим «Останкино» людям — в том числе и просто любопытным, зевакам — сначала приказывают лечь на землю («Всем лечь! Будем стрелять!»), а потом освещают фарами и безжалостно расстреливают [69], — и всем бы стало ясно, что в Останкине происходило МАССОВОЕ УБИЙСТВО.

Показательно и то, что сотрудников АСК-3, хотя времени для эвакуации было в избытке, сознательно подставили под пули. Тем, кто работал в аппаратных, даже не сообщили, что вокруг здания идет бой (одна сотрудница, например, узнала об этом от домашних по телефону). Более того: в то время, когда уже готовился штурм и вокруг ТТЦ собирались нападавшие, в здании АСК-3 спокойно шли съемки передачи с участием детей! [70]

Очевидно, те, кто готовил и проводил в жизнь провокацию, нуждались в «безвинных мучениках кровавого красно-коричневого террора». Лучше объекта, чем работники TV, было не найти: во-первых, многие из них — женщины, во-вторых, часть сотрудников широко известна населению и популярна, в-третьих, нетрудно представить себе, какую волну гнева поднимут позже журналисты против тех самых «красно-коричневых», «зверски умертвивших» их коллег.

Сотрудников АСК-3 эвакуировали (с большим опозданием) «Витязи». «Витязи» действовали разумно и профессионально — никто же не дал им открытого приказа пустить нападавших в здание и развернуть в нем как можно более долгий и разрушительный бой, с тем чтобы пострадало максимальное число сотрудников ТТЦ. Отдать такой приказ значит саморазоблачиться.

Гайдар и Ельицн

Но «безвинные жертвы красно-коричневого террора» все же нужны. И тогда Егор Гайдар обращается к согражданам с призывом собраться у Моссовета.

Если спокойно проанализировать призыв Гайдара, то станет очевидно: вице-премьер призывает БЕЗОРУЖНЫХ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ, являющихся ПОЛИТИЧЕСКИМИ ПРОТИВНИКАМИ повстанцев, сконцентрироваться В ОТНОСИТЕЛЬНОЙ БЛИЗОСТИ от места дислокации ВООРУЖЕННЫХ ПОВСТАНЦЕВ (собственно, от Тверской до «Белого дома» совсем недалеко, во всяком случае, куда ближе, чем до Останкина). Все это выглядит до такой степени похожим на заклание, что даже в истеричной атмосфере вечера 3 октября нашлись люди, прямо призвавшие не слушать призывов Гайдара. В первую очередь, это были «ВиДовцы» Любимов и Политковский. Тогда же, вечером 3-го, Петр Мамонов охарактеризовал призыв Гайдара как «провокационный» [71].

Все это заставило искать оправданий для Гайдара — как позднейшим комментаторам, так и самому вице-премьеру. Объяснение свелось к тому, что войска были якобы ненадежны, колебались, кого поддержать и поддерживать ли кого-то вообще, и потому, дескать, надо было показать военным, за кого народ.

Это объяснение не выдерживает критики. Причем независимо от того, были войска надежны или нет, колебались или нет, был раскол в командовании или не было.

Во-первых, сомнительно, что все военнослужащие сидели у экранов телевизоров и ждали, когда же им, наконец, покажут народ на Тверской. Армия, положим, подчиняется приказам, а не эмоциям, разбуженным телепередачами. Это, в частности, подтвердила и история с представителем президента Веретенниковым, пытавшимся «поднять Таманскую дивизию» [72].

Но главное, подобное объяснение имело бы смысл лишь в том случае, если бы на защиту «Белого дома» свалились неизвестно откуда (ну, из Чечни, скажем) вооруженные боевики. Но ведь и «Белый дом» деблокировал ТОЖЕ НАРОД! И если военнослужащие следили за событиями, то они должны были знать, что это именно БЕЗОРУЖНЫЙ НАРОД прорвал омоновские кордоны, и деблокировал «Белый дом», и вооружился. То есть НАРОД БЫЛ И ТАМ, И ТАМ. И у «Белого дома», и у Моссовета». Тысячи людей были с обеих сторон. Тысячи людей с обеих сторон были нашими согражданами. Тысячи людей занимались одинаковым делом: строили баррикады. Совершенно непонятно, почему военные должны были поддержать народ у Моссовета и не поддержать народ у «Белого дома».

Между прочим, понимание того, что «народ» был по обе стороны баррикад, в армии было: это видно из репортажей «по горячим следам». Так, в «Известиях» военный корреспондент Н. Бурбыга рассказывает, как во время штурма «Белого дома» вдруг прекратилась канонада: прошел слух, что на защиту «Белого дома» идет стотысячная демонстрация. А воевать с народом у военных никакого желания не было [73]. А вот еще диалог во время штурма «Белого дома»: «Как тебе Руцкой? — Нормальный мужик. — А чего же ты против него воюешь? — Приказ...» [74].

Есть еще одно доказательство того, что «ненадежную армию» вовсе не надо было «убеждать». Если бы вечером 3 октября в армии вдруг обнаружились «колебания» и «раскол», то проявиться эти «колебания» и «раскол» могли бы лишь в одной форме: в отказе командиров и частей выступить на защиту Ельцина и на подавление «мятежа». Но если бы так было, сейчас военные получали бы не награды, а развозились бы по камерам, поскольку отказ вечером 3 октября подавлять «мятеж» можно квалифицировать только как СОУЧАСТИЕ В МЯТЕЖЕ. Да и командование, допустившее такое разложение в частях, было бы сменено. Вместо этого военным очередной раз пропели хвалу, раздали награды и осчастливили сверх того подарком: отменой отсрочки от призыва учащихся дневной формы обучения средних и средних профессиональных учебных заведений, а затем и увеличением бюджетных ассигнований.

Кстати сказать, если войска не выполняют приказов правительства, такое правительство можно уже считать свергнутым. И никакой «народ» тут не поможет.

Войск вечером 3 октября в Москве не было по той простой причине, что в этом не было нужды. Никакие стратегически важные объекты оппозиция не заняла. Никакие вооруженные части на сторону Руцкого не перешли. В Останкине правительственные силы устроили оппозиционерам кровавое побоище. Не было никаких оснований для паники. И. Серебряков, создатель столь популярной в армии телепередачи «Аты-Баты», также подтвердил это: «Я могу утверждать, что ничего «НА ВОЛОСКЕ НЕ ВИСЕЛО» [75].

А теперь представим себе, что Любимов и Политковский, вместо того чтобы мешать Гайдару, стали бы ему помогать: накручивать истерику и призывать всех идти к Кремлю и к Моссовету. В результате там собралась бы огромная толпа, куда больше той, что была (от 5 до 30 тыс., по разным источникам), которая неизбежно вошла бы в «соприкосновение» со сторонниками «Белого дома». Предотвратить это было некому: милиция, как мы все знаем, в ночь с 3 на 4 октября дружно попряталась. И, похоже, не случайно.

И без того надо считать чудом, что никто из вооруженных сторонников «Белого дома» (а многие наверняка знали о призыве Гайдара — это засвидетельствовано киносъемкой известного режиссера-кинодокументалиста А. Сидельникова в ночь с 3-го на 4-е около «Белого дома») не пошел «попугать этих демократов». Казалось бы, чего проще: подскочить к Красной площади или к Тверской, шугануть по собравшимся несколькими очередями, посеять панику. Физически это было несложно: рассказывали же по TV позже «защитники демократии», что, отчаявшись получить от Лужкова и Ельцина оружие, они отправились к «Белому дому», получили там пистолеты и спокойно вернулись назад.

Версия о провокации делает призыв Гайдара не диким, бессмысленным, глупым, а чрезвычайно разумным, выверенным, обоснованным. Представьте себе, какой пропагандистский козырь оказался бы в руках правительства, если бы произошла хоть одна атака повстанцев на безоружных «демократов» у Кремля или на Тверской!

Терминология, к которой обратилась в ночь с 3 на 4 октября президентская сторона, также подтверждает эту версию. «Погромщики» и «бандиты» — это не то же самое, что «мятежники».

Однако если внимательно изучить обращение президента Ельцина «К гражданам России» в ночь с 3 на 4 октября, в глаза бросаются следующие фразы: «В столице России гремят выстрелы и льется кровь. Свезенные со всей страны боевики сеют смерть и разрушение... Те, кто пошел против мирного города и развязал кровавую бойню... бандитов и погромщиков... бандитские отряды из наемников, привыкших к убийствам и произволу... расправляются с безоружными москвичами... они подняли руку на мирных людей, на Москву, на Россию, на детей, женщин и стариков... защитить наших детей, защитить наших матерей и отцов, остановить и обезвредить погромщиков и убийц» [76].

Нетрудно заметить, что нарисованная в обращении президента картина событий в Москве как-то резко отличается от происходившего в действительности. Какие «женщины, дети и старики», «матери и отцы» стали в Москве жертвами «погромщиков и убийц», «бандитских отрядов» « со всей страны», «сеющих» по всей Москве «смерть и разрушение»? Но представим на секунду, что повстанцы атаковали безоружных «демократов». Тогда все становится на свои места: и «женщины», и «дети», и «старики», и «смерть и разрушение».

Отсутствие кровавой трагедии на Тверской — единственный элемент провокации, который не удался, — к счастью для людей, откликнувшихся на призыв Гайдара, не зная, что они предназначались на роль почетной жертвы в политической игре.

Конечно, Гайдару помешали сами защитники «Белого дома». И оружия в «Белом доме» было меньше, чем запугивали всех правительственные средства массовой информации (ракет «земля-воздух» все же не было), да и выдавали его не всем желающим сутки подряд (опечатанное оружие в ящиках показали нам потом по TV — его могли раздать, но почему-то не раздали, почему-то послали в Останкино безоружных; очевидец событий Ю. Нерсесов вообще утверждает, что на руки в «Белом доме» было выдано 200 с небольшим стволов — и в основном уже 4 октября, после начала штурма [77]), да и публика у «Белого дома» состояла все же не из бомжей, уголовников и погромщиков, собранных со всей страны. Даже столь ненавидящий «белодомовцев» Михаил Леонтьев в столь пропрезидентской газете, как «Сегодня», с изумлением писал: «Нам рассказывают и показывают, как банды озверевших национал-коммунистических погромщиков бродили по Москве, штурмуя телецентр, мэрию и различные иные общественно нужные объекты. Однако вы не найдете ни одного сообщения о разгроме беззащитного коммерческого ларька. Ужасные коммунистические экспроприаторы, немного полежав под шквальным огнем рядом с телецентром «Останкино», отбегали в соседний киоск, ПОКУПАЛИ ЗА ДЕНЬГИ водку и шоколадки и возвращались назад, помирать за идеалы социальной справедливости. Киоски у Белого дома в «ночь беспредела» после его деблокирования, когда в городе даже с миноискателем нельзя было найти ни одного милиционера, сделали рекордную выручку» [78].

А такая агрессивно пропрезидентская газета, как «желтые» «Куранты», была вынуждена признать, что сообщения средств массовой информации о том, будто штурмовавшие «Останкино» повстанцы врывались в окрестные дома и грабили квартиры, — ложь [79] Сам факт таких сообщений показателен. Они очень напоминают «руководство к действию». Не для повстанцев, разумеется, а для уголовников, которые вполне могли бы прикрыться именем «руцкистов».

Конечно, и у «Белого дома» были всякие. В том числе и мародеры. В том числе и баркашовцы, готовые «замочить» любого — и женщину, и ребенка — на основании одной только национальности. Но мародеры склонны были стянуть что-нибудь как раз из того «Белого дома», который они якобы защищали. А у баркашовцев — дисциплина.

А властям нужна была кровь. Много крови. И пролитой именно мятежниками. Есть и другие подтверждения этому, кроме вышеперечисленных. Любимов с Политковским, подвергшиеся за свою позицию травле, изгнанные с работы, заклейменные в лучших традициях «времен застоя», не могли бы вызвать такой хорошо оркестрованной ненависти, если бы всего лишь «попали не в такт». Безусловно, они помешали запланированному большому кровопролитию. Безусловно, они помешали собрать в центре города такую большую толпу, что она бы неизбежно столкнулась с «руцкистами». И за это их и бьют сейчас. Е. Гайдар совершил оплошность, обмолвившись, что в крайнем случае планировалась и раздача оружия собравшимся. Столкновения «ельцинистов» с «руцкистами» — это и есть как раз такой «крайний случай». Не наблюдать же безучастно, как вооруженные сторонники парламента избивают безоружных сторонников президента! А уж когда оружие будет и у тех, и у других — начнется такое... Тут как раз и армия подоспеет... А там хоть «Белый дом» до основания сноси, хоть тяжелой авиацией бомби — никто и не пикнет.

А просто так раздать гражданским оружие, построить в отряды и отправить на «Белый дом» — это дикость, конечно. Этого позволить себе Ельцин с Гайдаром не могли. Такое вполне доступно уровню понимания и президента, и, тем более, вице-премьера. Хотя призывы «выдать оружие и идти на штурм «Белого дома», как выяснилось, имели место [80].

Все, что они могли теперь сделать, — это постараться вынудить защитников «Белого дома» пролить как можно больше крови гражданских лиц при штурме «Белого дома». И они это сделали.

Во-первых, они оттянули, как могли, штурм «Белого дома» (а вдруг все-таки произойдет «нападение бандитов на женщин и детей»?) — и дали собраться вокруг обреченного здания тысячам людей. Говорят, карту Москвы для министра обороны не могли найти целых 20 минут [81]. Говорят, что у министра обороны не было даже схемы дорог, по которым техника должна двигаться к «Белому дому». Говорят, схему искали всю ночь и нашли уже только 4 октября [82]. Говорят, в Министерстве безопасности искали-искали, да так и не нашли карту подземных коммуникаций «Белого дома» [83]. Ха-ха-ха. Позвольте не поверить. Это уже не армия получается, это анекдот какой-то. Это уже не министр обороны, а посмешище. Такая армия и такой министр никакой мятеж подавить не смогут, даже если мятежников будет пять человек, и все они будут дошкольниками, вооруженными рогатками.

Давайте вспомним: в Тбилиси, Вильнюсе, Баку военные операции проводились именно ночью. П. Грачев утверждал, что старался избежать ночного боя, чтобы в темноте не стрелять по своим [84]. Но ведь и при свете дня 4-го числа правительственные силы постоянно обстреливали друг друга! [85] Тем более, у правительственных сил было преимущество при ведении ночных боевых действий — специальное оснащение, которого не было у оппозиции.

И совершенно напрасно журналисты приставали затем к министрам с вопросами: где были войска, где они топтались, куда делся спецназ, почему, наконец, не были удалены тысячи зевак от «Белого дома»? [86] Бойцы из знаменитой группы «Альфа», непосредственно бравшие «Белый дом», дали понять журналистам, что это вряд ли было случайным. Как вряд ли было случайным то, что по толпе зевак стреляли с окрестных крыш «провокаторы и хулиганы», а основное число жертв и увечий в толпе было следствием танкового обстрела «Белого дома» [87]. Кое-что относительно тех снайперов, которых бойцы «Альфы» назвали «провокаторами и хулиганами», удалось узнать. Некоторые из них оказались... сотрудниками Министерства безопасности! [88]

Вообще, «Белый дом» защищался вяло (та же «Альфа», например, отметила, что гранатометы против танков применены не были, — видимо, опять же из-за боязни попадания в «зрителей») и защитники его были деморализованы. Корреспондент «Коммерсанта» Вероника Куцылло, просидевшая в «Белом доме» весь период штурма, так и не увидела ни разу, чтобы кто-то вел огонь из окон по осаждающим [89]. К середине октября в «Белом доме», по данным инженерных войск, было обнаружено всего 153 гильзы [90]. Положим, это неполные данные. Но все равно это невероятно мало. По логике вещей, стреляными гильзами в «Белом доме» все полы должны были быть усыпаны!

Бойцы «Альфы» дали известинскому журналисту понять, что от них хотели, чтобы они пролили побольше крови (и вообще, «кто-то» из организаторов штурма хотел, чтобы было побольше крови с обеих сторон), и уж во всяком случае, не брали бы живыми лидеров повстанцев. «Альфа» «не поняла» этого желания, и теперь «где-то наверху» ею очень недовольны [91]. Правильно — теперь арестованных надо судить, а как их судить по тем самым законам, на основании которых они и подняли «мятеж»? Да и мало ли что всплывет на процессе...

Позже стало известно, что «Альфа» получила приказ взять «Белый дом» штурмом, но не выполнила его и самостоятельно начала переговоры с «Белым домом». За это руководство ГУО вычеркнуло большинство бойцов «Альфы» из наградных списков [92].

Был ли заговор?

Вопрос о заговоре — о давно и методически подготавливавшемся Руцким, Хасбулатовым и вообще оппозицией мятеже — возник не вдруг и отнюдь не случайно периодически всплывает в речах президентского окружения. Дело в том, что такая формулировка содержится в уже цитированном обращении Ельцина «К гражданам России»: «Все, что происходило и пока происходит в Москве, — заранее спланированный вооруженный мятеж» [93].

Таким образом, эта точка зрения уже имеет определенный официальный статус и, видимо, следствие будет лезть из кожи вон, стараясь подтвердить ее. Другое дело, возможно ли это.

Ведь если был заговор, если мятеж был давно спланирован и подготовлен, — то первым заговорщиком и мятежником является Ельцин. Именно он нарушил Конституцию, разогнал парламент — и тем дал сигнал «мятежникам и заговорщикам» к активным действиям. Причем какие именно действия те предпримут (импичмент президента и т.д.), легко было представить заранее.

Вся бредовость, хаотичность, неподготовленность «мятежников» очевидны. Но, если принять версию о заговоре всерьез, то простой разбор действий «заговорщиков» показывает, что, как минимум, каждый из «заговорщиков» участвовал в каком-то собственном «заговоре», не состыкованном с «заговорами» его товарищей.

«Заговорщики» не готовили своих сторонников, объединенных в различные организации, к подобному повороту событий — и потому практически для всех потенциальных защитников «Белого дома» они стали неожиданностью.

«Заговорщики» не стянули заранее в Москву своих боеспособных сторонников из регионов, не рассредоточили их в городе или в ближайших пригородах на «явках», не вооружили заранее, не поставили перед различными боевыми группами четких и дифференцированных боевых задач.

«Заговорщики» не вели боевой подготовки своих «бойцов» (исключая баркашовцев, но те готовились сами по себе и вовсе не к «защите власти Советов» и не к «восстановлению СССР») — в результате на улицах несколько дней бушевали пенсионеры-сталинисты и визгливые бабушки, а «Останкино» штурмовали 15-летние романтически настроенные дурачки, не догадывающиеся, что от пуль надо хотя бы прятаться.

«Заговорщики» не готовили «союзнические» организации к взаимодействию, в результате чего постоянно возникали конфликты, например, между анпиловцами и панками, между баркашовцами и леваками (троцкистами и анархистами) и т.п. [94] А по подсчетам журналиста Юрия Нерсесова, в «Белом доме» одновременно действовало 12(!) конкурировавших и постоянно мешавших друг другу «штабов обороны»: Руцкого, Хасбулатова, зам. председателя Верховного Совета Воронина, Баранникова, Ачалова, Дунаева, Макашова, депутатской группы «Реформа армии», Союза офицеров, ФНС, «Трудовой России» и РНЕ [95].

«Заговорщики» не вели целенаправленной агитации в войсках, не разложили армию и не заручились заранее поддержкой конкретных командиров — под обещание высоких постов после победы заговора.

«Заговорщики» не имели ни техники, не достаточного количества оружия. То оружие, которое у них было, хранилось в «Белом доме» со времен августа 1991г., или принадлежало охране парламента, или было захвачено у противника. Для противодействия противнику необходимо было иметь, как минимум, противотанковое ранцевое вооружение или, на худой конец, достаточное количество взрывчатки. И вообще, в конце ХХ века никто не устраивает «заранее спланированных вооруженных мятежей» без танков. Учитывая, что один из лидеров «заговорщиков» — Александр Руцкой — был военным летчиком, логично было бы ожидать особо широкую вовлеченность в «заговор» ВВС. Но этого тоже не было.

«Заговорщики» ни сами явно не имели представления о тактике уличного боя, ни, тем более, не обучили ей своих сторонников: построенные ими «баррикады» не были препятствием для правительственной техники, бетонные блоки, сброшенные вокруг «Белого дома» — как «защита» от танков — были расположены совершенно бездарно и прикрыть «Белый дом» от танковой атаки не могли. Не говоря уже о том, что для обстрела «Белого дома» танкам вовсе не потребовалось подходить вплотную к нему.

Это первая группа «ошибок» мнимых заговорщиков — на, так сказать, стадии подготовки.

Теперь — «ошибки» на первой стадии «мятежа». Во-первых, непонятно, почему «заговорщики», если они действительно заговорщики и все рассчитали заранее, безропотно отпустили милицию, ОМОН и военнослужащих дивизии им. Дзержинского из района «Белого дома». Почему не разоружили, не отняли все бронежилеты, щиты, рации, технику, наконец? Не говоря уже о том, что взятых в плен военнослужащих, омоновцев и милиционеров можно было использовать в качестве заложников, а то и просто, выставив их в окнах «Белого дома», сделать невозможным всякий штурм.

Во-вторых, непонятно, зачем «заговорщикам», рассчитай они все заранее, вообще понадобилось куда-то ехать, что-то захватывать. На переговорах они требовали от Ельцина снятия блокады «Белого дома». Теперь, когда блокаду снял «народ», вполне можно было ограничиться ответной блокадой мэрии, используя для нее ту же колючую проволоку, те же поливальные машины, а отрезать мэрию от энерго- и телефонных сетей уж точно не проблема. После этого продолжить переговоры с Ельциным — но уже с позиции силы. А то и вовсе блокировать своими вооруженными подразделениями, скажем, выезды из Кремля — и продолжать, как ни в чем не бывало, переговоры. В принципе, согласись Ельцин на досрочные президентские выборы — в те же сроки, что предлагал парламент, — и можно было бы считать, что «заговор» победил. О деталях (кто будет временно до выборов исполнять функции главы государства) — можно было бы договориться. А выиграть выборы после этого у Ельцина шансов было бы немного. Ну уж точно не больше, чем у Руцкого.

В-третьих, в захвате «Останкина» и мэрии вообще не было никакого смысла. Совершенно очевидно, что захватывались не стратегически важные объекты, а СИМВОЛЫ. Мэрия была ненавистным символом лужковской штаб-квартиры и штабом осады «Белого дома». «Останкино» — ненавистным символом ельцинской пропаганды, «империей лжи». Разумеется, телевидение, как «средство массового поражения», в любом заговоре играет огромную роль. Поскольку большинство населения внушаемо, а значительная часть — исключительно внушаема (а в эпоху потрясений число исключительно внушаемых людей возрастает, по разным данным, до 70—90 %), очевидно, что если людям методически и долгое время вдалбливать в голову любой бред (например, что Хасбулатов — инопланетянин, а Руцкой — Антихрист), то они в конце концов в него поверят. Но захват средств массовой информации должен ПРЕДШЕСТВОВАТЬ перевороту. Вот если бы «заговорщики» захватили телевидение и радио полгода назад и все это время вели разнузданную антиельцинскую пропаганду — тогда другое дело, тогда успех «заговора» можно было бы считать обеспеченным на 95 %. Но какой смысл захватывать телевидение уже ПОСЛЕ начала «мятежа» — неясно. Тем более, что весь день 3 октября тележурналисты вели себя как пай-мальчики: все показывали, не врали, рассказывали даже о тех успехах «руцкистов», которые впоследствии были опровергнуты властями (о переходе на сторону защитников парламента милиции и части военнослужащих дивизии им. Дзержинского). Непонятно, зачем было захватывать телевидение и «устанавливать над ним контроль»? Неужели Руцкой и Хасбулатов предполагали, что «Останкино» будет сообщать вещи, обратные действительности: ну, например, вся власть в Москве переходит, допустим, в руки «руцкистов», а тележурналисты, игнорируя это, знай себе сообщают: «Москва охвачена всеобщим восстанием против диктатора Руцкого. Тысячи москвичей, не желая подчиниться диктатуре, семьями топятся в Москве-реке и сжигают себя в специально для этого построенных срубах на улицах и площадях»?

Говорят, сторонники Руцкого планировали выйти в эфир с обращением к народу. Интересно, что можно сказать в таком обращении? «Продажный антинародный режим Ельцина пал»? Ну, так через полчаса на АСК-1 можно было доставить видеокассету, дать ее в эфир и все бы услышали живого Ельцина, который бы спокойно говорил: «Неправда, не верьте, граждане, мой продажный антинародный режим вовсе не пал, а совсем даже наоборот...» И смех, и грех.

Руцкой и Хасбулатов знали, что власти в регионах их в основном поддержали. Что при этом можно было сказать в «телеобращении к народу»? «Граждане, ваши власти нас поддерживали и поддерживают, поэтому сохраняйте спокойствие, идите спать, а завтра работайте, как ни в чем не бывало» ? Стоит ли ради этого рваться с боем на TV? И вообще, чтобы заглушить TV, достаточно взорвать энергоустановку ТТЦ. Не говоря уже о том, что для выхода в эфир достаточно было занять Останкинскую телебашню, которую, как оказалось, охраняли всего 4 милиционера! [96]

В-четвертых, сосредоточившись на «Останкине», «заговорщики» почему-то проигнорировали «Шаболовку», которую, вероятно, было захватить даже легче, и вообще не взяли под контроль другие радиостанции и информационные агентства (робкая попытка с ИТАР-ТАСС выглядит просто смешной).

В-пятых, послав людей к черту на кулички — в Останкино — «заговорщики» почему-то проигнорировали действительно важные объекты управления: Совет Министров и Кремль. Предположим, не было сил их захватить (а в чем же тогда заключалось это «заранее планирование»?). Но атаковать-то и дезорганизовать их работу можно было. Предположим, такие действия не смогли бы полностью обрезать все линии связи (на то оно и правительство, да и обычный радиотелефон так просто не прихлопнешь), но дезорганизация была бы полной, тем более, что правительству пришлось бы заниматься собственной обороной, а не чем-то другим.

В-шестых, несмотря на всю озабоченность «заговорщиков» « средствами связи», они не предприняли никакой попытки захватить структуры Государственного комитета по чрезвычайным ситуациям.

В-седьмых, потерпев неудачу с «Останкино», «заговорщики» почему-то не предприняли попыток захватить независимые средства дальней радиосвязи. Еще забавнее, что «заранее спланировав мятеж», они не запаслись заблаговременно такими средствами.

В-восьмых, не было предпринято попыток взять под контроль не мэрию и ТТЦ, а действительно жизненно важные стратегические объекты: электростанции, телефонные станции, водонасосные и газораспределительные станции, вокзалы, казармы армии и МВД, комплекс зданий КГБ, здание Министерства внутренних дел, отделения милиции, военные училища, аэродромы, транспортные развязки. «Заговорщики» не удосужились занять даже ту подстанцию, которая снабжала электроэнергией «Белый дом»!

В-девятых, не было попыток овладеть арсеналами. С целью захвата оружия не были посланы отряды «мятежников» ни в воинские части, ни в отделения милиции.

В-десятых, не были посланы комиссары с соответствующими приказами Ачалова (еще лучше Руцкого как и.о. главнокомандующего) и при поддержке вооруженных отрядов в воинские части — а эта мера могла оказаться успешной как минимум в 30 % случаев. Во всяком случае, известно, что кое-где «руцкистам» удавалось договориться об оружии с солдатами «дуриком», по собственной инициативе [97].

В-одиннадцатых, не было предпринято попыток захватить или физически уничтожить лидеров противника (Ельцина, Черномырдина, Гайдара, Грачева) — с целью дезорганизации его сил. Кстати, эту меру разумно было бы даже провести ДО вооруженного выступления. А вот то, что Ельцин в такой напряженный момент — 3 октября — уехал из столицы, говорит как раз против него: именно это действие является косвенным свидетельством того, что он знал о дальнейших событиях и опасался «нестандартных» действий «мятежников». Интересно и то, что разные источники называют разное время прилета Ельцина в Кремль: 15:00 [98], 15:10 [99], 18:15 [100], 18:30 [101], а то и вовсе расплывчато: «во второй половине дня» [102] Такой разнобой наводит на мысли о сознательной дезинформации о месте и времени пребывания Ельцина.

Вторая стадия «мятежа» также изобиловала «ошибками» « заговорщиков».

Во-первых, и Руцкой, и Макашов, как люди с военным образованием, должны были наизусть помнить: «Оборона есть смерть всякого восстания». Однако они выбрали оборону.

Во-вторых, даже не захватив «Останкино», они не предприняли никаких попыток не то чтобы дезорганизовать противника, но даже дезинформировать его. Не захватили информационные агентства или радиостанции (или корпункты западных радиостанций) и не заставили их передавать нужные для себя сообщения (о якобы переходе на сторону Руцкого войск, милицейских подразделений, тех или иных городских служб и т.д.). «Заговорщики» не пресекли передач с места Си-Эн-Эн.

В-третьих, непонятно, почему «заговорщики» не покинули стратегическую ловушку — «Белый дом», не рассредоточились по бесконтрольному городу, а еще вернее — не вылетели (пока это было возможно) в один из поддерживавших их регионов (самолеты можно было и захватить — вооруженная сила для этого была, за штурвал одного из самолетов мог сесть и лично Руцкой: его имиджу это бы не повредило, скорее наоборот). Кстати, неясно, почему это не было сделано сразу, еще до блокады «Белого дома»: Верховный Совет вполне мог бы собраться, например, в Амурской области или в Новосибирске (где его поддержали все ветви местной власти), создать там правительство, полномочное на контролируемой территории — удачные примеры такого рода у нас были: Комуч и Уфимская директория, правительство Колчака).

Собственно, таких ошибок можно еще привести десятки. Если бы существовал заговор — «заранее спланированный вооруженный мятеж» — их бы просто не могло быть. Даже если бы все «заговорщики» были сплошь дураками и непрофессионалами, — ошибок бы не могло быть так много. Применительно же к руководителям «мятежа» можно констатировать: никто из них под обе категории одновременно не подпадает.

Кто выиграл?

Для ответа на вопрос, кто же все это спланировал и организовал, полезно, как принято в таких случаях, спросить, qui prodest? — кому это выгодно, кто выиграл?

Выиграл Ельцин. Он теперь — в немалой степени благодаря СМИ — «спаситель демократии», «победитель красно-коричневой чумы». Поскольку о несостоявшемся событии — победе Руцкого и Хасбулатова — можно фантазировать что угодно, открылась потрясающая возможность запугивать публику близкой опасностью «кровавого красно-коричневого террора», «миллионов жертв», «превращения страны в огромный концлагерь» и т.п.

Что толку, что Руцкой с Хасбулатовым по уши завязли в нашем криминально-капиталистическом болоте, — точно так же, как и Ельцин со своим окружением. Что толку, что у Руцкого с Хасбулатовым просто сил не было и неоткуда было их взять для «превращения страны в один огромный концлагерь» (были бы у них какие-то силы — они не стали бы мараться о баркашовцев: безусловно, они понимали, что фашисты их дискредитируют). В стране, где привыкли постоянно переписывать историю (а история — это факты, против них, казалось бы, не попрешь), ВОЗМОЖНУЮ ИСТОРИЮ могут так изобразить, что ночью спать не будешь. Опять же Ельцин подтвердил свой статус «спасителя демократии» за рубежом — и огреб очередную денежную поддержку, которую никогда не получил бы без «мятежа».

Выиграли Ельцин и президентское окружение. Они ЗАСТАВИЛИ всю страну принять их правила игры — пойти на досрочные парламентские выборы по тем избирательным законам, которые они сами (под себя) придумали. Напомню, что после указа № 1400 избирательная кампания и предвыборная работа практически в стране не велись (избирательные комиссии — и те не были сформированы). После «мятежа» эта избирательная машина закрутилась с огромной скоростью. В выборах согласилась участвовать даже оппозиция — даже «красно-коричневые», на явно невыгодных для себя условиях.

Выиграли Ельцин и сторонники создания общественно-политических структур, активно поддерживающих президента и контролируемых его окружением. Они нашли способ пробудить политическую активность своих сторонников по всей стране — в первую очередь, «пассивных ельцинистов», давно уже (как и большинство населения России) впавших в пессимизм и апатию. Теперь же можно раздувать истерию, строиться в колонны, создавать, наконец, жизнеспособные пропрезидентские партии и избирательные блоки. Теперь есть надежда на то, что пассивные и колеблющиеся сторонники Ельцина придут на избирательные участки — не потому, что они вновь поверили в Ельцина как в мессию, а потому, что они вновь испугались призрака Сталина.

Выиграли Ельцин, правительство и вообще исполнительная власть. Ельцин, как давно заметили его оппоненты, очень боится «отчетов о проделанной работе». Все этапы своего политического возвышения он прошел, не отчитываясь о сделанном: из кресла секретаря обкома без отчета в кресло секретаря МГК, из кресла секретаря МГК без отчета — в Госстрой, из Госстроя без отчета — в кресло Председателя Верховного Совета, из кресла Председателя ВС без отчета — в кресло президента, получал дополнительные полномочия — о результатах не отчитывался, возглавлял правительство — опять же не отчитывался. После «мятежа» у Ельцина (и у правительства, и у всей исполнительной власти) появилась вновь возможность пойти на выборы без отчета о содеянном. А если особо противные избиратели и будут задавать вопросы, теперь все можно валить на Верховный Совет и местные советы: мол, не давали, мешали, опутывали, саботировали — те возразить уже не могут, их уже разогнали.

Выиграли Ельцин, исполнительная власть и замкнутые на них криминальные кланы. Теперь вплоть до формирования органов новой законодательной власти исполнительная власть с Ельциным во главе сконцентрировала в своих руках все ветви власти: и исполнительную, и законодательную, и судебную. Фактически речь идет об установлении диктатуры (какие бы мягкие формы она не приняла). Исполнительная власть получила возможность самовольно принимать и изменять нормативные акты — вплоть до пересмотра проекта новой Конституции. Притом изменить или отменить решение исполнительной власти сможет только новая законодательная власть — но для того, чтобы она это сделала, она должна быть избрана, сформирована, должна начать работать, вникнуть в суть проблемы, убедиться в ошибочности и опасности принятых исполнительной властью решений, найти и разработать альтернативные варианты. Это требует значительного времени — как минимум полугода после сформирования законодательных органов. Выборы в новый парламент будут в декабре. Выборы в местные законодательные органы власти вообще растягиваются до лета. Фактически исполнительная власть получила карт-бланш до конца 1994 г. За год — без контроля и без властных противовесов — можно не только всю страну разворовать, но и купить всех потенциальных следователей и уничтожить все улики. Да и парламент имеет все шансы быть неопасным — «карманным». К тому же Ельцин, правительство и криминальные кланы, связанные с исполнительной властью, получили возможность сформировать законодательную и исполнительную власти «под себя»: из угодных, «своих» людей, на условиях «состязания денежных мешков», с малым количеством депутатов — малое число людей легче держать под контролем, легче купить, повязать круговой порукой: очевидно, в компании из 1000 человек больше шансов, что найдется неподкупный фанатик-правдоискатель, чем в компании из 10 человек.

Выиграли Ельцин, правительство и сторонники правобуржуазного жесткого монетаристского курса. Противники и критики этого курса — оппозиция — теперь дискредитированы, морально подавлены, лишены части организаций и большинства газет, поставлены под контроль «силовых» ведомств и под дамоклов меч запрещений в связи со «вновь открывшимися данными» о «причастности» к «мятежу». В создавшейся обстановке можно считать выборы уже выигранными. Можно сосредоточиться не на экономических вопросах (где у Ельцина, Черномырдина, Гайдара и Чубайса одни провалы), а на идеологических. Реанимировать «образ врага».

Выиграли «силовые» ведомства. Их статус повысился, они продемонстрировали власти, что они — единственная реальная опора режима, им выделяют средства, им поют хвалу. Их права расширяются, их грехи списываются. Их ждут бюджетные вливания. Уже в 20-х числах октября размер ассигнований на военные нужды увеличивается почти вдвое с 5 % ВНП до 8,2 % [103]. Это — при хроническом бюджетном дефиците. И, вероятно, это еще не конец.

Выиграли пропрезидентские «ястребы» в «силовых» ведомствах. Теперь они смогут устранить из МБР «людей Баранникова», а из МВД — «людей Дунаева». В армии — по результатам действий тех или иных чинов во время «мятежа» — они получат возможность отстранить от власти «колеблющихся» (да и просто самостоятельно мыслящих) — и захватить их места. Заодно с несогласными могут полететь со своих постов и те, у кого «длинный язык». У Кобеца, например, прямо руководившего подавлением «мятежа», появился шанс «подсидеть» «самого» Грачева. Впрочем, усиление роли армии в политической жизни будет толкать и Ельцина к устранению Грачева, становящегося опасным конкурентом, — подобно тому, как Хрущев устранил в свое время Жукова.

Выиграли рядовые сотрудники «силовых» ведомств. Отведя душу во время «чрезвычайного положения» в избиениях и унижениях задержанных — правых и виноватых, всех без разбора, — они смогли самоутвердиться и утвердиться в глазах коллег. Набив карманы награбленным у тех же задержанных и вкусно поев и попив бесплатно с «согласия» безропотных продавцов коммерческих киосков, они должны прийти к выводу, что их жизнь — не такое уж дерьмо, как кажется, и что неплохо бы еще разок при случае поучаствовать в «мероприятиях по осуществлению режима ЧП»: почетно и прибыльно. Да и опыт рэкета, поборов и вымогательства у торговцев и вообще у всех, кто хотел бы попасть в «закрытую» Москву, придется, надо думать, сотрудникам «силовых» ведомств по душе и будет использован и в дальнейшем — по месту постоянной службы. И вообще, при режиме ЧП в доход можно превратить все, что угодно: участие (для журналистов) в ночном патрулировании цена — 25 тыс. рублей в час; интервью с военнослужащим в маске (якобы спецназ) — 50 долларов; проход в «Белый дом» на первый-второй этажи — от 20 до 50 долларов; инсценировка для фотосъемки прорыва спецназа в «Белый дом» — 100 долларов; и т.д., и т.д. [104] Так формируется СОЦИАЛЬНАЯ БАЗА режима чрезвычайного положения.

Выиграли московская мэрия, мэр Лужков и его подчиненные. Они ликвидировали конкурента — Моссовет, ликвидировали потенциальную опасность свержения, а заодно и угрозу уголовного преследования в связи с «темными финансовыми делами» и коррупцией, в которых многие обвиняют Лужкова и его аппарат. Занимавшиеся именно этими «делами» члены комиссии Моссовета по законности во главе с Седых-Бондаренко не случайно были все арестованы: Лужков сводил счеты. А перерегистрация коммерческих киосков после упразднения райсоветов с неизбежными при этом взятками — ну что же, это «плата за верность» и «плата за страх». И вообще, теперь много на чем «вся мэрская рать» сможет погреть руки: и вот уже мэр Лужков аннулирует все решения райсоветов о предоставлении квартир частным лицам, а также о передаче в аренду, в хозяйственное ведение и в собственность нежилых помещений и зданий организациям, принятые после 12 июля 1991г.![105] Вы слышите шелест купюр? Заодно Лужков и его подчиненные наложили лапу на имущество Советов в Москве, в первую очередь захватив и поделив райсоветовские здания — лакомый кусочек [106].

Выиграли криминальные кланы, связанные с исполнительной властью. Теперь они могут быть уверены, что действия правоохранительных органов против них будут свернуты, напротив, теперь они получили возможность «скорешиться» с «замазанными» « силовыми» ведомствами. Теперь под удар попадают криминальные кланы, связанные с законодательной властью и с Руцким и его окружением. Сферы влияния этих кланов после их разгрома будут захвачены и поделены преступным миром, поставившим «правильно» — на президента и исполнительную власть.

Выиграли радикальные правобуржуазные круги как в правительстве и окружении президента — «тэтчеристы», монетаристы, «чикагские мальчики», — так и буржуазные праворадикалы на политической арене и в обществе вообще, вроде попа-расстриги Глеба Якунина и Льва Пономарева. Их рейтинг повысился. Они в своей стихии. Они могут игнорировать все свои провалы в политике и (особенно) в экономике — и лезть вверх, в новый парламент, раскручивать спираль политической истерии, концентрируя внимание общественности на ритуально-идеологических вопросах (вынести тело Ленина из Мавзолея, перезахоронить останки — неважно, подлинные или мнимые — императорской семьи, поснимать звезды с кремлевских башен, закрыть музей Ленина и т.п.).

Выиграли сторонники «сильной власти», «твердой руки», «ежовых рукавиц», «политической целесообразности». Они получили подтверждение, что «в России без кнута нельзя», что «разделение властей ошибочно в специфических русских условиях» и т.п. Теперь они будут пытаться увековечить временный режим диктатуры Ельцина и конституировать его. В конечном итоге, буржуазная демократия выгодна ПРАВЯЩИМ СЛОЯМ И КЛАССАМ, но не обязательна выгодна КОНКРЕТНЫМ ПРЕДСТАВИТЕЛЯМ этих слоев и классов, стоящим в данный момент у власти. Авторитаризм, напротив, может быть менее выгоден правящим слоям и классам (самодурство и волюнтаризм власти способны помешать получению доходов), но уж точно очень выгоден тем конкретным лицам, которые непосредственно стоят у власти.

Выиграли, наконец, сторонники унитаризма — в ущерб сторонникам федерализма. Авторитарная власть в федеральном государстве трудноосуществима. Сконцентрировав в своих руках всю власть в центре, Ельцин и его правительство должны по возможности нейтрализовать потенциальных конкурентов и на местах. Национальные автономии, опирающиеся на право наций на самоопределение — последний не ликвидированный очаг «параллельной власти». Уничтожить полностью этот «очаг», видимо, невозможно. Но хотя бы временно уничтожить, парализовать или ослабить, пользуясь благоприятными обстоятельствами — почему бы нет?

Кто виноват?

В принципе, целью данной работы не являлся ответ на вопрос «кто виноват?». Но, поскольку в России невозможно обойти этот классический вопрос, попробую на него ответить. Тем более, кровь пролилась — и требует ответа.

Разумеется, в первую очередь виноваты те, кто спланировал и подготовил провокацию, — исполнительная власть, Ельцин, специалисты из МБ. Это само собой разумеется, и на этом можно не останавливаться подробно.

Ельцин персонально виноват еще и как человек, подписавший указ № 1400. Когда он подписывал указ, он не мог не понимать, что открывает путь к гражданской войне, к кровопролитию, что для взрыва теперь будет достаточно любой искры, не говоря уже о провокации. Ничего не смыслящий в политике иеромонах Никон из Подмосковья — и тот это понимал [107]. «Независимая газета» просто вынесла на следующий же день в подзаголовок на первой полосе слова: «Малейшая провокация или еще один безответственный шаг любой из сторон могут привести к гражданской войне» [108]. Ельцину теперь не отмыться от крови своих сограждан. Даже если предположить, что он настолько глуп, что не понимал, что делает, подписывая указ № 1400, он не сможет уже сказать, что его не предупреждали о последствиях. Предупреждали. Печатно. С первых полос газет.

Но виноват и парламент. Он сам предопределил свою судьбу, когда разогнал парламент СССР. Тогда, два года назад, не один, не два, не три, а несколько десятков народных депутатов СССР дружно, не сговариваясь, предрекли своим российским коллегам (словно Дантон Робеспьеру в пьесе Станислава Пшибышевского): «Вы последуете за нами!» Тогда же многие аналитики дружно констатировали: эти слова могут стать пророческими. Но российский парламент не захотел их слушать.

Парламент виноват и в том, что сам, своими руками, возвышал и возвышал Ельцина, наделял и наделял его все новыми и новыми полномочиями — безо всяких к тому оснований. Голоса возражающих отметались, хотя известно всем, что аппетит приходит во время еды. Парламент дал Ельцину так много власти, что тот вполне логично захотел иметь ВСЮ.

Парламент виноват и в том, что не пресек раз и навсегда попыток Ельцина «разобраться» с верховным законодательным органом и установить режим личной власти (в декабре 1992 г. и в марте 1993 г.). Политика колебаний, компромиссов, боязнь досрочных выборов, стремление сохранить теплые местечки в парламенте — все это и загнало в конце концов парламентариев в тот тупик, который кончился кровью.

Виноват и Конституционный Суд и лично его председатель Зорькин. Постоянное лавирование, попытки примирить непримиримое, позорное поведение Зорькина на VII съезде, где Конституционный Суд попрал Конституцию во имя «политического компромисса» — и спровоцировал тем самым позднее острейший кризис — все это также готовило кровавую развязку. А то, что Конституционный Суд оказался вовлечен в политическую борьбу на стороне парламента, и в то же время выступал как бутафория законности для исполнительной власти (например, распустил ФИЦ и не добился выполнения решения, а не добившись, не подал демонстративно в отставку, публично объявив: ЗАКОННОСТИ В СТРАНЕ НЕТ), лишь усугубляет его вину.

Но основная вина, я уверен, лежит на лидерах «повстанцев» — персонально на Руцком, Макашове, Хасбулатове, Анпилове, Уражцеве.

Если Уражцев и Анпилов действовали как штатные провокаторы (особенно Уражцев — не удивлюсь, если в будущем выяснится, что он был платным агентом МБР; да и связь Анпилова с госбезопасностью еще с 70-х гг. — вещь вполне возможная), то Руцкой и Макашов несут особую персональную ответственность.

Разумеется, они поддались на провокацию. Но провокация — это КЛАССИЧЕСКИЙ метод политической борьбы, она существует ровно столько же, сколько политика. И даже дольше — провокация перешла в политику из опыта боевых действий. Собственно, «provocatio» на латыни значит «вызов». Вызов — это модное сейчас в политическом лексиконе слово. И когда нам говорят: «ответить на вызов современности», «ответить на вызов консервативных (либеральных, экстремистских) сил», то надо иметь в виду, что при чуть-чуть измененной лингвистической традиции мы могли бы услышать: «ответить на провокацию современности», «ответить на провокацию консервативных (или каких угодно) сил». Провокация как таковая — это действие, рассчитанное не на прямой успех, а на то, чтобы побудить противника совершить ответное действие, в данный момент для него невыгодное или же делающее ясной неясную до того ситуацию. Клеймо «нечистоплотности» на провокацию наложили ее жертвы, те, кто проиграл, — свое поражение они как раз и оправдывали тем, что против них «сыграли нечестно», то есть они привносили в дело МОРАЛЬНЫЙ АСПЕКТ. Те, кто в результате провокации выигрывал, вообще словом «провокация» не пользовались (в отличие от медицины). Они говорили: «удачный ход», «точно рассчитанный удар», «успешный маневр», «военная хитрость», наконец.

И всякий, кто начинал играть в политику — в том числе и Руцкой, Хасбулатов, Макашов, — должен был учитывать возможность использования противником провокации. Тем более, что недавно Ельцин уже прибегал к провокации — в марте, со своим пресловутым ОПУСом. Тогда провокация была направлена как раз на вскрытие ситуации, на то, чтобы заставить раскрыться ВСЕХ политических игроков — в первую очередь Зорькина, Степанкова, власти на местах.

Более того, Руцкой и Макашов — люди военные. Провокация, как я уже говорил, пришла в политику из военного искусства. Там она — обычный, рядовой метод, широко применяемый. Например, разведка боем — это типичная провокация, направленная на то, чтобы заставить противника раскрыть свою оборону тогда, когда он этого не хочет. Руцкой и Макашов просто ОБЯЗАНЫ были это знать.

Провокации делятся на такие, которые НЕИЗБЕЖНО влекут за собой желательную для провокатора реакцию, и на такие, успех или неуспех которых зависит в значительной степени и от провоцируемого. В этом смысле провокация 3 октября вовсе не была фатальной. Никто под дулом автомата НЕ ЗАСТАВЛЯЛ Руцкого призывать штурмовать мэрию и «Останкино». Никто силой НЕ ЗАСТАВЛЯЛ Макашова кричать о начале «народной революции против контрреволюции» (очевидно, по Макашову, бывает еще и «народная революция в защиту контрреволюции»! — Марксы и Кропоткины у нас прямо под каждым кустом!).

Повторю еще раз: если бы после деблокирования «Белого дома» Руцкой и Макашов призвали всех к дисциплине, к организованным действиям, призвали «не поддаваться на провокации», оцепили мэрию (игнорируя выстрелы оттуда) — и начали новый раунд переговоров с Ельциным — провокация бы провалилась.

Конечно, напрашивается возражение, что не Руцкой, так нашлись бы другие — те, кого уже окрестили «полевыми командирами». Это не очевидно. Может, и нашлись бы, а может — и нет. История не терпит сослагательного наклонения.

Другое дело, что те, кто готовил провокацию (а это были явно профессионалы — из «правоохранительных» органов, благо полицейская провокация — это традиция в России), наверняка учли и «субъективный фактор» — и в частности, менталитет и интеллектуальный уровень таких вождей оппозиции, как Руцкой и Макашов. И объяснения вроде того, к какому прибег председатель Моссовета Н. Гончар («Руцкой — человек военный, действовал по принципу “Вижу цель — атакую”») [109], оправданием быть не могут. Офицерские погоны все-таки должны чем-то отличаться от справки из ПНД. И если наша оппозиция хочет чему-то научиться, ей придется искать других вождей — с другим стилем мышления и другим уровнем умственного развития. А заодно оппозиционерам придется кое-что изменить и в своих мозгах тоже: в частности, перестать, наконец, думать, что если им в руки случайно попала дубина (а тем более — автомат) — это значит, что во всей России началась революция.

Три нетривиальных вывода-вопроса

Тривиальные выводы из всего вышеизложенного делать не буду. Они очевидны, и читатель их сделает сам.

Взамен предлагаю три нетривиальных вывода-вопроса. И каждый из них обращен к конкретной аудитории.

Первый вывод-вопрос. Обращен к оппозиции. И даже не к «красно-коричневой» оппозиции, задвинутой провокацией 3—4 октября на обочину политической жизни, а ко ВСЯКОЙ оппозиции — в том числе и «конструктивной», в том числе и потенциальной. По каким правилам собирается она играть в политику с властями, прибегающими к методу провокации? Тем более так легко — когда никакой угрозы ОСНОВАМ СТРОЯ не было, КАТАСТРОФЫ не ожидалось (Хасбулатов и Руцкой — не Альенде, не Народный фронт в Испании, они вовсе не собирались социализировать всю экономику). Кстати, людям присуще прибегать в своей деятельности к методам, которые себя ранее оправдали. Президенты и вице-премьеры не исключение. К следующим выборам ведь можно подготовить новую провокацию. А если не найдется таких благодатных объектов, как Руцкой с Макашовым — что ж, провокаторов можно и специально подготовить. Ради святого-то дела...

Второй вывод-вопрос. Обращен к «рядовым гражданам», не к профессионалам-политикам, не к тем, кто постоянно следит за политической жизнью, анализирует происходящее, имеет собственное аргументированное мнение по всем основным политическим вопросам, а к тем, кто пробуждается к политической активности только во время кризисов, к тем, кто прибежал по призыву Хасбулатова и Руцкого «защищать «Белый дом» и подставил себя под пули, к тем, кто по призыву Гайдара кинулся на Тверскую — и тоже мог оказаться под пулями. Может быть, раз вы не профессионалы, не можете уследить за всеми перипетиями событий, за всеми нюансами, есть смысл сначала подумать, а потом откликаться на «зов вождей»? Собственно, затем человеку и дан разум, чтобы он им пользовался. А быть «пушечным мясом» — невелика честь...

И последний вывод-вопрос. Гайдару и прочим, счастливым, что они, наконец, смогут без помех воплотить свои рейганистско-монетаристские мечты. Может быть, стоит посмотреть западное TV, почитать западную прессу — особенно те интервью, которые брались 3 октября у молодежи около «Белого дома»? Это ведь были не записные анпиловцы. Это были совсем другие люди. Ни на какие выборы и референдумы они не ходили и в митингах «красно-коричневых» не участвовали, за дебатами в Верховном Совете не следили. Они пришли к «Белому дому» потому, что ваши, гг. Гайдар и прочие, «реформы» отняли у них все и, в первую очередь, надежду на будущее. Пришли, потому что увидели возможность расплатиться с вашим режимом ВНЕПАРЛАМЕНТСКИМ ПУТЕМ — с оружием в руках. Это — та «оппозиция», о которой вы, господа Гайдар и прочие, и понятия не имеете. Осознали ли вы, захотите ли вы осознать, что вы уже сформировали в России базу для ГОРОДСКОЙ ГЕРИЛЬИ? А с нашими-то отечественными традициями партизанской войны...

20 октября — 13 ноября 1993

Примечания

[1] Независимая газета. 9.10.1993.

[2] Комсомольская правда. 9.10.1993; Московские новости. 17.10.1993; Новая ежедневная газета. 20.10.1993; Рубикон (СПб.). 1993 № 1.

[3] См.: Московский комсомолец. 28.09.1993.

[4] Рубикон (СПб.). 1993, № 1.

[5] Текст призыва см.: Правда. 1.10.1993.

[6] См., например: Аргументы и факты. 1993. № 44.

[7] См., например: Известия. 3.11.1993.

[8] Там же.

[9] Общая газета. 1993. № 11/13.

[10] Правда. 22.09.1993.

[11] Аргументы и факты. 1993. № 44.

[12] Там же.

[13] Правда. 2.10.1993.

[14] Московские новости. 17.10.1993.

[15] Аргументы и факты. 1993. № 41.

[16] Аргументы и факты. 1993. № 40.

[17] Комсомольская правда. Спецвыпуск «Все о черном октябре». С. 8.

[18] Коммерсант-DAILY. 30.09.1993.

[19] Московские новости. 17.10.1993.

[20] См. об этом там же.

[21] Московский комсомолец. 1.10.1993.

[22] Сохранилось множество красочных описаний этого психоза, см., например: Московский комсомолец. 28.09.1993; Литературная газета. 29.09.1993.

[23] Комсомольская правда. 8.10.1993; Спецвыпуск «Все о черном октябре». С. 39; Новая ежедневная газета. 13.10.1993.

[24] Комсомольская правда. 19.10.1993.

[25] Аргументы и факты. 1993. № 41.

[26] Коммерсант-DAILY. 23.98.1993.

[27] Известия. 7.10.1993.

[28] Известия. 1.10.1993.

[29] Коммерсант-DAILY. 30.09.1993

[30] Московский комсомолец. 29.09.1993.

[31] Московская правда. 1.10.1993.

[32] Правда. 2.10.1993.

[33] Сегодня. 30.09.1993.

[34] Аргументы и факты. 1993, № 44.

[35] Цит. по: Российские вести. 1.10.1993.

[36] Бюллетень левого информцентра. 1993, № 39. С. 4.

[37] См.: Куранты. 5.10.1993.

[38] Известия. 7.10.1993.

[39] Известия. 7.10.1993.

[40] Коммерсант-DAILY. 9.10.1993.

[41] Московские новости. 10.10.1993.

[42] Известия. 7.10.1993.

[43] Коммерсант-DAILY. 4.10.1993.

[44] Московские новости. 10.10.1993.

[45] Аргументы и факты. 1993. № 41.

[46] Новая ежедневная газета. 15.10.1993.

[47] См.: Независимая газета. 19.10.1993.

[48] Московские новости. 17.10.1993.

[49] См.: Новая ежедневная газета. 15.10.1993.

[50] Известия. 9.10.1993.

[51] Известия. 5.10.1993.

[52] Комсомольская правда. Спецвыпуск «Все о черном октябре». С. 16—17.

[53] Коммерсант-DAILY. 4.10.1993.

[54] См.: Независимая газета. 16.10.1993.

[55] Независимая газета. 16.10.1993.

[56] Известия. 7.10.1993.

[57] См. там же.

[58] Московский комсомолец. 8.10.1993.

[59] Московские новости. 17.10.1993.

[60] Московский комсомолец. 8.10.1993.

[61] Известия. 9.10.1993; см. также: Комсомольская правда. 8.10.1993; 13.11.1993.

[62] Известия. 12.10.1993.

[63] Куранты. 15.10.1993.

[64] Неделя. 1993. № 41.

[65] Независимая газета. 19.10.1993.

[66] Комсомольская правда. 14.10.1993.

[67] Комсомольская правда. Спецвыпуск «Все о черном октябре». С. 17.

[68] Известия. 5.10.1993.

[69] Комсомольская правда. 13.11.1993.

[70] Неделя. 1993, № 41.

[71] Коммерсант-DAILY. 4.10.1993.

[72] См.: Известия. 5.10.1993; 7.10.1993; Новая ежедневная газета. 8.10.1993.

[73] Известия.6.10.1993.

[74] Московский комсомолец. 9.10.1993.

[75] Московский комсомолец. 9.10.1993.

[76] Цит. по: Московская правда. 5.10.1993.

[77] Рубикон (СПб.). 1993. № 1.

[78] Сегодня. 14.10.1993.

[79] Куранты. 5.10.1993.

[80] Независимая газета. 19.10.1993.

[81] Московские новости. 17.10.1993.

[82] Известия. 6.10.1993.

[83] Московские новости. 17.10.1993.

[84] Московский комсомолец. 8.10.1993.

[85] Известия. 5.10.1993; 6.10.1993; 16.10.1993; Коммерсант-DAILY. 9.10.1993; Комсомольская правда. 9.10.1993; Московский комсомолец. 9.10.1993; Куранты. 6.10.1993; Московские новости. 7.11.1993.

[86] Известия. 5.10.1993; 7.10.1993; Московский комсомолец. 6.10.1993.

[87] Известия. 19.10.1993.

[88] Новая ежедневная газета. 20.10.1993.

[89] Коммерсант-DAILY. 5.10.1993.

[90] Новая ежедневная газета. 15.10.1993.

[91] Известия. 19.10.1993.

[92] См.: Московские новости. 7.11.1993.

[93] Цит. по: Московская правда. 5.10.1993.

[94] См.: Бюллетень левого информцентра. 1993. № 38. С. 7.

[95] Рубикон (СПб.). 1993. № 1.

[96] Московский комсомолец. 29.10.1993.

[97] Московский комсомолец. 9.10.1993.

[98] Коммерсант-DAILY. 4.10.1993.

[99] Коммерсант-DAILY. 5.10.1993.

[100] Московские новости. 17.10.1993.

[101] Куранты. 5.10.1993.

[102] Известия. 5.10.1993.

[103] Коммерсант-DAILY. 26.10.1993.

[104] Новая ежедневная газета. 8.10.1993.

[105] Московский комсомолец. 26.10.1993.

[106] См.: Московский комсомолец. 3.11.1993.

[107] Комсомольская правда. Спецвыпуск «Все о черном октябре». С. 10.

[108] Независимая газета. 23.09.1993.

[109] Аргументы и факты. 1993. № 41.

Опубликовано отдельным изданием: Тарасов А.Н. Провокация. Версия событий 3—4 октября 1993 г. в Москве. М.: Центр новой социологии и изучения практической политики «Феникс». 1993.