Одна из главных особенностей ситуации, которая сложилась на стыке веков в Латинской Америке, – наличие мощной прогрессивной тенденции, противостоящей безраздельно доминировавшим трендам мирового развития: неолиберальному и имперскому. И этот вариант ответа на вызовы глобализации, и связанные с ним политические сдвиги последних лет[1] оказывают немалое влияние на «место региона в системе современных международных отношений».
К числу главных факторов, обусловивших эту недавнюю интеграцию Латинской Америки в «зону активного сопротивления» неолиберальной глобализации, стало развитие здесь движения, которое можно определить как «альтерглобалистское» или «альтернативное»[2] движение, высшим глобальным выражением которого стали Всемирные Социальные Форумы в столице бразильского Юга – Порту-Алегри, в январе 2006 г. – в столице Венесуэлы – Каракасе, а основой – многочисленные социальные, социально-политические, этнополитические, этнокультурные и другие движения в двух десятках стран региона. О них и пойдет речь ниже. В заключение же – через анализ перспектив альтерглобалистского движения – мы вернемся к проблемам его глобального измерения.
Главная особенность латиноамериканского альтерглобализма – его глубокие исторические корни. Альтерглобализм как мировое движение – новое явление[3], но в Латинской Америке он развивается на почве старой коллизии между североамериканской политикой панамериканизма и латиноамериканизмом как тенденцией региональной интеграции. Панамериканизм берет свое начало с «доктрины Монро», выдвинутой в одностороннем порядке в 1823 г. и по существу провозгласившей Латинскую Америку зоной интересов США. Формула панамериканизма «Америка для американцев» на деле является формулой «Америка для североамериканцев», как говорил Х. Марти. Датой зарождения латиноамериканизма можно считать 1815 г., когда С. Боливар предложил созвать конгресс (созванный в 1826 г. в Панаме) для утверждения единого государства. Не исключено, что провозглашение «доктрины Монро» северным соседом стало реакцией на эту инициативу[4]. С тех пор эти две тенденции развиваются параллельно. На стыке тысячелетий панамериканизм достиг апогея в проекте АЛКА. Латиноамериканизм же стал одним из ведущих концептов и составляющих латиноамериканского альтерглобализма, который объявил «экспансионистскому, аннексионистскому, неоколониальному» проекту АЛКА войну не на жизнь, а на смерть. В XXI веке коллизия панамериканизма и латиноамериканизма стала коллизией АЛКА и латиноамериканского альтерглобализма, а в более широком плане – противостоянием альтерглобализма неолиберальной глобализации в рамках региона. Вместе с тем данное противостояние стало органическим продолжением борьбы предшествующих десятилетий, а в определенном смысле – и веков.
Борьба, о которой идет речь, прошла в своем – отнюдь не всегда поступательном – развитии несколько четко выраженных фаз. 90-е годы ХХ века (точнее, 1990–1997 гг.) стали одной из них. Это десятилетие принесло в регион изменения, сравнимые по масштабам с теми, которые произошли здесь шестьюдесятью годами раньше. Казалось, позади осталась полоса «битвы на перекрестке», борьбы вариантов и альтернатив развития; то ускоренной, то срывающейся в кризисы индустриальной модернизации региона; десятилетия непрерывного поиска элитами и контрэлитами Латинской Америки решения её назревших (и перезревших) проблем…
Бурный этап структурного кризиса, пришедший на смену «ста годам одиночества» и стагнирующей эволюции, изменил место Латинской Америки в политическом и культурном развитии мира. Она стала одной из его главных «сейсмических зон», активно взаимодействующей с другими регионами, с мировой ситуацией в целом. Это было и время интенсивнейшего развития региональной культуры, общественных наук, выведшего Латинскую Америку на передний край глобального сознания человечества. При этом все процессы и сдвиги, о которых шла речь, развертывались при активнейшем участии левых (внесистемных) и левоцентристских течений с самостоятельными или автономными историческими проектами, различными на разных этапах кризиса; с потенциалом мобилизации миллионов сторонников и завоевания правительств; с реальной способностью «наложить свой отпечаток» на все сферы развития региона; с признанными лидерами и теоретиками мирового масштаба. Еще в 80-е годы революционная борьба в Центральной Америке и устранение диктаторских режимов в Южном конусе, «почти победы» левых на выборах 1988–1989 гг. в крупнейших странах региона – Мексике и Бразилии, разработка новых программ альтернативного развития[5], говорили, казалось, об устойчивости тенденции многолинейного развития, о сохранении в регионе инерции критической фазы и тенденции субъектности. Именно эта историческая и психологическая ситуация, это место и эта функция в миросистеме («современники всего человечества») оказались «отмененными» процессами начала и середины 90-х годов.
Впрочем, основы сдвига были заложены раньше – тем ударом, который был нанесен по индустриальной модернизации и её политическим и иным проекциям в 80-х годах; началом (на Севере) нового цикла развития мирового капитализма; цикла, опиравшегося на информационные технологии и процессы глобализации… Об этом уже шла речь в предыдущих главах. Здесь же отметим, что обесценивание завоеваний экономической модернизации и её инструментов (и прежде всего – роли и возможностей государства и импортзамещающего типа индустриализации), стремительно возросшая уязвимость Латинской Америки «извне», разгул инфляции – все это резко сузило русло «объективно возможного» в регионе. А новости из Восточной Европы оказали дополнительное, резко негативное воздействие на состояние субъективного фактора альтернативного развития (и прямо, и через падение сандинистского режима в Никарагуа и притягательности кубинского примера).
В итоге начавшийся в 90-х гг. процесс интериоризации неолиберализма в регионе принял лавинообразный характер, охватив все его страны, все сферы экономической и социальной жизни, оттеснив на обочину все предшествующие и параллельные проекты и тенденции – и не встречаясь со сколько-нибудь ощутимым политическим и социальным сопротивлением. А потому утверждаясь здесь в наиболее бескомпромиссном, тотальном варианте. Неолиберальный «треножник» «дерегуляция – приватизация – открытые границы» стал гербовой печатью практики, экономической и внутренней политики всех государств региона, независимо от исходных программ приходивших к власти групп.
В кризисной ситуации, на дне ямы «потерянного десятилетия», неолиберальный курс[6] оказался отвечающим и структурным, и конъюнктурным интересам (и логике) глобализированных секторов капитализма. Он сделал возможным преодоление некоторых новых барьеров, вставших в 80-е годы на пути экономического роста, подъем конкурентоспособности отдельных отраслей экономики, нормы накопления и прибыли. Массы выиграли от сокращения инфляции и создания новых рабочих мест в неформальном секторе; интеллектуалы приветствовали возможность вновь соответствовать «северной моде» и дать выход своим антибюрократическим и «меритократическим» устремлениям. Возникало и, главное, тиражировалось, внушалось всем слоям населения представление о том, что волшебный ключик к двери, за которой – решение всех проклятых вопросов прошлого и настоящего, найден; что общество и экономика приспособились, наконец, к демократизации и глобализации; что преодолены ошибки и изъяны, связанные с этатистскими стратегиями второй половины века. И, стало быть, не существует больше исторической почвы для иных альтернатив и вариантов развития – ни в данный момент, ни, естественно («конец истории»!) – в будущем.
Конечно, уже тогда действительность чуть ли не на каждом шагу – особенно с 1994 г. – демонстрировала ограниченность, неустойчивость, структурные изъяны неолиберальной модели. И в глобальном, и – в частности и особенности – в региональном масштабах. О них говорили оппозиционные силы, выдвигавшие уже с начала 90-х годов свои проекты развития, альтернативные и неолиберальной модели, и своим собственным этатистским (и авангардистским) стратегиям недалекого прошлого[7]. Но поднять массы или завоевать общественное мнение под знаменем этих проектов не удавалось. И не только потому, что «альтернативщикам» противостояло беспрецедентное пропагандистское наступление правящего лагеря с электронными СМИ, диктовавшими массам их выбор, и не только под воздействием «конца инфляции». Действовали и иные, более объективные и глубокие факторы регионального и глобального масштаба. Назовем лишь некоторые из первых[8]:
В итоге в роли «strange attractors» формирования традиционных блоков народной оппозиции сохранились лишь коррупция, протест против избирательных махинаций и роста коммунальных тарифов…
Все это во многом объясняло и относительную слабость массового протеста, и его несостыкованность с «альтернативным народным проектом». Но здесь вступала в действие еще одна группа факторов глобального порядка, работавших на ситуацию безальтернативности. Речь идет об организационном, программном (и теоретическом) кризисе традиционных политических авангардов оппозиции и их проектов.
В силу ряда глубинных причин левым, левоцентристским, оппозиционным новому капиталистическому mainstream’у силам оказалось значительно труднее адаптироваться к новой исторической ситуации, созданной кризисами послевоенной модели капитализма и индустриальной цивилизации. Почти все процессы в сферах бытия и сознания, в течение полутора веков дававшие жизнь и идентичность лево-оппозиционным и – особенно – внесистемным течениям, оказались подорванными, ослабленными, превращенными. Вчерашние революционные силы, утрачивая свои определяющие характеристики – отрицание частной собственности и курс на завоевание государственной власти с целью преобразования общества – переставали быть антисистемными или же, сохранив эти характеристики, переставали быть силами, чаще всего превращаясь в секты, продолжая ориентироваться по компасу прошлого. В борьбе против концентрированной атаки рыночного фундаментализма лица героев «левой обороны» почти всегда оказывались повернутыми назад, даже когда их лозунги обновлялись. Повсеместно самой тяжелой, самой «инерционной» проблемой стал для них вопрос об отношении к государству; привычная безусловная защита его прежних функций, роли, экспансии (как главного критерия «прогрессивности» и «современности») сковывала мысль, маневр, инициативу сил, противостоящих неолиберализму[11].
Равнодействующей всех этих (и многих иных) векторов и стала безраздельная гегемония (по факту) неолиберальной стратегии в регионе[12]; «конец альтернативности» – и даже вариантности – развития стал в Латинской Америке фирменным знаком исторической ситуации. «Один вождь! (мировой рынок) – одна религия! (экономическая эффективность, конкурентоспособность) – одна политика! (неолиберальная)» – ситуация эта (Вашингтонский консенсус), возникшая уже на фазе «take-off’а», фронтального наступления рыночного фундаментализма в 1990–1992 гг., сохранялась и в годы рыночной эйфории (1992 – ноябрь 1994 г.), и – в основном – в период «первичной пробуксовки» неолиберальной модели (декабрь 1994 – весна 1997 г.). Повсеместно утверждался единый вариант единой альтернативы и, соответственно, сокращалась реальная субъектность стремительно унифицировавшейся внешней политики стран региона. Неолиберальные реформы продолжались, государство – «уплощалось», Мексика уже переваривалась «зоной свободной торговли» – и подобная же перспектива замаячила (Майами, 1994 г.) перед всей Латинской Америкой.
О «кризисе неолиберализма» в Латинской Америке (точнее, в её научном сообществе, точнее в левой части) последнего заговорили уже в 1994 г. – на гребне его успехов. Гораздо громче – после финансового кризиса 1994–1995 гг. в Мексике и первого сбоя «неолиберального развития» в регионе[13]. В 1996–1997 гг. разрабатывается известный манифест – документ, исходящий из констатации этого кризиса, подписанный деятелями политического центра и левого центра («Consenso de Buenos Aires…»).
Но хотя всё это свидетельствовало, пожалуй, о том, что хотя пик однолинейности исторической эволюции, ее «медовый месяц» с неолиберализмом остался позади (где-то в 1992–1994 гг.), до общего кризиса неолиберального курса дело еще не дошло. 1996–1997 гг. вновь дали рекордный рост ВВП в регионе[14]; базовый консенсус региональных элит вокруг принципов неолиберализма сохранялся[15]; массы оставались пассивными, послание «Foro de São Paulo», объединявшего левые (в основном традиционные) силы региона, отклика в них не находило. А умеренная, осторожная политика демократической администрации США не поляризовала гражданское общество. Сегодня все эти факты и показатели воспринимаются как естественные: в мире еще не завершилась начальная («легкая», «спонтанная», «гибридная»[16]) фаза глобального транзита, стартовавшего в конце 70-х годов.
Но течение мировой истории уже приближалось к перепаду (структурный кризис). Следует признать, что четко определить, почему именно в середине 1997 г. на базе постепенно накапливающегося «количества» (разочарования, недовольства, протеста) возникло новое качество, мы пока не можем. Напротив, как накапливалось это «количество», давно известно и описано[17].
Обеспечив на некоторое время динамичность роста и социально-экономическую стабильность, неолиберальные реформы не обеспечили ни устойчивость этого роста, ни его темпы, необходимые для преодоления основных барьеров развития, ни нового (постиндустриального) качества этого развития или хотя бы приступа к нему. Отставание от Севера продолжало расти, так же как и сумма внешней задолженности, и т.д. и т.п.
Что еще важнее, во всяком случае для нашей темы, социальная цена, которую пришлось заплатить за ограниченные экономические успехи, оказалась чрезмерной. Глубокое ухудшение региональной социальной ситуации выразилось прежде всего в дальнейшем углублении неравномерности распределения доходов, и до того наибольшей в мире; в росте безработицы и удельного веса незащищенной, «неформальной» занятости. Вновь, и непосредственно под воздействием неолиберальных реформ, обострилась аграрная ситуация. Ухудшилось – и подчас резко – функционирование почти всех социальных служб. Сам эффект укрощенной инфляции со временем переставал ощущаться, а начатое им сокращение показателей бедности в регионе с середины десятилетия прекратилось.
Одновременно, по мере исчерпания надежд на непрерывность повышения жизненного уровня у одних и его абсолютного падения у других (средние слои), в регионе нарастал социально-психологический кризис. Его наиболее ощутимым проявлением стал беспрецедентный рост коррупции и уличной преступности; по первому из этих показателей Латинская Америка соревнуется с Россией, по второму – с Тропической Африкой. Одновременно нарастало и более общее чувство фрустрации: опять приходило ощущение тупика, обмана, изнурительного хождения по кругу, усугубляемое демонстрационным эффектом «северного благополучия». Нарастали и «смежные» настроения недоверия к нормам и институтам обретенной политической демократии, не давшей ни хлеба, ни равенства, ни достоинства…
До поры до времени весь этот спектр психологических реакций вел скорее к политической апатии и тем самым облегчал политическую демобилизацию и, строительство «рыночного общества». Ситуации в Латинской Америке и России уныло гляделись друг в друга, отмечая общее – и особое[18]… Но, как стало ясно post factum, в Латинской Америке уже готовы были вступить в действие факторы, которых в России не было (или которые были нейтрализованы российской спецификой). О некоторых из них мы только что сказали. Были и другие.
И еще один подспудный сдвиг происходил в регионе в эти годы. Фаза полного господства неолиберального дискурса и глухой обороны левых сил способствовала сближению в региональном и межрегиональном[19] масштабах различных тенденций, оппозиционных монополии неолиберализма. И – что в полной мере сказалось впоследствии – в значительной степени сняла инерцию традиции, столь свойственную левой. Симбиоз традиционных левых и левоцентристских установок с новыми ценностями, методами борьбы и организации альтернативистов, характерный для ситуации 1980–1995 гг., постепенно отодвигался в прошлое.
Все это и обусловило, по-видимому, достаточно широкий резонанс, который получили в Латинской Америке (да и за ее пределами) сопротивление, на которое натолкнулись планы ALCA и МАI, призыв Чиапаса – а впоследствии и тридцатая годовщина гибели Эрнесто Гевары (осень 1997 г.)[20]. И, наконец, ту быстроту, с которой кристаллизовалось в 1997–1998 гг. поле взаимодействия гражданских обществ (и интеллектуальных элит) Латинской Америки, Западной Европы и некоторых иных регионов мира.
Быть может, в будущем исторический анализ покажет, что сама безраздельность неолиберальной гегемонии 80–90-х годов в сочетании с бесчисленными изъянами его фундаменталистского курса в ряде регионов периферии в последние годы ХХ века сработали против него. Безаппеляционность абсолютного победителя, его претензии на монополию истины и исторического развития в значительной мере обусловили широту и скорость распространения антинеолиберальных настроений и реакций в конце 90-х годов.
Но все-таки определяющей причиной сдвига, возникновения новых факторов развития и течений, претендующих на историческую гегемонию, стало, наверное, само исчерпание возможностей «легкого этапа» транзита, становление императива управляемости процессом – и борьба между различными кандидатами на роль «управляющего». Альтернативное движение и стало первым из тех, кто бросил вызов ортодоксальному неолиберализму.
Многие движения и организации латиноамериканского альтерглобализма – сапатисты, Движение безземельных (MST) и Единый профцентр трудящихся (CUT) Бразилии, ряд индейских движений – заявили о себе раньше (или намного раньше), чем возник термин «альтерглобализм» и обозначаемое им явление. К настоящему моменту консолидация гражданской оппозиции неолиберализму в целом и АЛКА в частности выражается в интеграции старых (возникших до 90-х гг.) и новых (90-е годы) организаций, в проведении акций регионального и континентального масштаба. Манифестации и форумы уже исчисляются десятками, поэтому здесь мы остановимся на главных с нашей точки зрения событиях десятилетней истории латиноамериканского альтерглобализма. Поскольку, на наш взгляд, общественное движение анти-АЛКА является центральным, наиболее действенным направлением борьбы латиноамериканского альтерглобализма[21], именно оно будет находиться в центре нашего внимания.
Выступление сапатистов (EZLN, САНО – Сапатистская армия национального освобождения) против создания НАФТА (Североамериканской зоны свободной торговли) в мексиканском штате Чиапас 1 января 1994 г. принято считать «стартовым» для мирового движения альтерглобализма. С этим можно согласиться, поскольку многие формы протестной деятельности, лозунги и «мистика» сапатистов были впоследствии переняты другими организациями латиноамериканского и мирового альтерглобализма.
Начавшись с вооруженного выступления, деятельность САНО постепенно вошла в мирное русло, сапатисты вступили в переговоры с правительством, закончившиеся в 1996 г. подписанием Сан-Андресских соглашений. Сапатистское движение обозначило тенденцию перехода от традиционных леворадикальных вооруженных группировок к движению, применяющему невооруженные формы борьбы: массовые шествия, социальные форумы (в 1996 г. САНО первой организовала «Межконтинентальную встречу за человечество и против неолиберализма»), использование Интернета как трибуны (на следующий день после начала восстания – 2 января – сапатисты разослали по сети «Декларацию Лакандонской сельвы», чем привлекли внимание мировой общественности). Программа САНО содержала некоторые положения, которые стали определяющими для мирового (протест против неолиберальной глобализации, впервые сформулированный и обнародованный в Чиапасе) и латиноамериканского (протест против НАФТА, прототипа АЛКА – основного конкретного объекта сопротивления в регионе) альтерглобализма.
Параллельно сапатистам формировалась другая, межрегиональная по масштабу, гражданская оппозиция НАФТА. В нее вошли RMALC (Red Mexicana de Acción Frente al Libre Comercio – Мексиканская сеть действия против свободной торговли, основана в 1991 г.), ORIT (Межамериканская организация трудящихся), «Общие границы» и некоторые другие организации Канады, ряд профсоюзных, экологических и правозащитных организаций США. В основном ими была организована акция протеста против саммита 1994 г. в Майами, ставшего началом переговоров об АЛКА, и обнародована декларация с требованиями пересмотра договора НАФТА по вопросам трудовых стандартов и окружающей среды.
Переговоры в рамках ВТО о Многостороннем соглашении об инвестициях (MAI) (1995–1998) закончились провалом не только в результате того, что не удалось достичь консенсуса между странами-членами OCDE и странами «третьего мира», но и в результате протестов гражданского общества по всему миру. Кампания «Глобальное действие народов» (Acción Global de los Pueblos, AGP) против ВТО, «свободной торговли» и власти корпораций была организована НГО США и Западной Европы и поддержана организациями из 70 стран. Совместную декларацию НГО по MAI подписали около 600 организаций, в том числе 60 мексиканских (об участии НГО других латиноамериканских стран точно неизвестно). Срыв переговоров по MAI, которое было призвано стать, по словам генерального директора ВТО Р. Руджерьо, «единой конституцией глобальной экономики», стал важной вехой активного массового сопротивления неолиберальным проектам, претендующим на глобальность. Начало было положено протестом против НАФТА. Кульминацией на сегодня стало противостояние народных движений и ряда правительств Латинской Америки проекту АЛКА.
В мае 1997 г. в г. Белу-Оризонти (Бразилия) в рамках переговорного процесса АЛКА состоялась промежуточная встреча министров экономики и торговли стран Западного полушария, и там же ORIT, CUT, MST, другие организации формирующегося латиноамериканского альтерглобализма созвали так называемый Форум Нашей Америки. Он заложил традицию проведения параллельно официальным встречам в верхах социальных форумов, для которых характерно стремление к конструктивному диалогу, носящему преимущественно научный, а не уличный характер[22]. Важнейшим итогом форума стало решение о создании Континентального Социального Союза (ASC), объединяющего общественные движения 35 стран Западного полушария. Организационным ядром ASC стали движения анти-НАФТА, к которым присоединились такие общественные организации стран Южной Америки, как ACJR (Чилийский Альянс за справедливый и ответственный бизнес), REBRIP (Бразильская сеть за интеграцию народов), бразильский CUT (их инициативу одобрила Партия Трудящихся), ICIC (Гражданская инициатива за центральноамериканскую интеграцию), CLOC (Латиноамериканский конгресс крестьянских организаций) и др. Основной задачей Союза провозглашалась регулярная организация континентальных и региональных форумов с целью исследовательской работы для выработки единой стратегии развития региона, альтернативной неолиберализму. Окончательно и официально ASC оформился в 1999 г., объединив организации Западного полушария, насчитывающие 45 млн членов.
Одновременно с альтернативными социальными форумами в середине 90-х гг. стали появляться новые социальные движения «исключенных»[23]. Самый яркий пример – движение пикетчиков (piqueteros) в Аргентине, где в ходе приватизации было сокращено 600 тыс. рабочих мест. Оно сыграло впоследствии важнейшую роль в политическом кризисе декабря 2001 – января 2002 гг. и сегодня остается значительной силой, охватывая около 300 тыс. безработных по всей стране, объединенных в FTV (Федерацию земли и жилья) в составе Профцентра трудящихся Аргентины.
В марте 1998 г. в Сан-Хосе (Коста-Рика) в рамках переговорного процесса АЛКА прошла встреча министров торговли. В ходе протестной кампании было принято окончательное решение о создании ASC и произошло размежевание сторонников (insiders) и противников (outsiders[24]) участия общественных организаций в переговорном процессе АЛКА. Сторонники участия (Fundacion Esquel, USAID, FOCAL, чилийская Corporacion PARTICIPA, FFL (Латиноамериканский фонд будущего) и др.) обратились к официальным представителям с предложением включить их в консультации по вопросам АЛКА. Эта инициатива была проигнорирована, что окончательно убедило противников участия в том, что переговорный процесс будет вестись «за закрытыми дверями», развеяло иллюзии относительно доступа к нему общественных организаций (insiders неоднократно повторяли попытки сотрудничества, но безуспешно), укрепило гражданскую оппозицию этому проекту и определило путь дальнейшего развития движения.
В 2001 г. было положено начало Всемирным социальным форумам (ВСФ); к настоящему моменту их состоялось пять[25]. Первые три проходили в бразильском городе Порту-Алегри, ставшем одним из символов альтерглобализма благодаря демократической партисипативной системе участия населения в распределении бюджетных средств (одна из немногочисленных практических инициатив мирового альтерглобализма, подчас излишне идеализируемая[26]). В организации ВСФ-2001, -2002, -2003 активное участие принимали ABONG (Бразильский альянс НГО), MST, CUT, ATTAC-Brasil и другие. Основной целью ВСФ стало привлечение внимания общественности к актуальным проблемам современного мира, неолиберальной глобализации, борьбе против имперской политики администрации США. ВСФ-2004, в центре внимания которого оказались проблемы «глубокого Юга», прошел в Мумбае (Индия). На пятом форуме, прошедшем в январе 2005 г. вновь в Порту-Алегри, было принято решение о проведении очередного его заседания одновременно в различных частях света – совместно с соответствующими региональными форумами.
В середине 2001 г. под давлением общественных движений региона был обнародован предварительный вариант соглашения АЛКА, что дало возможность перейти к предметной критике проекта. Это можно рассматривать как одно из конкретных достижений латиноамериканского альтерглобализма. Примерно в то же время появляется документ «Альтернативы для Америк», разработанный ASC (о документе см. ниже). В том же году Континентальная встреча против АЛКА в Гаване положила начало латиноамериканским специализированным социальным форумам анти-АЛКА. Куба стала авангардом идейного сопротивления АЛКА. Задачи форума носили в основном теоретический характер: осмысление проекта, поиск альтернатив и т. д. В ноябре 2002 и январе 2004 г. прошли еще две Континентальные встречи. Итогом форума 2002 г. стала разработка плана действий Континентальной Кампании против АЛКА (Campaña Continental contra el ALCA). Ведущей силой Кампании стал ASC. Кампания координирует акции (форумы, манифестации, встречи, семинары и т. д.) на континентальном (в рамках полушария), региональном (Латинская Америка и Карибы) и национальном (отдельная страна) уровнях. Так, в 2004 г. проведено более 30 акций различного масштаба.
Центральным событием борьбы против АЛКА в 2004 г. стал I Социальный Форум Америк (FSA) в Кито 26–30 июля. Форум стал частью мирового процесса: в большинстве регионов мира уже имели место региональные и национальные социальные форумы. На нем обсуждались традиционные для альтерглобализма вопросы, но главной темой стала не столько критика АЛКА и политики США в отношении Латинской Америки, хотя этому было уделено достаточно внимания, сколько проблема латиноамериканской интеграции и возможность ее осуществления в сложившейся в регионе политической ситуации, когда к власти во многих странах Латинской Америки пришли и приходят левые или левоцентристские правительства[27]. Форум обратился к президентам Венесуэлы, Бразилии, Аргентины и Кубы с инициативой создания Регионального Блока Власти (BRP) на основе союза гражданского общества и государственной власти. Инициатива содержала два предложения: 1) выступление единым блоком по вопросу о внешнем долге; 2) участие президентов во встрече с общественными организациями для обсуждения таких вопросов, как экономическая, политическая, культурная и военная интеграция Великой Родины[28]. По замыслу общественных организаций в основе BRP должно лежать единство гражданского общества и народной власти (народных президентов). Будет ли создан этот блок, пока сказать трудно. Видимо, главное будет зависеть не столько от встреч президентов с представителями гражданского общества, сколько от официальных межгосударственных переговоров. Некоторые подвижки в этом направлении есть – Южноамериканское сообщество наций, интеграционные инициативы в рамках проекта ALBA (см. ниже), особенно интенсивно развивающиеся между Венесуэлой и Кубой, и т. д. Но пока неясно, как далеко пойдут латиноамериканские (или южноамериканские) страны от официальных встреч и деклараций к реальной региональной интеграции в духе латиноамериканизма[29].
По проблематике отношения к политике и власти сложилось «поле различий» внутри самого движения – различий, которые воспринимаются его участниками как естественные, способствующие расширению и развитию альтерглобализма и не чреватые (пока?) расколом движения. Тем не менее, можно, по-видимому, констатировать факт кристаллизации – именно вокруг проблем организации и перехода от дебатов к действиям – двух основных тенденций. Носители одной из них считают главной (организационной) задачей движения закрепление новых, беспрецедентных форм его организации, его единства и сохранение преимущественной (исключительной) опоры на структуры гражданского общества. Сторонники другой считают такой задачей осуществление перехода к практическим действиям, совместную деятельность с организациями политического общества (партиями, лево-ориентированными правительствами), большую «конкретизацию» девиза движения «Иной мир возможен». По общему правилу (с многочисленными исключениями) «умеренные» в идеологическом плане элементы движения тяготеют к первой из этих позиций, более радикальные – ко второй[30]. Не потому ли FSA, а позднее ВСФ-2005 обошлись без единой и общей итоговой декларации (были только декларации отдельных тематических конференций и внутренних форумов)?
Однако латиноамериканский альтерглобализм эту традицию не принял. С 1 по 5 ноября 2005 г. в аргентинском городе Мар-дель-Плата состоялся III Форум Народов Америки, оппозиционный проводившемуся там же IV Саммиту Америк. На Форуме была принята итоговая декларация под названием «Интеграция народов и для народов необходима и возможна!». Однако на этот раз призыв к единству латиноамериканских народов не был просто декларативным и пафосным заявлением, но имел под собой реальную почву. Дело в том, что за этим призывом стоят два важных момента в текущей истории Латинской Америки. Во-первых, это десятимесячный срок с 1 января 2005 г., когда официально должен был войти и не вошел в силу договор об АЛКА. Даже в официальных кругах и официозной печати стало устойчивым выражение «провал АЛКА». IV Саммит Америк был призван реанимировать переговорный процесс АЛКА. Однако попытка реванша встретила сопротивление со стороны стран блока МЕРКОСУР и Венесуэлы, ставшей в декабре 2005 г. полноправным членом этого блока и выражающей наиболее жесткую и радикальную позицию в отношении АЛКА. Саммиту не удалось вывести переговоры из тупика, что стало вторым основанием для оптимизма латиноамериканского альтерглобализма. Форум Народов поддержал венесуэльский проект АЛБА в качестве модели латиноамериканской интеграции. Двойной провал переговоров по АЛКА можно рассматривать как существенный, но не окончательный итог десятилетней истории латиноамериканского альтерглобализма.
Социальные движения и организации региона, участвующие в альтерглобалистском процессе, можно разделить на две основные группы: 1) выступающие на широкой основе против неолиберальной глобализации (и имперского проекта) в целом; 2) отстаивающие интересы конкретных социальных или этносоциальных групп (профсоюзные, индейские, крестьянские и т. д.). Это различие не исключает, а обусловливает их взаимодействие в борьбе за общие цели.
Движения первого типа: ASC, REBRIP, ABONG, RMALC, ACJR, ICIC[31], RBFM (Бразильская сеть по Многосторонним Финансовым Институтам), Dialogo 2000, PACS (Альтернативная Политика для Южного Конуса) и др. Они выступают против экономической политики «свободной торговли», против неолиберальных реформ, за социальную справедливость, списание внешнего долга, латиноамериканскую интеграцию как альтернативу глобализации и АЛКА, против политики администрации Буша в глобальном масштабе и особенно на Ближнем Востоке.
Второй тип общественных движений латиноамериканского альтерглобализма включает:
Структуру латиноамериканского альтерглобализма можно рассматривать не только на уровне отдельных социальных движений, но и анализируя уровни координации совместных действий. В этом плане главным примером является Campaña Continental contra el ALCA, реализуемая на континентальном, региональном и национальном уровнях и базирующаяся на единой программе действий.
Интеграционный проект АЛКА в деятельности и идеологии латиноамериканского альтерглобализма выступает центральным объектом критики. Это стало особенно очевидно в последние годы, когда официальный переговорный процесс вокруг АЛКА вошел в финальную стадию и акции протеста против этого проекта приобрели систематический и регулярный характер.
Главный лозунг латиноамериканского альтерглобализма – «Иная Америка возможна!». Это свидетельствует о том, что латиноамериканский альтерглобализм развивается в русле и по логике мирового альтерглобализма, чей основной лозунг – «Иной мир возможен!». Оба лозунга нередко подвергаются критике, так как лишены определенности и позитивная программа, заложенная в них, неясна: какой именно мир?[33] Для латиноамериканского альтерглобализма эта неопределенность и неясность смягчается тем, что лозунг «Иная Америка возможна!» тесно связан с другим, не менее популярным: «Да – жизни! Нет – АЛКА!». То есть Иная Америка – это Америка без АЛКА.
Но, как резонно отмечают критики, в подобных ситуациях отрицание убедительно лишь тогда, когда что-то предлагается взамен. Это – проблема так называемой «положительной программы» альтерглобализма. Существует ли альтернатива неолиберальной глобализации объективно и какой она видится Движению? Ответить на эти вопросы значит затронуть сущностную, глубинную сторону Движения в отличие от внешней (структура, участники, акции и т. д.).
Почему АЛКА – казалось бы, прогрессивный проект экономической интеграции Западного полушария – породил такую широкую и повсеместную оппозицию, что протест против него стал цементирующим фактором латиноамериканского альтерглобализма – самой массовой части мирового альтерглобализма? По-видимому, потому, что АЛКА сегодня, как «Вашингтонский консенсус» в начале 90-х, наиболее последовательно отражает и воплощает как объективные процессы, называемые глобализацией, так и ту системную форму, которую пытаются придать им как транснациональные корпорации и банки (ТНК и ТНБ), так и группы, стремящиеся навязать миру «национальные» (на деле неоимперские) интересы США.
На наш взгляд, сущность глобализации определяет выход производственного и финансового капитала на глобальный уровень, что проявляется в увеличении количества, мощи и масштаба деятельности ТНК и ТНБ. Их всё более стесняют рамки национальных границ и государственное регулирование. Основное и неизменное содержание АЛКА – и при Клинтоне и при Буше – состоит в снятии национально-государственных экономических барьеров для повышения эффективности транснационального капитала, производственного (увеличение объема прямых иностранных инвестиций) и финансового (облегчение трансакций). В то же время АЛКА в наибольшей степени и в самой агрессивной форме воплощает стремление господствующих кругов США соединить эти процессы с упрочением собственной гегемонии во всем полушарии, максимально сохранить собственные экономические привилегии, лишив южных соседей большинства защитных механизмов. Это придало бы интеграции крайне асимметричный (по сравнению, например, с расширением ЕС) характер.
Можно предположить, что проект АЛКА в случае его реализации стал бы качественным сдвигом на пути становления транснациональных глобальных образований. На II Континентальной встрече против АЛКА (Гавана, 2003 г.) президент оргкомитета О. Мартинес отметил: «То, о чем сейчас договариваются в рамках переговоров АЛКА, является ни чем иным, как кодификацией основных неолиберальных принципов с целью превращения их в международные нормативы, следуя худшим традициям ВТО[34], MAI и НАФТА»[35]. Проект АЛКА, формируемый на базе соглашений ВТО, вместе с тем выходит за их рамки, поэтому его называют проектом ВТО-плюс. Также называют его проектом НАФТА-плюс, имея в виду расширение североамериканского договора на все полушарие. Более того, существует мнение, что ВТО, НАФТА и АЛКА формируют некую глобальную конституцию, нивелирующую нормы национальных конституций. Таким образом, проект АЛКА имеет глобальное значение не только по масштабу, но и по уровню воплощения современных процессов неолиберальной глобализации (или транснационализации).
С этой точки срыв первоначальных планов администрации США (подписание договора о «полновесной» АЛКА в январе 2005 г.) в результате совместных усилий латиноамериканского альтерглобализма и выступивших единым фронтом южноамериканских правительств атлантического побережья стал вторым важным успехом мирового альтерглобализма (первым было торпедирование переговоров по MAI). Продолжением этого успеха стал отпор новой попытке США продолжить региональные переговоры об АЛКА в ноябре 2005 г. (Мар-дель-Плата, Аргентина). Хотя США удалось, выдвигая на первый план президента Мексики В. Фокса, продвинуться в навязывании своего проекта странам Анд и перекупить недавно избранного президента Панамы, позиция пяти государств МЕРКОСУР делает реализацию первоначального проекта АЛКА невозможной, во всяком случае в 2006–2007 гг.
Именно потому, что проект АЛКА одновременно выступает и как наиболее полное выражение ортодоксальной тенденции глобализации, и как региональное воплощение неоимперского проекта, и как прямое продолжение двухсотлетнего экспансионистского курса США, он затрагивает интересы самых широких масс и встречает самую масштабную и сплоченную оппозицию. Противником латиноамериканского альтерглобализма является главная ударная сила современного этапа глобализации. В АЛКА процессы транснационализации выступают в комплексе, таким же необходимо должно быть сопротивление ей. Поэтому на региональных форумах и семинарах латиноамериканский альтерглобализм рассматриваются проблемы взаимосвязи АЛКА и внешнего долга, милитаризации, неолиберализма, ТНК, «свободной торговли», образования, бедности, безработицы и т. д. Таким образом, движение анти-АЛКА носит синтетический характер и несет в себе мощный заряд протеста против неолиберальной глобализации в целом. Напротив, европейский альтерглобализм включает в себя целый спектр НГО, пусть даже и имеющих международный масштаб, но сосредоточенных на какой-то частной проблеме: «Юбилей 2000» – на списании внешнего долга стран «третьего мира»; АТТАК – на введении налога на движение транснационального капитала и использовании этих средств на нужды беднейших стран; CorpWatch – на анализе и критике деятельности ТНК и т. п.[36]
Но если социальная база латиноамериканского альтерглобализма, способы координации действий, организованность, частота, качество, а в известной мере и действенность акций ставят его в мировом альтерглобалистском движении на самый высокий уровень, то относительно разработки им позитивной альтернативы этого сказать нельзя.
Обратимся к программному документу «Альтернативы для Америк»[37], разработанному ASC в 2001 г. (второе издание – 2002 г.) и претендующему на выражение общего мнения латиноамериканского альтерглобализма. Его можно рассматривать как отражение представлений так называемого гражданского общества, не вовлеченного в собственно политику, представляющего собой наиболее массовый общественный уровень альтерглобализма, так как ASC – организация, в которую входят самые различные движения.
Во введении сказано: «Этот документ затрагивает главные темы официального хода переговоров АЛКА (инвестиции, финансы, право на интеллектуальную собственность, сельское хозяйство, доступ на рынок, услуги и разрешение экономических споров), а также некоторые вопросы, имеющие большое общественное значение, но игнорируемые правительствами в ходе переговоров (права человека, окружающая среда, труд, иммиграция, роль государства и семья). Документ является комплексным пакетом предложений позитивной экономической интеграции».
Документ подчеркивает односторонность проекта АЛКА, преследующего главным образом экономические цели без учета возможных социальных последствий. Указывается на необходимость ведущей роли государства в регулировании экономики, сохранения социальных гарантий, соблюдения прав трудящихся, в частности иностранных рабочих, охраны окружающей среды и т. п. Общий пафос документа – устойчивое и достойное развитие государств региона в интересах их граждан – в общем и целом сводится к предложениям, безусловно справедливым, но выглядящим как всего лишь благие пожелания. «Позитивная программа» повторяет распространенные в мировом альтерглобалистском движении рецепты: налог Тобина, аннулирование внешних долгов, реформирование международных финансовых институтов (МВФ, ВБ) и др. Вместо АЛКА предлагается региональная интеграция Латинской Америки. Очевидно, что в поиске альтернативы неолиберальной глобализации латиноамериканский альтерглобализм не поднимается выше уровня мирового альтерглобализма.
У отдельных представителей латиноамериканского альтерглобализма есть особые, более или менее радикальные, представления. Характерным для дискурса лидеров и представителей социальных движений, не включенных в систему государственных институтов, можно считать высказывание популярного лидера боливийских cocaleros и «Движения к социализму» (MAS) Эво Моралеса, избранного в декабре 2005 г. президентом страны. В интервью газете «Гранма» на вопрос: «Какую альтернативу мог бы предложить латиноамериканский народ в качестве ответа на АЛКА?» он ответил: «Мне кажется важным поиск некой справедливой торговли, но с участием народов, а не только ТНК... Большая проблема в том, что здесь ближайшая война будет вестись не только за природные ресурсы, такие, как нефть, газ, вода, но будет и войной за рынок. Тогда как я думаю, что битву надо вести за то, чтобы рынок контролировали народы, а не ТНК»[38]. Опять-таки справедливые, но общие слова[39].
По всей видимости, общественные движения латиноамериканского альтерглобализма не имеют пока целостного представления о реальной альтернативе процессам, именуемым неолиберальной глобализацией. Или, точнее, альтернатива эта не выходит за пределы той критики, которой был подвергнут неолиберальный проект сторонниками пост-Вашингтонского консенсуса (Д. Стиглиц, Д. Сорос и др.). Очевидно, это отражает общий уровень представлений мирового альтерглобализма[40]. Это не вина движения или его идеологов: видимо, в самом объективном процессе глобализации еще не созрели предпосылки альтернативного пути, которые могли бы быть осознаны и воплощены массовыми общественными движениями; соответственно и само движение еще недостаточно зрело, чтобы выработать адекватную альтернативу глобализации. Поэтому латиноамериканский альтерглобализм, как и глобальное движение в целом, еще не стал в полной мере субъектом международных отношений, хотя признаки такого становления уже имеются[41].
Существует мнение, что в случае успешного завершения переговоров по проекту движение анти-АЛКА пойдет на убыль и в конечном счете сойдет на нет. Позволим себе не согласиться. Во-первых, движение не сводится к протесту против АЛКА, но затрагивает гораздо более широкий круг проблем, связанных с процессом неолиберальной глобализации, которые регулярно обсуждаются на Всемирных социальных форумах и не только там. В Латинской Америке проект АЛКА лишь концентрирует эти проблемы, дает им конкретное воплощение. Проблем, подпитывающих альтерглобализм в Латинской Америке, при любом ходе и исходе переговоров по АЛКА[42] останется много.
Во-вторых, оценивая перспективы латиноамериканского альтерглобализма в отношении АЛКА, необходимо учитывать долгосрочный характер этого проекта. Если к настоящему моменту (конец 2005 г.) АЛКА потерпела двойное поражение, это не означает исчезновения лежащих в основе этого проекта тенденций глобализации. Думается, что в среднесрочной перспективе в ходе укрепления и институционализации транснациональных сил этот проект, меняя формы, названия, переговорные механизмы, так или иначе будет появляться на арене международных отношений[43]. Это осознается и представителями латиноамериканского альтерглобализма при определении целей и задач движения. Так, в итоговой декларации Встречи Народов Америк (ноябрь 2005 г.) говорится: «Сегодня, когда переговоры по АЛКА пытаются оживить и связать с милитаристскими целями США, мы на III Встрече Народов Америк обязываемся удвоить наше сопротивление, укрепить наше единство в многообразии и призвать к новой и большей мобилизации в масштабе континента, чтобы похоронить АЛКА навсегда и одновременно построить нашу альтернативу – справедливую, свободную и солидарную Америку»[44].
Несмотря на стремление к конструктивной альтернативе, латиноамериканский альтерглобализм, как и мировой альтерглобалистское движение в целом, пока вряд ли может в полной мере считаться альтернативным, то есть обладающим четкой и реалистической программой, которая противостояла бы неолиберальной глобализации. Выдвижение – в пику навязанному официозными СМИ штампу «антиглобализма» – термина «альтерглобализм» было своеобразным оборонительным ходом и в то же время содержало момент забегания вперед. Движение в самом деле нельзя назвать антиглобалистским, поскольку приставка «анти-» указывает на полное отрицание глобализации, что полностью противоречит и содержанию, и методам его деятельности, и составу его участников. Но лишь выработав проект прогрессивного преобразования процесса глобализации, оно станет в полной мере альтерглобалистским. Пока же борьба против АЛКА на уровне массовых общественных движений носит еще не в полной мере альтернативный, а скорее оппозиционный характер.
Но существует другой пласт латиноамериканского альтерглобализма, а именно государственный альтерглобализм, который с каждыми президентскими выборами в регионе усиливает свои позиции. Если общественные движения напрямую не включены в государственный механизм и могут влиять на него только путем выборов, референдумов и иных форм народного участия, то обладание властью дает возможность приступить к реализации альтернативного пути.
Альтернативный характер по отношению к АЛКА носит проект АЛБА (ALBA – Боливарианская Альтернатива для Америк), предлагаемый президентом Боливарианской Республики Венесуэлы У. Чавесом. С самого начала своей политической деятельности он явно позиционирует себя в качестве продолжателя дела С. Боливара: если для Освободителя главной целью было избавление от испанского колониализма (и единство освобожденной Америки)[45], то для У. Чавеса – освобождение от североамериканского неоколониализма, инструментом которого он считает АЛКА.
Противоположность АЛКА и АЛБА видна даже из их названий-аббревиатур. «Alba» означает «рассвет, заря». На многих же демонстрациях альтерглобалистов можно встретить обыгрывания аббревиатуры АЛКА: ALCApone, ALCapitalismo, ALCAeda, ALCArajo (carajo – нецензурное выражение). Сама аббревиатура ALCA расшифровывается подчас так: Acuerdo para Legalizar la Colonización de nuestra América – Договор о Легализации Колониализма Нашей Америки, Area de Libre Corrupcion para las Americas – Зона Свободной Коррупции Америк и т. д.
В чем состоит противоположность двух проектов по существу? На официальном сайте АЛБА дается следующий ответ: «В то время как АЛКА отвечает интересам транснационального капитала и преследует цели абсолютной либерализации торговли товарами и услугами и инвестиций, АЛБА делает акцент на борьбе с бедностью, социальной исключенностью и поэтому выражает интересы латиноамериканских народов»[46].
Экономическим фундаментом интеграции Латинской Америки по проекту АЛБА должна стать в первую очередь энергетическая интеграция: объединение в единую кампанию Petrosur (или Petroamerica) находящихся в государственной собственности нефтяных и газовых компаний стран региона: PDVSA (Petróleos de Venezuela), Petrobras (Petróleos de Brasil), Petroecuador (Petróleos de Ecuador), Pemex (Petróleos de México), ENARSA (Empresa Nacional de Energía de Argentina), Cupet de Cuba, Petrotrin (Petróleos de Trinidad y Tobago) и др. Принципиальное значение такой интеграции состоит в создании многонациональной корпорации (МНК) в отличие от транснациональной (ТНК). Различие состоит в том, что, во-первых, МНК и ее элементы находятся в собственности государств, во-вторых, отношения внутри корпорации основаны на паритете и взаимозависимости, в отличие от ТНК, строящейся на отношениях зависимости филиалов от материнской корпорации. То есть средством достижения социальных целей проекта АЛБА является национализация и государственное распределение так называемой природной ренты. В случае успеха Petroamerica сможет контролировать 11,5 % мировой нефтедобычи.
Двусторонние и региональные инициативы Венесуэлы в рамках проекта уже стали свершившимся фактом истории. Так, 14 декабря 2004 г. между Венесуэлой и Кубой было подписано соглашение о двустороннем сотрудничестве в рамках АЛБА. И как показал 2005 г., это одно из немногих соглашений, которое положило начало реальной практической деятельности. В настоящее время между двумя странами осуществляется около 40 конкретных программ в экономической, медицинской, образовательной и культурной сферах. С середины 2005 г. начал зарождаться карибско-венесуэльский проект АЛБА-Карибе: 29 июня 2005 г. между Венесуэлой и 14 карибскими странами было подписано соглашение в нефтяной сфере, предусматривающее создание совместного предприятия Petrocaribe. Основное содержание проекта – венесуэльский прямой нефтяной экспорт в карибский регион на льготных условиях с целью избежания затрат на посреднические услуги. Создан Фонд АЛБА-Карибе, составляющий 50 млн долларов США и предназначенный для осуществления социальных проектов в регионе. Первые льготные поставки начались в ноябре 2005 г.
Несмотря на то, что первые реальные шаги на пути АЛБА сделаны, для латиноамериканского региона в целом этот проект остается лишь интенцией, общим направлением поиска альтернативного проекта, надеждой. Допустят ли нефтяные ТНК, чтобы такая значительная доля черного и голубого золота контролировалась государственным сектором? Не станут ли участники проекта Petroamerica объектом враждебных действий с их стороны, подобно Венесуэле в последнее время?
К тому же АЛБА фактически представляет собой, выражаясь терминологией АЛКА, проект Венесуэла-плюс, то есть экстраполяцию опыта Венесуэлы на весь регион. Petrosur в этом случае стала бы расширенной до масштабов региона венесуэльской PDVSA в том виде, который она приняла после 2002 года. Но насколько это возможно? В самом деле, созданный в Венесуэле Нефтяной фонд PDVSA выделяет ежегодно около 2 млрд долларов на социальные программы: ликвидацию безграмотности, медицинскую помощь беднейшим кварталам, аграрную реформу, строительство жилья, автодорог, создание государственной авиакомпании и т. д. В то же время Petrobras, вторая по уровню доходов в Латинской Америке после частной мексиканской компании Telmex[47], собирается потратить к 2006 г. на разрекламированную программу «Голод к нулю» 303 млн реалов, то есть около 110 млн долларов[48]. Соотношение говорит само за себя и подтверждает, что механическое распространение экономической и социальной политики Венесуэлы на весь регион может столкнуться с огромными трудностями. Видимо, говорить о континентальной латиноамериканской перспективе АЛБА пока рано.
Более реалистичным на данном этапе представляется процесс интеграции в направлении на юг от Венесуэлы, вокруг отношений МЕРКОСУР с Андским сообществом. Заключение соглашения между ними в последние годы не раз переносилось. Но 8 декабря 2004 г. 12 стран Южной Америки в перуанском городе Куско подписали совместную декларацию об образовании нового торгового и политического союза – Южноамериканского Сообщества Наций (ЮСН), который в случае успешной институционализации станет, по словам секретаря МЕРКОСУР экс-президента Аргентины Э. Дуальде, крупнейшим международным блоком на планете.
Однако уже на I Саммите ЮСН, проходившем 30 сентября 2005 г. в бразильской столице, обнаружились противоречия по принципиальным вопросам интеграции. Выразителем самой радикальной позиции стал президент Венесуэлы У. Чавес. С его точки зрения, ЮСН должно стать принципиально новым, в первую очередь политическим, межгосударственным блоком, в котором растворятся и исчезнут CAN и МЕРКОСУР, имеющие главным образом экономическое содержание (оба блока являются таможенными союзами) и, по его мнению, неолиберальную природу. У. Чавес предложил переименовать ЮСН в Южноамериканский союз (UNASUR), указав тем самым на то, что образцом интеграции является Европейский Союз. Однако не у всех членов ЮСН такая позиция нашла отклик. В итоге была принята довольно умеренная декларация, предусматривающая сохранение институтов обеих блоков, а в экономическом плане ставящая целью образование южноамериканской Зоны свободной торговли (ЗСТ).
Перспективы латиноамериканизма как противоположности панамериканизма будут зависеть от того, останется ли этот блок только очередной ЗСТ или выйдет на уровень более глубокой интеграции, затронув сферу реального производства (тогда и у АЛБА появились бы шансы).
Но набирает силу и иная тенденция: заключение двусторонних договоров о свободной торговле с США (в этом суть «облегченной АЛКА»). С 1 января 2006 г. входит в силу договор о ЗСТ между США и центральноамериканскими странами – САФТА. Интенсивно ведутся переговоры о ЗСТ между США и Андскими странами – Эквадором, Колумбией, Перу и Боливией. Несмотря на то, что ХIV раунд переговоров (ноябрь 2005 г.) не закончился подписанием соглашения, этот вопрос остается открытым, особенно в свете предстоящих в конце 2005–2006 г. во всех этих странах президентских выборов.
Возвращаясь к альтернативным проектам, надо отметить следующие инициативы У. Чавеса в рамках АЛБА по созданию в Латинской Америке альтернативных международных институтов:
Наконец, Венесуэла стала экспериментальным полем мирового альтерглобализма, первой в мире законодательно введя налог Тобина.
Большая часть этих инициатив носит скорее критический, нежели конструктивный характер (особенно выразительно в этом плане противопоставление «валютный – гуманитарный»). В то же время налицо стремление вложить новое (альтерглобалистское) содержание в старую относительно этого содержания форму (неолиберальную) или использовать существующие общественные механизмы для решения проблем, которые в принципе ими не разрешаемы. Будущее покажет, говорит ли все это о недостаточной зрелости мирового альтерглобалистского проекта, о процессе выбраковки им тупиковых путей или о непознанных пока нами новых тенденциях мирового развития. Будут ли созданы устойчивые и действенные новые формы и какими они будут – на эти вопросы предстоит ответить самому латиноамериканскому альтерглобализму.
Развитие альтерглобалистского движения в Латинской Америке в 1997–2006 гг. происходило параллельно (региональные акции и форумы) и вместе с глобальным альтернативным движением (наиболее четким выражением чего и стало проведение в регионе мировых социальных форумов 2001, 2002 и 2003 гг.[49]). Именно эти годы, особенно пятилетие 1999–2003 гг., стали временем конституирования альтерглобалистского движения в мировом масштабе, закрепления его характерных черт, и по сей день определяющих его место на мировой арене[50]. Это пора наиболее массовых и/или действенных выступлений организаций и сетей альтерглобалистского движения в Северной Америке (Сиэтл, Торонто, Квебек, Вашингтон), Западной и Центральной Европе (Давос, Прага, Ницца, Гетеборг, Генуя, Флоренция, Сен-Дени и др.) и Азии (Мумбай). И в то же время наиболее широкого взаимодействия и совпадений с другими, в той или иной мере родственными течениями мировой мысли, общественного действия гражданского общества. Прежде всего, с антивоенными (гигантские манифестации в Северной и Латинской Америках, Западной Европе, особенно в Великобритании, Испании, Италии, предшествовавшие американской агрессии против Ирака), экуменическими, экологическими, профсоюзными, мультикультуралистскими, а также с «ревизионистским» течением, бросившим научно-политический вызов ортодоксальному неолиберализму (Стиглиц, Сорос, Тобин и др.).
Разумеется, не все эти движения и течения являлись и являются постоянными и последовательными сторонниками концепций и методов альтерглобалистского движения. Но, выступая с критикой постулатов неолиберализма, «рыночного общества» и т.д., а затем и прямо противостоя имперскому проекту администрации Буша – все они примыкают к пространству идей и методов, выдвигаемых латиноамериканскими альтерглобалистами и находящих наиболее полное выражение в проекте, выраженном Социальными форумами («Иной мир возможен!»). Соответственно, все они – каждый по-своему – подрывают безвариантность, однолинейность, унификацию развития.
К 2003 г. «негативная» программа альтерглобалистского движения («чего не хотим») была сформулирована достаточно полно и четко. В сфере борьбы за идейную гегемонию в мире неолиберализм явно перешел к обороне[51]. Вопреки опасениям одних и надеждам других, ни террористическая акция 11 сентября 2001 г., ни попытка перевести стрелки глобального противостояния («цивилизация versus международный терроризм») не оказали существенного влияния на альтерглобалистское движение и его участников; жупел «фундаменталистского джихада» был нейтрализован встречным – и подобным – жупелом «фундаменталистского крестового похода», кристаллизацией имперского проекта, «расколом атлантического лагеря»[52].
Одновременно в чисто политической (условно) сфере кризис стратегии и модели неолиберализма привел к значительным сдвигам в расстановке сил в Южной Америке (см. выше). Не вызывает сомнения связь между развитием альтерглобалистского движения и приходом к власти левоцентристских коалиций в Бразилии, Аргентине и Уругвае, кризисом центризма (или, напротив, его усилением – в ущерб правым) в Андских странах. Параллельным курсом противостояния неолиберализму, утверждения приоритета социальных, национальных и региональных императивов – через «поворот нефтяных рек», масштабные социальные программы и активное включение в социально-политическую жизнь бедноты – развивался революционный процесс в Венесуэле.
Разумеется, речь не идет о повсеместном, поступательном, свободном от качественных изъянов и внутренних разрывов развитии движения. Налицо спад массового движения в Бразилии (2003–2005), сыгравший немалую роль в создании условий для клиентелярно-коррупционного скандала в стране, который серьезно сократил шансы Лулы на победу в 2006 г. Наиболее радикальная и боевая часть альтерглобалистов и гражданского общества Бразилии, в первую очередь MST, оказалась в достаточно напряженных – хотя и союзных – отношениях с левоцентристским большинством ПТ, частью его центристских союзников и, главное, с государством[53]. Подобные разногласия и трещины существуют между политическими течениями левого центра (не говоря уже о центре) и индихенистскими организациями гражданского общества в Боливии, Перу и Эквадоре. Сравнительно традиционный, унаследованный от прошлого века характер носят отношения между различными тенденциями движения в Чили. И, напротив, сугубо новаторскими могут оказаться эти, не кристаллизовавшиеся пока, отношения в Венесуэле. А ведь есть еще мощные (или широкие) организации в Сальвадоре, Никарагуа, Мексике – зоне наибольшего проникновения процессов глобализации и подчас наиболее острых форм борьбы против них.
С другой стороны, победа имперско-фундаменталистского блока на выборах 2004 г. в США предвещает новое (2006–2007) наступление империи на Юг, прежде всего в Карибском бассейне, новые попытки навязать ALCA и «утяжелить» ее. И, стало быть, новое обострение борьбы вокруг проблем сохранения суверенитета или методов «преодоления» его.
Но так или иначе, какой бы характер ни приняли союзы и противостояния в каждой из стран региона и чем бы ни закончилась борьба на каждом из ее этапов и рубежей (2006, 2008, ?) – одно представляется несомненным: «объектом», пассивной составляющей, участником процесса, все параметры которого навязываются извне – как это было 10 лет назад[54] – Латинская Америка в предстоящие годы не будет. И не в последнюю очередь потому, что в регионе выросли, оформились, частично пришли к рычагам управления государством (и экономикой) социально-политические силы, опирающиеся и на настроения (и интересы) реального большинства, и на некоторые новейшие глобальные тенденции эпохи, и на вновь крепнущие в регионе интеграционные тенденции. А также на новых союзников в «дивном глобализирующемся мире»: наверняка – в его возникающем гражданском обществе[55], может быть – и в его «государственническом секторе»[56].
Если принять гипотезу, что выход альтерглобализма на арену исторического действия обусловлен наступлением центральной – критической, «трудной», требующей управляемости и минимума системной целостности – фазы глобального транзита[57], то будущее латиноамериканского альтерглобализма, равно как и движения в целом, в решающей мере будет зависеть от исхода глобальной схватки. Схватки, развернувшейся с рубежа кризиса безальтернативной неолиберальной модели первой фазы транзита. Иными словами, от того, какой вариант «управляемости» – имперский, «рыночного общества» (не путать с рыночной экономикой), социал-глобалистский или «Иного мира» – утвердится как ведущий, будет зависеть в определяющей степени и судьба альтерглобалистского движения в Латинской Америке, и судьба самой Латинской Америки, и само ее существование как особой целостности[58]. Вместе с тем и само это глобальное решение станет равнодействующей, немаловажным вектором которой остаются процессы в латиноамериканском регионе – одной из двух зон мира с наибольшей активностью масс. Иначе говоря, будущее альтерглобалистского движения в регионе зависит не только от исхода борьбы глобальных альтернатив, но и от того, удастся ли самому движению в ближайшие годы преодолеть элементы кризиса роста, решив обозначившиеся по мере его успехов «трудные проблемы»:
Список может быть продолжен. Легкой жизни он альтерглобалистскому движению Латинской Америки в ближайшие годы не обещает. Но в отличие от 90-х годов это – трудности «ситуации альтернативности», трудности, связанные с возможностью влиять на выбор своего будущего в мире, трудности жизни и борьбы. Что и составляет великое преимущество исторической ситуации в регионе. Во всяком случае – на данном этапе.
2005–2006
[1] Приход к власти левых и левоцентристских сил в приатлантических странах Южной Америки.
[2] Аргументацию в пользу данной терминологии (и неадекватности расхожего словечка «антиглобализм») см.: Мировая экономика и международные отношения (МЭиМО). 2002. № 11. С. 23–24.
[3] Подробнее см.: Майданик К. Л. Альтернативное движение: фаза консолидации? // МЭиМО. 2002. №№ 11, 12.
[4] Подробнее см.: Глинкин А. Н. У истоков латиноамериканского единства. // Латинская Америка. 1980. № 10.
[5] Имеется в виду документ СЕПАЛ (1990 г.) – «Производственная трансформация с социальной справедливостью».
[6] О неолиберализме и неолиберальных реформах см. в коллективной монографии «Alternativas de izquierda al neoliberalismo» (Madrid, 1995).
[7] См. об этом: Майданик К. Л. Эрнесто Че Гевара, его жизни, его Америка, М. 2004. С. 267–270.
[8] Более развернуто об этом см.: Современный финансово-экономический кризис. М., 1999. С. 201–204.
[9] А также в «remesas» латиноамериканских эмигрантов из США.
[10] Первым и традиционно исходным для формирования народных коалиций и развития альтернативных политических процессов (включая революционные) как раз и была борьба против авторитарных режимов.
[11] См. Майданик К.Л. Эрнесто Че Гевара, его жизни, его Америка. С. 303–308.
[12] «Вплоть до середины 90-х годов принципы неолиберальной политики и Вашингтонского консенсуса практически не оспаривались» (Давыдов В. М., Бобровников А. В., Теперман В. А. Феномен финансовой глобализации. М. 2000. С. 131).
[13] Ежегодный прирост ВВП в регионе, составляющий в 1991–1994 гг. более 4 %, упал в 1995 г. до 1,1 %.
[14] В этом году показатель ВНП на душу населения достиг, наконец, уровня докризисного 1981 г. (чтобы затем остаться на нем вплоть до 2003 г.).
[15] Когда в конце ноября 1994 «мальчишник» крупнейших ученых мира (центристской и левоцентристской ориентации) «провожал во власть» одного из своих – Ф.Э. Кардозу – все латиноамериканцы оказались оптимистами (в противовес столь же единодушному пессимизму европейцев).
[16] Все эти характеристики связаны с возможностью (и «легкостью») сосуществования – на данной фазе транзита – структур, принадлежавших к прежней и новой, рождавшейся системам.
[17] Латинская Америка: что принесли неолиберальные преобразования? М., 1997; Давыдов В. М., Бобровников А. В., Теперман В. А. Указ. соч.; Кардозо Ф. Э., Фалетто Э. Зависимость и развитие Латинской Америки. Опыт социологической интерпретации. М., 2002; Бобровников А.В. Латиноамериканский опыт модернизации: итоги экономических реформ первого поколения. М., 2002; Жирков О. А., Шереметьев И. К. Латинская Америка: затянувшееся ожидание экономического чуда. М., 2003; Давыдов В. М. Эффект адаптационного реформирования. От Латинской Америки к России. М., 2003.
[18] Бесспорное преимущество Латинской Америки в середине 90-х годов составляли экономическая и социальная стабильность, характер включенности в мировое хозяйство и сохранение институтов и норм представительной демократии. В активе России были меньшая экономическая уязвимость (финансовая зависимость и т.д.) – и образовательный потенциал.
[19] Западная Европа, Латинская Америка, «европейские пояса» североамериканского побережья, бывшие британские доминионы…
[20] Огромные – особенно на фоне общественной пасивности предшествующего десятилетия – манифестации и митинги в Южной Америке.
[21] Аргументацию см. в параграфе «Латиноамериканский альтерглобализм и проект АЛКА: проблема альтернативности неолиберальной глобализации».
[22] Отсюда выросли Всемирные социальные форумы, проводимые параллельно Всемирным экономическим форумам.
[23] Исключенность (exclusion) – широко применяемый в Латинской Америке термин. Он обозначает положение той части населения, жизнь которой и при росте капиталистической экономики не улучшается. В этом смысле оно «исключено из развития». Само развитие такого рода его критики называют «исключающим».
[24] Подробнее см.: Redes regionales y movimientos sociales transnacionales en patrones emergentes de la colaboracion y conflicto en las Americas. // America Latina Hoy. 2004. № 36. P. 101–139.
[25] В 2003 г. на ВСФ-3 было принято решение о том, что, во-первых, форум приобретает самостоятельный международный статус и отныне перестает быть анти-«Давосом» (Всемирный экономический форум, на котором собирается мировая бизнес-элита), во-вторых, что все региональные социальные форумы можно рассматривать как часть ВСФ, то есть ВСФ становится не единовременной встречей, а мировым процессом. Тем самым представители ВСФ стремились подчеркнуть свое стремление стать полноценными субъектами современных международных отношений.
[26] Многие теоретики АГ говорят об этой системе как о существенном достижении в обеспечении демократических прав и свобод. Однако для оценки этой системы необходимо учитывать, что, во-первых, мнение населения носит исключительно консультативный, а не законодательный характер, во-вторых, в распоряжении населения находится только 10 % городского бюджета, в-третьих, средства могут быть потрачены только на строительство.
[27] Кстати, период 2002–2004 гг., когда во многих странах региона были избраны или почти избраны левые президенты, можно рассматривать как существенную веху в развитии и деятельности латиноамериканского альтерглобализма.
[28] Patria Grande – выражение С. Боливара, широко используемое в лексиконе латиноамериканского альтерглобализма наряду с выражением Х. Марти «Наша Америка» (Nuestra America) как символ единства Латинской Амерки.
[29] По крайней мере У. Чавес уже давно перешел от деклараций к реальной помощи Кубе и некоторым центральноамериканским странам в виде льготных поставок нефти и др. Точно так же Куба оказывает ощутимую поддержку Венесуэле в реализации широкомасштабных программ в сфере просвещения и здравоохранения.
[30] Речь идет, во втором случае, в частности, об У. Чавесе, лидерах MST и левого крыла ПТ (Бразилия), руководителях индейских организаций андских стран, социальных движений Аргентины; в первом – о европейских ветеранах движения.
[31] Расшифровка этих и других аббревиатур, упоминаемых в этой главе, дается выше.
[32] Подробнее см. http://www.rebelion.org/noticia.php?id=1017.
[33] Это, по-видимому, и стало одним из мотивов выдвижения У. Чавесом программы (проекта) «Социализма XXI века» (2005.06).
[34] Такие международные экономические институты, как ВТО и МВФ, являются межнациональными по форме (представляют собой соглашения между странами), но транснациональными по содержанию деятельности: «правила игры» формально устанавливаются государствами-членами, но фактически отражают интересы групп ТНК. Это справедливо и для АЛКА.
[36] Агитон К. Альтернативный глобализм. Новые мировые движения протеста. М., 2004.
[37] http://www.asc-hsa.org/castellano/download/43_Alternativas%
[38] Granma, 29.11.2002.
[39] Слова Эво Моралеса общи только с точки зрения объекта нашего исследования – альтернативы неолиберальной глобализации и АЛКА, но им нельзя отказать в четкой политической направленности, особенно в свете боливийских событий осени 2003, когда выступление огромных масс людей во главе с профцентром COB (Central Obrera Boliviana) против приватизации природного газа ТНК и за национализацию природных ресурсов привело в конечном итоге к смене президента. С точки зрения тактических целей слова Моралеса конкретны, с точки зрения адекватной альтернативы неолиберальной глобализации – вряд ли.
[40] Надо заметить, что постановка тактических и конкретных задач и целей противостояния транснационализации и глобализации в регионе выглядит более отчетливо и ясно. В частности, забастовочное и протестное движение против ТНК в регионе развито очень сильно (Боливия, Гватемала, Венесуэла и др.). Протест против ТНК затрагивает самую сущность процесса глобализации – его общественно-производственную основу.
[41] Этими признаками является массовая поддержка левых и левоцентристских сил во многих странах Латинской Америки в последние годы ХХ и первые годы ХХI вв. Благодаря ей на президентских выборах и референдумах победили У. Чавес в Венесуэле, Л. И. «Лула» да Силва в Бразилии, Л. Гутьеррес в Эквадоре, М. Торрихос в Панаме, Н. Киршнер в Аргентине, Т. Васкес в Уругвае, Э. Моралес в Боливии добились крупных успехов Ш. Х. Хандаль в Сальвадоре, Сандинистский Фронт (FSLN) в Никарагуа. Все это свидетельствует о высокой политической активности латиноамериканских народов, несмотря на последующий дрейф вправо некоторых президентов, в ходе предвыборной кампании декларировавших себя как народные и левые. «Левый» выбор латиноамериканцев заставил правую прессу говорить о возможности создания политического «антиглобалистского блока» в регионе (El Mercurio (Santiago de Chile), 7.11.2004).
[42] Проект «облегченной АЛКА», выдвинутый на министерском саммите в Майами (ноябрь 2003 г.), является изменением проекта АЛКА не по существу, а лишь по форме. Изменен процедурный характер заключения договора: вместо единого континентального договора могут быть приняты многосторонние или двусторонние соглашения о ЗСТ. С одной стороны, это может «облегчить» АЛКА для некоторых стран, но с другой и «утяжелить» для других в зависимости от хода переговоров, давления, лобби и т. д. Такое мнение не раз высказывалось на Континентальной встрече против АЛКА в Гаване (январь 2004 г.) К тому же, вероятно, «облегчение» АЛКА было связано с предвыборной президентской кампанией в США и явилось тактическим предвыборным ходом администрации Д. Буша.
[43] Так, в декабре 2005 г. переговоры по АЛКА будут продолжены в рамках ВТО на встрече в Гонконге.
[44] См. http://www.cumbredelospueblos.org/article.php3?id_article=124
[45] Главной, но уже тогда не единственной. Боливар писал в 1829 г.: «Похоже на то, что Провидение предначертало Соединенным Штатам сеять в Америке бедствия якобы во имя свободы».
[46] См. www.alternativabolivariana.org
[47] La Jornada, 23.11.2004.
[49] «Самый многообещающий» эскиз альтернативного глобального общественного пространства. «Символ слияния воедино (разнообразных) социальных движений» современного мира. (См.: “La mondialisacion des Resistances”. P., 2002. P. 156, 143).
[50] См.: Альтерглобализм, теория и практика антиглобалистского движения. М., 2003. С. 170–173.
[51] Прекращение переговоров по MAI; пробуксовка экспансии ALCA и выдвижение на замену ей ALCA-light, включение в повестку дня сборов международной элиты проблем, выдвинутых альтерглобалистским движением, а иногда и решений, им отстаиваемых, переход ряда адептов рыночного фундаментализма на позиции социал-глобализма, неудача неолибералов в Канкуне и т.д.
[52] 2002–2003 гг. плюс исход выборов в Испании.
[53] Что, помимо прочего, отразилось и на исходе муниципальных выборов 2004 г.
[54] Когда тогдашний президент Аргентины трубил «на весь лес» о жажде «плотской любви с Соединенными Штатами»…
[55] О тенденциях развития глобального гражданского общества в русле альтерглобалистского движения см.: Мировая экономика и международные отношения. 2002. № 12. С. 8–9.
[56] Но и здесь имеет место массовый «уход» молодежи от традиционных форм политической борьбы (800 тысяч человек отказались от внесения в избирательные списки).
[57] См.: МЭиМО. 2003. № 5.
[58] См.: Перспективы развития Латинской Америки в глобализирующемся мире. М., 2003. С. 94–95, 102–107.
[59] Альтернатива – торжество стихийной фрагментации (данной борьбы), оправдываемой необходимостью противостояния «элитизму», бюрократизации и т.д.
[60] Эта проблема уже встала как требующая практического решения в Бразилии и Венесуэле, назревает в Аргентине и Андских странах.
[61] Имеется в виду тенденция администрации США и креольской правой объявить социальные движения ответвлением преступного мира, связать ее с «международным терроризмом», наркобизнесом и т.п. жупелами.
Публикуется впервые.
Кива Львович Майданик (1929–2006) – выдающийся советский и российский историк и политолог-латиноамериканист, специалист по странам Пиренейского полуострова, неортодоксальный марксист.
Первоначально специализировался на вопросах рабочего движения развитых капиталистических стран, затем на проблемах стран «третьего мира», и в первую очередь – Латинской Америки. Его работы по проблемам общественного развития стран «третьего мира» стали новым словом в советской латиноамериканистике.
Взгляды Майданика резко расходились с официальной точкой зрения КПСС (за что учёный неоднократно подвергался различным санкциям): он считал сталинизм термидорианским перерождением Октябрьской революции; приветствовал появление новых левых (партизанских) движений в Латинской Америке и критиковал ряд латиноамериканских компартий за догматизм.
Пользовался большим авторитетом в латиноамериканских академических кругах и был знаком со многими руководителями левых партий и организаций и государственными деятелями Латинской Америки, начиная с Эрнесто Че Гевары. Личный друг Шафика Хандаля (генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Сальвадора), Нарсисо Иса Конде (генеральный секретарь ЦК Доминиканской коммунистической партии) и знаменитого сальвадорского поэта-партизана Роке Дальтона.
При подготовке справки на автора была использована статья Википедии Майданик, Кива Львович.
Андрей Николаевич Пятаков (р. 1977) – кандидат исторических наук, сотрудник Института Латинской Америки РАН, специалист по общественным движениям в Латинской Америке.