|
Какое, по вашему, значение имеют такие законы, как «Подстрекательство к мятежу», «Закон о предотвращении противоправной деятельности» или «Законы об особых полномочиях вооружённых сил», в стране, которую принято рекламировать как самую большую демократию в мире?
Рада, что вы использовали понятие «рекламировать». Это крайне удачное слово при разговоре об индийской демократии. У нас, несомненно, имеется демократия для «среднего класса». А вот в таких местах, как Кашмир, Манипур или Чхаттисгарх демократии попросту не существует. И её не купить даже на чёрном рынке. «Закон о предотвращении противоправной деятельности», на самом деле представляющий собой всего лишь придуманную правительством Объединённого прогрессивного альянса[1] вариацию на тему «Закона о предотвращении терроризма», и «Законы об особых полномочиях вооружённых сил» авторитарны до нелепости — они позволяют государству абсолютно безнаказанно бросать в тюрьмы и даже убивать своих граждан. Подобным законам просто не должно быть места в демократическом обществе. Но до тех пор, пока они не затрагивают представителей «среднего класса», пока они применяются против жителей Манипура, Нагаленда и Кашмира, против бедняков или мусульманских «террористов» в «настоящей» Индии[2], никого это особенно не волнует.
Так всё же это народ ведёт войну против государства или государство ведёт войну против своего народа? К примеру, что можно сказать о чрезвычайном положении 70-х годов, или национальных меньшинствах, оказавшихся мишенью для травли, — сикхов в прошлом, а ныне — мусульман?
Некоторые люди действительно ведут войну против государства. Но государство ведёт войну против большинства своих граждан. Чрезвычайное положение 70-х годов вызвало столько недовольства, потому что правительство Индиры Ганди оказалось достаточно глупым, чтобы ударить по «среднему классу», достаточно глупым, чтобы толкнуть его в сторону низшего класса, в сторону совершенно бесправных. Сегодня же огромные районы страны оказались в гораздо более жуткой ситуации, чем это было во время чрезвычайного положения. Однако современное «чрезвычайное положение» прошло необходимую косметическую обработку. Оно вышло изощрённее, расчётливее. Я уже не раз говорила об этом: взгляните на те войны, что вело индийское правительство с тех пор, как Индия стала суверенным государством; взгляните на те случаи, когда армию призывали против «своего собственного» народа — в Нагаленде, Ассаме, Мизораме, Манипуре, Кашмире, Телангане, на Гоа, в Бенгалии, Пенджабе и (это очень скоро произойдёт) Чхаттисгархе — тогда получится, что индийское государство перманентно находится в состоянии войны. И всегда — против меньшинств (будь то адиваси, христиане, мусульмане, сикхи), но никогда против «среднего класса» или индусов из высшей касты.
Но можно ли разорвать порочный круг насилия, если государство не станет предпринимать никаких действий против ультралевых «террористических групп»? Не будет ли это угрожать национальной безопасности?
Не думаю, что есть хоть кто-то, кто выступает за полное недеяние в отношении террористических групп, даже сами «террористы» до такого не доходят. Они не требуют отменить антитеррористические законы. Они делают то, что делают, прекрасно зная какие у этого будут юридические (и не только) последствия. Они воплощают собой накопленное озлобление и борются за изменение системы, которая порождает несправедливость и неравенство. Они не считают себя «террористами». И когда разговор заходит о «террористах», если при этом имеется в виду КПИ (маоистская), пусть даже я и не разделяю маоистскую идеологию, я, тем не менее, не вижу в них террористов. Да, они вооружены и действуют вне закона. Но сейчас любого, кто сопротивляется перемалывающему всё и вся государственно-корпоративному Джаггернауту, назначают наксалитом — совершенно вне зависимости от того, разделяют последние маоизм или нет. Людей, подобных Симе Азад[3], приговаривают к пожизненному заключению просто «за хранение запрещённой литературы». Так какое же содержание у термина «терроризм» может быть сегодня, в 2012 году? Воистину, это именно экономическая политика — первоисточник гигантского неравенства, голода, массовых выселений, — ставит под угрозу национальную безопасность, а не те люди, что имеют смелость высказаться против неё. Вопрос в том, хотим ли мы обратиться к симптомам или к самому недугу? Недуг — это не терроризм. Это вопиющая несправедливость. Конечно, даже если бы Индия представляла собой достаточно справедливое общество, маоисты никуда бы не исчезли. Также и другие «экстремистские» группы, которые предпочитают вооружённое сопротивление или организацию терактов. Но тогда бы они не имели той поддержки, которой располагают сейчас. Наш национальный позор — толерантное отношение к обнаруживаемым повсюду нищете, страданиям, открытой или прикрытой этно-религиозной ненависти. (Нарендра Моди[4] в премьер-министры! Кто в здравом уме мог бы представить себе подобное?[5]) Мы перестали даже делать вид, что у нас сохранилось чувство справедливости. Единственное, чем мы продолжаем заниматься, так это ползанием на брюхе перед мегакорпорациями и идущим ко дну океанским лайнером, более известным как Соединенные Штаты Америки.
Выходит, со своим прослушиванием телефонных разговоров и наступлением на социальные сети, государство действует как оруэлловский Большой Брат?
Правительство настолько обнаглело, что признаёт, что шпионит за всеми и делает это постоянно. И действительно, если никакого протеста не видно даже на горизонте, то почему бы не побравировать [своей вседозволенностью]? Разве стремление к контролю над паствой не органически присуще всем правящим классам? Одновременно с тем, как всё пышнее в нашей стране расцветают религиозность и обскурантизм, а к святыням, в храмы, мечети и церкви стекаются миллионы, молящиеся тем или иным богам об освобождении их от горемычной жизни, мы вступаем в эпоху роботов. В ней все решения станут принимать запрограммированные компьютером машины, полностью нас контролирующие — они начнут решать, что этично, а что нет; какой «сопутствующий ущерб»[6] приемлем, а какой нет. И выкиньте свои священные писания. Компьютерам решать, что правильно, а что неправильно. Уже существуют устройства для слежки размером с комара, которые способны записывать каждое наше движение. Пока ещё не в Индии, но ждать осталось недолго, поверьте. Вот Уникальный идентификационный номер — очередная искусная разработка из арсенала «контроля и наблюдения», а люди бросаются сломя голову, чтобы заполучить его себе. Проблема теперь заключается в том, как продолжать действовать, как продолжать сопротивление, несмотря на подобный уровень манипулирования и надзора.
Как вы считаете, почему не наблюдается массовых выступлений по поводу судьбы бессудно брошенных в тюрьмы граждан; людей, арестованных по обвинению в подстрекательстве к мятежу или по поводу убийств во время так называемых «случайных столкновений»? Неужели это всего лишь надуманные несколькими правозащитными организациями проблемы?
Конечно же, они не надуманы. Они представляют собой огромную проблему. Тысячи людей оказались за решёткой по обвинению в подстрекательстве к мятежу или в результате применения «Закона о предотвращении противоправной деятельности». Иными словами их обвиняют в принадлежности либо к маоистам, либо — мусульманским «террористам». При этом больше всего удивляет полное отсутствие какой-либо официальной статистики. Всё, что нам остаётся, так это пойти и увидеть различные места собственными глазами, да получить от конкретных правозащитников собранную ими информацию по определённым районам. Пытки стали вполне приемлемой практикой правительства и полиции. Национальная комиссия по правам человека обнародовала доклад, в котором упоминается о гибели в полицейских участках 3000 задержанных в одном лишь прошлом году. Вы спрашиваете, почему нет массовых протестов? Так, потому что каждый, кто протестует, попадает в тюрьму! Либо его запугивают и терроризируют. Кроме того, не могу сказать, есть ли будущее у массовых движений в условиях политики инкорпорирования и разгрома НГО и реальности государственных репрессий и повальной слежки. Да, мы продолжаем вдохновляться «арабской весной», но приглядитесь немного пристальней, и вы увидите, что даже там людьми манипулируют и «играют». Мне кажется, что в ближайшем будущем «подрывная» деятельность получит приоритет над массовым сопротивлением. И, к сожалению, крайняя форма «подрывной» деятельности — терроризм.
Но не погрузимся ли мы в анархию без государства, апеллирующего к законодательству, и активно действующих полиции, спецслужб и даже вооружённых сил?
Мы очутимся в состоянии — не анархии, но войны — если мы не обратимся к причинам роста народного недовольства. Когда вы принимаете законы, которые служат богатым, помогают им держаться за свои богатства и накапливать их всё больше и больше, то инакомыслие и незаконная деятельность оказываются в почёте, не правда ли? В конце концов, я совершенно не уверена, что можно продолжать обирать миллионы людей, красть их землю, их средства к существованию, выталкивать их в города, затем сносить населённые ими трущобы и снова гнать их куда-то дальше и ожидать, что у вас получится погасить их гнев с помощью армии, полиции и тюремщиков. Но, возможно, я ошибаюсь. Может быть, это получится. Уморите их голодом, бросьте их за решётку, убейте их. И не забудьте назвать это «глобализацией с человеческим лицом».
Интервью брал Панини Ананд
Примечания
[1] «Закон о предотвращении терроризма» введён в 2002 году правительством Национального демократического альянса (ведущая сила коалиции — Индийская народная партия). Злоупотребления этим законом и связанный с ним рост коррупции среди полиции и судов вызвал массовое возмущение и критику со стороны правозащитных организаций. Во время предвыборной кампании 2004 года Объединённый прогрессивный альянс (и возглавляющий его Индийский национальный конгресс) использовал это недовольство в своих целях. И хотя формально «Закон о предотвращении терроризма» был в том же году отменён, новое правительство сразу внесло все входившие в него поправки в «Закон о предотвращении противоправной деятельности».
[2] Т.е. во внутренних районах страны.
[3] Возвращавшаяся с Международной книжной ярмарки в Дели журналистка и правозащитница Сима Азад была арестована вместе со своим мужем в феврале 2010 года. В 2012 году оба были осуждены на пожизненное заключение по обвинениям в «подстрекательстве к мятежу; членстве в запрещённой организации и ведении войны против государства». Главным «доказательством» их вины оказалась леворадикальная литература.
[4] Нарендра Дамодардас Моди (р. 1950) — индийский ультраправый политический деятель, член Национального секретариата Индийской народной партии. Занимал пост главного министра штата Гуджарат (2001—2014), премьер-министр Индии с 2014 года. С ранней юности был членом фундаменталистской националистической хиндуистской организации «Союз добровольных слуг родины», устраивавшей мусульманские погромы и разрушение их святынь. Благодаря хорошему образованию и деловым качествам быстро двигался по служебной лестнице в ИНП. Занимая пост главного министра штата, занимался подстрекательством к печально известному гуджаратскому погрому мусульман в 2002 году, а затем выступал с его апологией.
[5] Напоминаем, что речь идёт о событиях 2012 года. На тот момент Нарендра Моди ещё только пророчился в будущие премьер-министры Индии (главным образом крупными промышленниками, такими как Анил Амбани и Сунил Миттал).
[6] Эвфемизм для обозначения «случайных» жертв среди мирного населения во время проведения военной операции.
На языке оригинала опубликовано в журнале «Outlook» 2 июля 2012.
Перевод с английского и примечания Евгения Лискина.
Сюзанна Арундати Рой (р. 1961) — индийская писательница, публицист, актриса и общественный деятель левого толка. Лауреат Национальной кинопремии за лучший сценарий (1989; отказалась по политическим мотивам), Букеровской премии (1997), Ланнановской премии культурной свободы (2002), Сиднейской премии мира (2004), Премии Академии Сахитья, то есть Индийской государственной литературной академии (2006; отказалась по политическим мотивам), Премии им. Нормана Мейлера (2011) и др.
Родилась в Шиллонге в семье христианки (принадлежавшей к Сирийской православной церкви) из народа малаяли, известного педагога, получившей признание в том числе благодаря борьбе за права женщин, и бенгальского индуиста — владельца чайной плантации. Два года спустя родители развелись, детство Арундати Рой прошло в родном для её матери штате Керала. В 1981 году окончила архитектурный факультет Школы планирования и архитектуры (Дели).
В 1985 году сыграла роль в киноадаптации новеллы Джойса Кэри «Мистер Джонсон» — фильме «Сахиб Месси» (Massey Sahib). Затем Рой написала сценарий фильма «Когда Анни предаётся мечтам» (In Which Annie Gives it Those Ones, 1989), в котором рассказала о своём студенческом опыте (в фильме она также сыграла одну из ролей), и сценарий фильма «Электрическая Луна» (Electric Moon, 1992) — сатирической пародии на западных туристов, приезжающих в Индию в поисках «восточной экзотики», представление о которой ими почерпнуто из «массовой культуры».
Разочаровавшись в киноиндустрии, Арундати Рой обращается к литературе и в 1992 году начинает писать «Бог мелочей», полуавтобиографический роман, основанный на опыте детства в Керале. В книге она поднимает такие вопросы, как кастовая система, место женщины в индийском обществе, отношения между легальными коммунистами и подпольщиками-наксалитами (маоистами). Роман был закончен в 1996 году, и в следующем году принёс автору международное признание и Букеровскую премию. В 2006 году отказывается от присуждённой ей высшей литературной премии Индии — в знак протеста против политики индийских властей.
С начала 90-х А. Рой принимает активное участие в общественной жизни страны. В 1994 году выступает с критикой фильма Шекхара Капура «Королева бандитов» (Bandit Queen) за сексистскую эксплуатацию и извращение реальной жизни Пхулан Деви, индийской разбойницы и политического деятеля, заслужившей славу «Робин Гуда низших каст». А. Рой также участвует в кампаниях неогандистских движений против государственно-корпоративных мегапроектов, направленных на извлечение сверхприбылей и разрушительных для природы и общества Индии. Подвергает критике США, Индию, Израиль и Шри-Ланку за организацию государственного терроризма и военных интервенций. В 2010 году против Арундати Рой было возбуждено дело по обвинению в подстрекательстве к мятежу за её поддержку самоопределения для народа Кашмира.
Арундати Рой поддерживает и оказывает финансовую помощь радикальным женским организациям, организациям адиваси и далитов, одновременно подвергая жёсткой критике популистские «антикоррупционные» движения. Под воздействием происходящего у неё на глазах сращивания государства и крупных корпораций, создания ими частных армий и «эскадронов смерти» и полнейшего пренебрежения к человеческим жизням (главным образом национальных меньшинств, адиваси и далитов) быстро сэволюционировала от поддержки неогандистского ненасилия к радикальной критике наследия Махатмы Ганди с точки зрения антикастовой традиции и к обоснованию права народа на вооружённое сопротивление государственному терроризму и террору со стороны крупного капитала.
Автор таких книг, как «Бог мелочей» (The God of Small Things, 1997; рус. пер. 1999), «Конец воображения» (The End of Imagination, 1998), «Алгебра бесконечной справедливости» (The Algebra of Infinite Justice, 2002), «Туристический гид по Империи» (An Ordinary Person's Guide To Empire, 2004), «Слушая кузнечиков. Полевые заметки о демократии» (Listening to Grasshoppers: Field Notes on Democracy, 2010), «Сломанная республика. Три эссе» (Broken Republic: Three Essays, 2011), «В пути с товарищами» (Walking with the Comrades, 2011), «Капитализм. История о призраке» (Capitalism: A Ghost Story, 2014) и др.