«Он оставался верен себе, линии партии, надеждам
Испании. Он вел себя как коммунист и, значит, как
человек. Он простился с жизнью, зная, что выполнил
свой долг, что он воскреснет в наших знаменах и что,
когда пролитая им кровь остынет, свет его героической
жизни будет по-прежнему освещать жизнь его братьев».
Маркос Ана, испанский поэт-коммунист
Художник Ренато Гуттузо |
Еще недавно его имя было известно лишь немногим. Те, кто с ним работал и постоянно общался в Испании, знали только его подпольные клички. Для них он был представителем ЦК компартии, выразителем ее воли, организатором и руководителем той постоянной, кропотливой и упорной деятельности испанских коммунистов, которая совершенно неожиданно для франкистского правительства взрывалась забастовками, манифестациями, листовками или аршинными буквами на стенах домов и на заборах: «Амнистия!», «Долой Франко!», «Свобода!», будившими в людях надежду на то, что не вечно будет простираться над испанской землей темная ночь франкизма.
И вдруг это имя прогремело над потрясенной землей, стало известно сотням миллионов людей во всех уголках земного шара. Мужество, стойкость, непоколебимая убежденность этого коммуниста вызвали восхищение не только у друзей, но и у врагов.
Хулиан Гримау, арестованный франкистской полицией, подвергнутый зверским пыткам, но не сломленный, осужденный военным трибуналом и расстрелянный по его приговору, стал национальным героем испанского народа, и не только испанского. Ему посвящали свои стихи поэты, художники рисовали его мужественное лицо. Его именем называли улицы городов и пионерские отряды. Хулиан Гримау Гарсия, испанский коммунист, навсегда вошел в историю освободительной борьбы испанского народа как величайший символ мужества, чести и славы испанских коммунистов. Он встал в один ряд с такими борцами против фашистского мракобесия, как Г. Димитров, Э. Тельман, А. Грамши, Н. Белояннис и другие коммунисты.
О жизни Хулиана Гримау известно немного. Кадровый партийный работник, долгое время работавший в подполье, он не любил и не умел рассказывать о себе и всегда был верен правилам конспирации. Гримау родился в семье рабочего в Мадриде 18 февраля 1911 года. Детство его мало отличалось от детства десятков тысяч его сверстников с рабочих окраин Мадрида. Отец с утра и до поздней ночи был на работе, мать хлопотала по хозяйству, а маленький Хулиан вместе с братьями и товарищами носился по пустырям, купался в обмелевшем Мансанаресе[1], дрался с мальчишками. Семья жила бедно, но не голодала, и дети могли учиться.
Когда Хулиану исполнилось 8 лет, он пошел в школу. Худенький и даже болезненный, он учился хорошо, поражая своих товарищей упорством. Отец и мать очень хотели видеть Хулиана образованным человеком и тянулись буквально из всех сил, чтобы дать сыну образование. Годы учения пролетели быстро, и вот в его руках свидетельство об окончании школы.
Последние годы его учебы совпали с бурными событиями, потрясавшими Испанию. Рухнула диктатура Примо де Риверы[2], в Испании нарастала революция. Республиканские настроения охватили широкие слои народа, особенно молодежь. Хулиан с горячим сердцем прислушивается к ожесточенным спорам, кипящим на улицах, в дешевых кафе, жадно читает газеты. Его восхищает подвиг капитанов Галана и Эрнандеса, поднявших гарнизон города Хака против монархии и расстрелянных по приговору королевского суда[3].
Поступив на работу в Иберо-американское издательство, один из центров деятельности республиканских партий, Гримау, как и десятки служащих и рабочих этого издательства, становится убежденным республиканцем. Ему было 20 лет, когда в результате революционной борьбы трудящихся масс в стране рухнул монархический режим, и победила буржуазно-демократическая революция. Хулиан был среди тех, кто срывал с правительственных зданий флаги павшей монархии, буйно торжествуя победу и провозглашение республики. Он вступает в республиканскую партию[4].
Хулиан верил в только что родившуюся республику и, как миллионы испанцев, возлагал на нее большие надежды. Он приветствует ее первые шаги, не замечая еще, что смена декораций не привела к коренным социально-политическим изменениям в стране, что крестьяне, как и прежде, гнут спину на помещиков, что рабочие по-прежнему голодают, что гражданская гвардия (жандармерия), как и при монархии, расстреливает народные демонстрации. Он верит в честность и добропорядочность лидеров республиканских партий и не понимает, почему недавно вышедшая из подполья коммунистическая партия говорит, что революция еще не закончена.
Победа реакции на ноябрьских выборах 1932 года, растущая угроза фашизма вызывают у него гнев и возмущение. Хулиан готов драться против реакции, но он не видит еще иных путей спасения республики, кроме тех, которые предлагают лидеры республиканских партий. Октябрьская всеобщая забастовка 1934 года, восстание астурийских шахтеров и его зверское подавление потрясли его[5]. И когда по призыву компартии в стране развертывается движение за создание Народного фронта, Хулиан горячо поддерживает этот призыв.
В начале 1936 года все демократические партии Испании объединились в Народный фронт, который 16 февраля одержал внушительную победу на выборах в кортесы. Гримау принимал самое горячее участие в проведении выборов, агитируя среди рабочих и служащих за кандидатов Народного фронта. Активное участие в борьбе с фашизмом не прошло для него даром. Если раньше Гримау с недоверием относился к коммунистам, то теперь, когда он плечом к плечу с ними сражался против фашизма, он не мог не признать, что компартия является наиболее стойким и последовательным защитником республики. Гримау все чаще прислушивался к голосу коммунистов, читал центральный орган КПИ газету «Мундо обреро», посещал организуемые компартией митинги.
Мировоззрение Гримау быстро менялось. Он освобождался от наивных представлений, его республиканские идеи приобретали новую окраску по мере того, как он знакомился со взглядами коммунистов. Даже в то бурное время он старается много читать, хотя идеи марксизма-ленинизма он черпает в основном не из книг, а из жизни, из практики борьбы с фашизмом. Нужен был лишь толчок, который ускорил бы этот процесс созревания Гримау, процесс превращения его в пролетарского революционера.
Таким толчком явился начавшийся 18 июля 1936 года военно-фашистский мятеж генерала Франко, переросший в ожесточенную гражданскую, а затем в связи с итало-германской интервенцией в национально-революционную войну испанского народа.
Хулиан Гримау был в числе тех, кто штурмовал казармы «Ла Монтанья» и подавил фашистский мятеж в столице. Мятеж лишил республику не только ее вооруженных сил, но и сил охраны общественного порядка. И Гримау, как и сотни других членов республиканских партий, коммунистов и социалистов, вступает в ряды создаваемой народом новой республиканской полиции.
Служба в полиции требовала от Гримау хладнокровия, мужества и стойкости. Положение в Мадриде после подавления мятежа было крайне сложным. Тысячи фашистов укрылись в иностранных посольствах, диверсанты обстреливали с крыш домов митинги и народные манифестации, ракетами указывали самолетам мятежников военные объекты. Вырвавшиеся в бурные июльские дни из тюрем уголовники также доставляли массу хлопот новой полиции. Вся эта нечисть — шпионы, диверсанты, громилы, жулики, всякого рода проходимцы и замаскировавшиеся фашисты, кишевшие в тылу республики, — составляли так называемую пятую колонну, на которую мятежники и интервенты возлагали большие надежды. Борьба на этом «невидимом» фронте была не менее тяжелой и опасной, чем в окопах Сьерры-Гвадаррамы или Каса-де-Кампо[6]. Днем и ночью Гримау принимает участие в чистке Мадрида от «пятой колонны», вызывая у товарищей восхищение своим мужеством и хладнокровием.
Когда войска генерала Франко приблизились к Мадриду, и над республикой нависла смертельная угроза, в душе Гримау созрело окончательное решение: он должен стать коммунистом. В самые тяжелые дни боев за Мадрид, в ноябре 1936 года, когда фашистские войска стояли у стен города, Гримау подает заявление с просьбой о приеме в компартию. С тех пор он связывает всю свою жизнь с компартией, отдавая все свои силы тому делу, за которое боролась партия.
Едва спало напряжение под Мадридом, Гримау направляют в Валенсию, куда переехало правительство. Несколько месяцев он ведет борьбу с «пятой колонной» в этом городе. В середине 1937 года Гримау был направлен в Барселону, где он возглавляет следственный отдел полиции. При его активном участии было раскрыто немало контрреволюционных и шпионско-диверсионных групп.
Впоследствии, когда франкистская охранка арестовала Гримау, ему предъявили обвинение в том, что он как начальник следственного отдела барселонской полиции якобы отдавал приказы о применении пыток к арестованным фашистам и виновен в убийстве десятков «невинных людей». Франкистские газеты «Арриба», «АБС» и другие, итальянская реакционная газета «Эль Секоло» опубликовали фальшивки, подтверждающие его «преступления». Трудно представить себе более чудовищную клевету. Кто не знает, к каким трагическим последствиям для испанского народа привел мятеж Франко?! Более миллиона человек погибло во время войны, более 200 тысяч антифашистов было расстреляно и замучено франкистскими палачами после ее окончания. Десятки и сотни тысяч испанских патриотов были брошены Франко в тюрьмы, где они подвергались и подвергаются самым изощренным пыткам. «На большинстве пребывающих в тюрьме, — писали в своем обращении к мировой общественности заключенные тюрьмы Овьедо, — видны следы жестоких пыток. Все мы хорошо знаем, что представляют собой эти пытки: стояние на коленях в течение многих часов на горохе, рисе или гравии, вкалывание щепок в пальцы, избиение дубинками, плетками или мокрыми полотенцами, когда не хотят, чтобы оставались следы от побоев, топтание ногами, подвешивание за волосы или за руки, выкручивание половых органов или применение любого другого метода пытки, который агенты франкистской полиции найдут нужным».
Хулиан Гримау, человек исключительной сердечности, душевно мягкий, не только не совершал приписываемых ему «преступлений», но и не мог совершить их. Мало того, известно, что республиканские власти вообще проявляли неоправданную мягкость, когда речь шла об арестованных фашистах. Достаточно сказать, что за 1936—1937 годы народные суды республики рассмотрели дела 46 064 обвиняемых фашистов, но только 1318 из них были приговорены к смерти. Известно также, что в разгар войны в 1938 году правительство республики отменило смертную казнь и обратилось к Франко с призывом отменить смертную казнь на захваченной его войсками территории, на что Франко даже не ответил.
В начале 1939 года положение республики стало крайне тяжелым. Фашистские войска прорвали фронт в Каталонии. Захвачена Барселона. Вместе с сотнями тысяч беженцев и остатками каталонской армии Гримау перешел французскую границу. Французские власти, помогавшие триумвирату смерти — Франко, Гитлеру и Муссолини — душить Испанскую республику, встретили беженцев и республиканских бойцов как врагов. Их загнали в спешно созданные концлагеря. Несколько месяцев Гримау томился во французском концлагере, но оставался все тем же стойким коммунистом.
В конце 1939 года вместе с тысячами испанских эмигрантов он покидает Францию. Партия дает ему ответственное поручение: работать с коммунистами, эмигрировавшими в Центральную Америку. Несколько месяцев он живет и работает в Сан-Доминго, а в середине 1940 года переезжает на Кубу.
Республика пала, в Испании торжествовал фашизм, гитлеровская коричневая чума расползалась по Европе, но борьба продолжалась. Гримау работает в газетах, издаваемых испанскими эмигрантами и кубинскими коммунистами, затем на радио. Он часто выезжал в различные районы Кубы, налаживал связи, вел дискуссии с капитулянтами, поддерживал павших духом.
Когда местные власти, обеспокоенные активностью испанских коммунистов, начали их преследовать, Гримау, по поручению партии, переходит на работу в нелегальный пропагандистский аппарат, контролирует деятельность местных парторганизаций. Гримау в совершенстве овладевает методами конспирации, становится кадровым партийным работником.
Долгие годы эмиграции не сломили. Гримау, не сломили его веры в испанский народ, в торжество идей коммунизма. Он много читал, внимательно изучал проблемы рабочего и коммунистического движения. «...У него была невероятная работоспособность, — рассказывал генеральный секретарь КПИ С. Каррильо. — Он работал всегда. Работал столько, сколько не могли работать другие. Он вставал в шесть часов утра, и в три часа ночи его можно было застать еще за работой. Для него не существовало ни часов отдыха, ни воскресений. У него всегда была масса дел, он всегда спешил. Он весь был отдан партии, делу». О себе Гримау никогда не думал и всегда был готов прийти на помощь товарищу. Таким он остался и тогда, когда в 1947 году вернулся во Францию.
В то же время он был необычайно общителен, любил при случае посидеть с друзьями за бутылкой вина, поиграть в бильярд, перекинуться шуткой или острым словцом, разыграть приятеля, спеть. Он любил жизнь во всех ее проявлениях, но был очень скромен и даже застенчив, когда речь шла о нем самом. В Париже Гримау встретил девушку, дочь социалиста, расстрелянного палачами Франко. Но прошли долгие годы, прежде чем он предложил руку и сердце Анхеле. В 1951 году они поженились. Вскоре у них одна за другой родились две девочки — Долорес и Кармен. Гримау был создан для семейной жизни, страстно любил детей, но ему никогда не удавалось долго жить с семьей.
Вернувшись во Францию, Гримау с головой окунулся в партийную работу. По заданию ЦК он занимается вопросами, связанными с организацией партизанского движения в Испании. Это была сложная и трудная работа, требовавшая от него огромной выдержки, изобретательности, гибкости и, главное, максимальной осторожности и бдительности, ибо малейшая оплошность могла привести к большим потерям не только среди партизан, но и среди товарищей, работавших во Франции, где власти объявили испанских коммунистов вне закона.
В 1948 году, когда КПИ совершила крутой поворот в своей тактике, взяв курс на развертывание в Испании массового антифранкистского движения, и приняла решение о прекращении партизанской борьбы, Гримау начинает работать в аппарате ЦК. Но он все время рвется в Испанию, неоднократно просит руководство партии направить его на нелегальную работу в страну.
В 1954 году в жизни Гримау произошло большое событие. На V съезде КПИ его избирают членом ЦК. В начале 1958 года осуществилось заветное желание Гримау: ЦК направил его в Испанию как своего представителя для контроля и помощи подпольным организациям партии в стране. Гримау не сидит на одном месте. Он работает во многих провинциях страны, а последнее время — в Мадриде.
Гримау приходилось работать в очень трудных условиях. За ним охотились ищейки охранки, но он был прекрасным конспиратором. Долгие годы полиция постоянно чувствовала его присутствие, но не могла добраться до него. Он начал свою деятельность в Испании в тот момент, когда коммунистическая партия поставила перед собой задачу объединить все оппозиционные силы страны, чтобы мирным путем добиться свержения диктатуры Франко. Гримау принимал самое активное участие в разъяснении политики национального согласия, провозглашенной партией. Он был одним из тех, кто организовывал и проводил День национального согласия в 1958 году и всеобщую Национальную забастовку в 1959 году, кто подготовил массовые апрельско-майские забастовки 1962 года. Несколько лет он не отдыхал, работая упорно изо дня в день, собирая и сплачивая силы антифранкистов. Лишь изредка ему удавалось увидеть семью, чаще всего эти «свидания» происходили в письмах, но даже в письмах к жене он говорил в основном о политике.
Когда в апреле 1962 года вспыхнула героическая забастовка астурийских шахтеров, поддержанная вскоре рабочими других провинций, Гримау был счастлив. В одном из своих писем в ЦК он писал, что забастовки астурийцев создали в Мадриде «прекрасную боевую обстановку и оказывают нам огромную поддержку. Момент вполне подходящий для призыва ко всеобщей забастовке. Конечно, у нас совершенно нет времени, но этого требует обстановка, а также наш долг… Соберем все наши силы и выполним наш священный долг». В другом письме он писал: «Наблюдается существенный прогресс: повышается боеспособность масс… Люди повсюду выражают свой энтузиазм. Старые соратники вновь набирают силы. Некоторые из них говорят: усилия последних лет не были напрасными».
Гримау вел упорную подготовку к проведению массовых забастовок в Мадриде. «Верьте нам, — сообщал он в ЦК, — мы понимаем всю ответственность переживаемого момента. Мы не пожалеем сил и энергии».
После окончания забастовок, потрясших франкистский режим и углубивших его кризис, ЦК предложил Гримау выехать во Францию для отдыха, Но он вновь отказался. Считая ситуацию в стране критической, он просил ЦК «не форсировать вопрос» об отзыве. Узнав, что его желание удовлетворено, он писал: «Меня радует, что мой отдых откладывается до более подходящего момента. Это полностью совпадает с моими желаниями. Необходимо не ослаблять наши силы в такие тяжелые моменты для мира и для нашей родины».
Одной из причин, побудивших его остаться в стране, был кризис в районе Карибского моря. Гримау работает как одержимый. Он мобилизует все силы парторганизации на разъяснение массам той смертельной угрозы делу мира и будущего Испании, которую создала агрессивная политика США в отношении Кубы. Мадрид засыпан листовками — обращениями ко всем слоям населения, к солдатам и офицерам армии, к силам безопасности. Они призывают мадридцев сказать решительное «нет» американским базам в Испании и добиваться провозглашения нейтралитета страны. «Никто не закрывал и не закрывает глаза на серьезность международной ситуации и на последствия, которые она может иметь для нашей страны, — пишет он в ЦК партии. — По моему мнению (и с этим согласны все партийные комитеты), мы сделали очень большой шаг вперед, пробудив в народе сознание реальной опасности возникновения мировой войны и пагубных последствий, которые она может иметь для нашей страны. Борьба за мир в эти дни поставлена на первый план, и мы должны сделать все, чтобы так было всегда».
Другой причиной, заставившей его остаться в Испании, была волна репрессий, захлестнувшая страну после апрельско-майских забастовок. Франкистская охранка свирепствовала, арестовывая сотни людей. В Бильбао ей удалось схватить члена ЦК КПИ Рамона Ормасабаля[7] и многих товарищей. Мадридская организация также не избежала потерь. Вот почему Гримау просил ЦК не форсировать вопрос о его отзыве, считая момент неподходящим, так как полиция ищет товарищей, «отличившихся в апрельских, майских и в последующих событиях», чтобы ослабить партию и предотвратить новые выступления. По его мнению, отъезд во Францию в такой момент был бы не самым удачным решением вопроса и мог создать большие трудности для деятельности коммунистов Мадрида.
Гримау не знал, что полиция с помощью провокатора Лары, пробравшегося в парторганизацию, уже выследила его. 8 ноября 1962 года после полудня Гримау должен был встретиться с товарищем. На улице Раймундо Фернандес Вильяверде он сел в автобус. Вместе с ним в автобус сели агенты полиции. Гримау почувствовал слежку. Он рванулся к выходу, но тут же был схвачен. Это произошло в 16 часов 40 минут. А еще через 20 минут Гримау был доставлен в Главное управление безопасности на площади Пуэрта-дель-Соль.
В Управлении безопасности Гримау предложили заполнить анкету и декларацию. Гримау знал, что его ожидает, но он спокойно взял ручку и написал: «Я, Хулиан Гримау Гарсия, родившийся в Мадриде 18 февраля 1911 года, сын Энрике и Марии, заявляю, что я — член Центрального Комитета Коммунистической партии Испании и что я нахожусь в Мадриде для выполнения своего долга как коммунист». После этого заявления он твердо и решительно отказался давать какие-либо показания.
Х. Гримау (помечено крестиком) |
Взбешенные палачи набросились на Гримау и подвергли его столь зверскому избиению, что он потерял сознание. Думая, что он умер, агенты распахнули окно и выбросили его со второго этажа в переулок Сан-Рикардо, где в это время собрались разносчики газет, ожидавшие свежих номеров. Это произошло 8 ноября, в 18 часов 45 минут. Полицейские так торопились, что даже забыли снять с рук Хулиана наручники.
Опасаясь, что Гримау будет опознан, полиция тут же доставила его в клинику, где 9 и 13 ноября хирург Теодоро Дельгадо буквально воскресил Гримау, сделав ему сложнейшие операции. Но едва Гримау пришел в себя, как его тут же направили в тюремный госпиталь «Иесериас», где он вновь оказался в руках начальника социально-политической бригады полковника Эймара.
Это чудовищное преступление охранки вызвало такое возмущение в стране и за рубежом, что власти поспешили оправдать себя и сразу же после его ареста распространили лживое сообщение о том, что Гримау, будучи доставлен в Управление безопасности, пытался покончить жизнь самоубийством. «Прежде чем его допросили, — говорилось в официальном сообщении, — он бросился с балкона комнаты, в которой он находился (первый этаж), и упал в переулок Сан-Рикардо, причинив себе тяжелые повреждения».
Разоблачая эту фальшивку, С. Каррильо говорил: «Те, кто знаком с Хулианом Гримау, хрупкого телосложения, но обладающим силой духа и моральной стойкостью титана, хорошо знают, что он никогда бы не решился на самоубийство… Хулиан Гримау — это образцовый коммунист, это герой, это один из тех, кто отдает свою жизнь партии в неустанной работе днем и ночью, кто в ответственные моменты не колеблется и не оглядывается назад. И все это делается без шума, скромно, без ожидания другой награды, кроме чистой совести и сознания выполненного долга перед своим классом, своим народом и своей партией. Хулиан Гримау — это один из тех людей, которые заставили одного французского священника, свидетеля по делу Ормасабаля, Перикаса, Ибарролы и Марии Дапены, заявить: “Этих героических людей можно сравнить с первыми христианами”»[8]. Итальянский адвокат Фаусто Тарзитано, которого допустили на процесс Гримау, заявил потом журналистам: «Я видел это тюремное оконце, огражденное решеткой. Оно настолько мало, что из него могла бы выпрыгнуть только кошка».
Но как бы то ни было, франкистские власти пытались усиленно замести следы преступления, тем более, что во всем мире оно вызвало бурю возмущения и протестов. Распространяя фальшивки, франкистские власти в то же время пытались успокоить общественное мнение, уверяя, что Гримау будет судить не военный, а гражданский суд.
Изувеченный, но не сломленный лежал в тюремной больнице Гримау. Английский врач Арон Рапопорт, находившийся в Мадриде в марте 1963 года, рассказывал, что положение Гримау было крайне тяжелым. «Гримау похож на привидение: вся левая часть его лица изуродована; на висках заметен глубокий шрам — след раны, которая затронула, по всей очевидности, также и мозг. В настоящее время Гримау похож на человека, который частично потерял память. Вследствие перелома костей его руки парализованы». И этого искалеченного и измученного болями человека продолжали допрашивать агенты охранки. Но Гримау никого не назвал, никого не выдал, повторяя только одно: «Меня зовут Хулиан Гримау. Я сын такого-то...»
Именно тогда в недрах франкистской охранки родился новый, чудовищный план. Не располагая никакими компрометирующими Гримау данными и не имея возможности привлечь его к ответственности за политическую деятельность, Франко и его заплечных дел мастера выдвинули против Гримау обвинение в совершении во время гражданской войны преступлений против человечности.
В течение четырех месяцев охранка готовилась к процессу, собирая показания «свидетелей», фабрикуя различные фальшивки и «доказательства» виновности Гримау. Палачи торопились, опасаясь, что растущее во всем мире движение протеста вырвет Гримау из их рук.
18 апреля 1963 года Гримау предстал перед судьями военного трибунала. Военный трибунал представлял собой пародию на суд. Ни один из «свидетелей», на которых ссылалось обвинение, не мог «прибыть на суд». Самому Гримау, который держался перед судом спокойно и с огромным достоинством, не давали говорить, требуя, чтобы он отвечал на вопросы только «да» или «нет». Когда же Гримау сказал, что он «не пытался покончить жизнь самоубийством», его грубо оборвали. То же самое судьи сделали, когда Гримау решительно отклонил обвинение в том, что он применял пытки в отношении арестованных во время войны фалангистов и виновен в их смерти.
«…Я вступил в коммунистическую партию в 1936 году. Я член Центрального Комитета. Я вернулся в Испанию, чтобы работать для восстановления демократического режима, который обеспечил бы испанскому народу максимальную свободу. Я коммунист и буду им до конца моей жизни…» — твердо заявил Гримау своим палачам.
В своем последнем письме жене от 12 апреля он писал: «Когда приговор будет вынесен, сообщу тебе о результате. Прошу тебя быть спокойной и не волноваться. Я жду приговора спокойно, да иначе и быть не может… Девочкам ничего об этом не говори. Они еще успеют узнать. Пусть играют и будут счастливы». Гримау знал, что его приговорят к смерти, но и зная это, он стремился успокоить семью, вселить в нее надежду. Он знал приговор еще до того, как его зачитали, но не молил о пощаде.
Мужество Гримау потрясло даже его защитника капитана Ребольо Альвареса Аманди, заявившего на суде, что Гримау судят не за вымышленные уголовные преступления, а за политическую деятельность.
Суд окончен. Но даже привыкшие ко всему судьи не рискнули объявить Гримау приговор. Гримау отвезли в тюрьму Карабанчель и впервые поместили в общую камеру. Товарищи пытались его утешить, подбодрить, высказывали надежду, что приговор не будет слишком суров. «Не стройте иллюзий, меня обязательно расстреляют, — сказал Гримау своим товарищам. — Моя участь предрешена уже давно. Я буду последней жертвой франкизма… Но моя кровь не прольется напрасно. Она, без всякого сомнения, еще более усилит изоляцию режима и ускорит его падение. Я прошу вас лишь об одном: храните единство, будьте твердыми, продолжайте бороться здесь, а когда вы выйдете на свободу, оставьте в стороне все, что может вас разделить, и поставьте на первый план то, что нас всех объединяет, — борьбу за окончательную ликвидацию франкизма».
Вечером ему сообщили приговор: смертная казнь. Приговор утвержден генерал-капитаном Мадридского округа Валиньо. Только кабинет министров мог отменить решение суда.
Сообщение о том, что Гримау приговорен к смерти, вызвало бурю возмущения во всем мире. Повсюду проходили грандиозные демонстрации и митинги с требованием отмены несправедливого приговора. Испанские посольства буквально осаждались толпами возмущенных людей. В адрес Франко непрерывным потоком шли резолюции протеста, телеграммы и письма с одним требованием — помиловать Гримау. Бельгийская королева Елизавета, кардинал Парижа Фельтини, примас Испании кардинал Пла и Даниэль, папский нунций в Мадриде, ученые и писатели с мировым именем и даже некоторые министры испанского правительства призывали Франко внять голосу мировой общественности и отменить смертный приговор.
Но несмотря на сотни и сотни обращений, Франко остался непреклонен. Ему нужен был мертвый Гримау. Казнь Гримау должна была устрашить народные массы и приостановить процесс распада франкистского режима, связав его сторонников общностью преступления и пролитой кровью.
На рассвете 20 апреля Хулиана Гримау повели на расстрел. Его вывели во внутренний дворик тюрьмы, где уже была выкопана могила. Но и перед смертью он держался так же мужественно и стойко, как ранее перед агентами охранки и перед трибуналом. Доставленный к месту казни, он бросил в лицо палачам: «25 лет я был коммунистом и умру коммунистом». Он отказался исповедоваться священнику. Когда солдат попытался завязать ему глаза, Гримау сказал ему: «Не завязывайте мне глаза. Я коммунист и всегда без страха смотрел смерти в лицо. Нет страха у меня и сейчас. Приписываемые мне преступления вымышлены. Я никогда не совершал никакого преступления. Меня убивают только за то, что я посвятил свою жизнь защите интересов народа».
«Гримау, народ тебя не забудет» |
Франко не рискнул поручить исполнение приговора испанским солдатам, и Гримау расстреливал отряд наемников. Но и они были настолько потрясены мужеством Гримау, что не смогли убить его сразу, и лейтенанту франкистской охранки, командовавшему взводом, пришлось добивать Гримау. Офицер несколько раз выстрелил в распростертого на земле Гримау, прежде чем он умер.
Гримау похоронили на тюремном кладбище. Но и мертвый, он был страшен для франкистских палачей. Долгое время его могилу охраняли, чтобы никто не мог подойти к ней.
Весь мир был потрясен трагедией, разыгравшейся в Мадриде. Тысячные толпы двинулись к посольствам и консульствам Испании. Море цветов, как последняя дань живых погибшему, заполнило тротуары и мостовые перед посольствами Испании в Лондоне и Париже, Риме и Копенгагене. На 10 минут замерла жизнь в Италии. Трудящиеся всего мира выражали свой протест.
«В эти часы боли и возмущения мы, коммунисты, кровавыми слезами оплакиваем нашего дорогого и прекрасного Хулиана Гримау. Ничто не может утешить нас в этой огромной потере и в тех, которые мы понесли в нашей длительной борьбе за свободу Испании… Мы отомстим за это преступление, установив в Испании самый гуманный режим, демократический строй, который положит конец духу гражданской войны и кровавым репрессиям, строй, который обеспечит всем испанцам вне зависимости от их убеждений или религии жизнь и свободу», — говорил генеральный секретарь КПИ С. Каррильо.
Гримау погиб, но Франко не достиг своих целей. Испанские коммунисты не дрогнули. «Погибший Хулиан Гримау стал знаменем борьбы, — заявила председатель КПИ Д. Ибаррури, — он с нами, он жив и будет жить в сердцах новых поколений, которые идут по пути коммунизма, по дороге победы. Хулиан Гримау был казнен от имени фашистского закона. Во имя народного дела лучшие представители испанской молодежи идут и пойдут с коммунистической партией, будут бороться так, как боролся Хулиан Гримау, как боролись многие тысячи героев, показавших пример революционной борьбы, героев, которые пали в этой борьбе, но пали непобежденными».
Убийство Гримау вызвало широкое движение протеста и по всей Испании. В адрес правительства поступили сотни осуждающих это чудовищное преступление писем и телеграмм. В Мадридском университете состоялась антифранкистская манифестация. На демонстрации в Барселоне 2 мая сотни людей скандировали «Франко — убийца!» В Севилье по улицам прошли молчаливые колонны демонстрантов. На десятках предприятий Мадрида, Барселоны, Бильбао, Астурии и других городов и провинций рабочие почтили память Гримау минутами молчания. Не страх, а гнев охватил трудовой народ Испании, не паника и растерянность, а стремление к еще большему единству царили в рядах оппозиции. Даже те испанцы, которые еще поддерживают диктатуру Франко, испытывали жгучий стыд. Один из фалангистов писал Анхеле Гримау: «Быть может, вам, как и правительству моей страны, покажется странным, что фалангист обращается к вам с этим письмом…, я уверен, что среди фалангистов многие, как и я в этот момент, хотели бы спрятать свой стыд и свою скорбь в связи с этим актом…» Тысячи и тысячи испанцев увидели в жизни и подвиге Гримау яркий образец того, что такое коммунист, коммунистическая партия. Гримау показал всему миру великий пример подлинного героизма.
Комментарии
[1] Мансанарес — река, протекающая через Мадрид.
[2] Диктатура генерала М. Примо де Риверы (установлена в 1923 г.) пала 28 января 1930 г.
[3] Речь идет о неудавшейся попытке свержения монархии в Испании в декабре 1930 г. 17 августа 1930 г. буржуазные республиканцы, автономисты и Радикал-социалистическая партия при участии отдельных лидеров Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП) на тайном совещании в г. Сан-Себастьян заключили «Сан-Себастьянский пакт» о совместных действиях по свержению монархии и созданию Революционного комитета. В октябре 1930 г. к пакту присоединилась ИСРП. На 12 декабря было назначено восстание, которое планировалось поддержать всеобщей забастовкой. Однако под впечатлением от мощных политических стачек, прокатившихся осенью 1930 г. по стране, буржуазное руководство Революционного комитета, опасаясь потерять контроль над антимонархистскими выступлениями, перенесло дату начала действий, отказалось от вооруженного восстания и вообще дезорганизовало заговорщиков. 12 декабря, не получив сообщения об изменении планов, восстал гарнизон г. Хаки. Восстание было подавлено, его лидеры Ф. Галан Родригес и А. Гарсиа Эрнандес расстреляны. Разрозненные восстания и забастовки в разных районах страны были подавлены, члены Революционного комитета — арестованы или бежали за границу.
[4] В Испании, разумеется, было несколько республиканских партий. Х. Гримау в 1935 г. стал членом Левой республиканской партии.
[5] Речь идет об Астурийской коммуне (официальное название: Республика рабочих и крестьян Астурии). Астурийская коммуна существовала с 6 по 18 октября 1934 г. 4 октября в ответ на включение в состав испанского правительства министров — членов клерикально-фашистской Испанской конфедерации автономных правых (СЭДА) во многих районах Испании началась всеобщая забастовка, переросшая в отдельных местах в уличные бои и вооруженные восстания. К 9 октября вооруженное сопротивление рабочих везде в Испании, кроме Астурии, было подавлено, а в Астурии рабочие (в основном шахтеры) взяли в тяжелых боях власть в свои руки, сформировали Красную армию и революционное правительство — Провинциальный революционный комитет. После ожесточенного двухнедельного сопротивления Астурийская коммуна была разгромлена силами всей испанской армии и специально доставленных в Астурию частей Иностранного легиона и марокканских подразделений. После падения Коммуны в Астурии был развернут «белый террор», распространившийся на 30 тыс. человек.
[6] Сьерра-Гвадаррама (Сьерра-де-Гуадаррама) и Каса-де-Кампо — зоны наиболее ожесточенных боев за Мадрид в 1936 г., в которых франкисты создали реальную опасность прорыва в город. Бои в горах Сьерра-Гвадаррамы, к северу от Мадрида, развернулись в июле-августе 1936 г.; несмотря на все усилия фашистов сломить сопротивление республиканцев, наступление на Гвадаррамском фронте захлебнулось 10 августа. Каса-де-Кампо — городской сад на западе Мадрида, где развернулись кровопролитные бои в ноябре 1936 г., достигшие крайнего ожесточения 7—9 ноября (7 ноября франкисты обещали взять Мадрид). К 10 ноября мятежники заняли основную часть Каса-де-Кампо и попытались захватить Университетский городок, но из-за героического сопротивления республиканцев им не удалось это сделать (подробнее см.: Бои в Университетском городке).
[7] Ормасабаль Тифе Рамон (1910—1982) — видный деятель коммунистического движения в Испании, многолетний руководитель Коммунистической партии Страны Басков (КПСБ). В революционном движении с 1930 г., после разгрома Астурийской коммуны бежал в Памплону. В 1935 г. — один из учредителей КПСБ, партийный активист в провинции Бискайя. Во время гражданской войны — член Совета обороны Бискайи, действовавшего до создания осенью 1936 г. Баскского правительства. Главный редактор центрального органа КПСБ «Эускади роха». В 1939 г. был арестован франкистами, год спустя бежал из тюрьмы, перебрался в США, затем в Латинскую Америку, где занялся восстановлением партии. В 1946 г. приехал во Францию, организовывал деятельность КПСБ как в эмиграции, так и в подполье. В 1962 г. арестован в Стране Басков, обвинен в организации забастовок в Гипускоа и Бискайе и приговорен к 20 годам заключения. Отбыл в тюрьме 8 лет, после выхода на свободу избран генеральным секретарем КПСБ. С 1977 г. и до конца жизни занимал пост председателя партии.
[8] Процесс над группой баскских коммунистов (Р. Ормасабалем, А. Ибарролой, Х.М. Ибарролой, Г. Родригесом, М.Ф. Дапеной, Г.Х. Вилотой, В. де Николасом, А.Х. Перикасом, А. Пересом Саласаром и Э. Мухикой), обвиненных в организации забастовки в Астурии в апреле 1962 г., состоялся в ноябре того же года. Все подсудимые были приговорены к срокам заключения от 4 до 20 лет.
Опубликовано в книге: Жизнь, отданная борьбе. М.: Наука, 1964.
Комментарии Александра Тарасова.
Марклен Тихонович Мещеряков (1927—1993) — советский историк, специалист по истории Гражданской войны в Испании (1936—1939 гг.).